Семейные ценности Николаса Никсона

Начало одной из самых странных серий в истории американской фотографии было предельно прозаичным: в июле 1975 года Николас Никсон снял на простую камеру с 35-миллиметровой пленкой свою жену Бебе и трех ее сестер — Хизер, Мими и Лори. Им было от пятнадцати до двадцати пяти.

Неординарным стало продолжение истории: Никсон повторяет снимок каждый год. В 2017-м он сделал сорок третий портрет этой серии. Сестры и фотограф состарились, однако дух и смысл изображений остаются прежними.

Встреча с реальностью

Семейная жизнь основана на своих ритуалах и традициях. Особенно это чувствуется в Америке, где национальные праздники и дни рождения родителей раз за разом собирают вместе разбросанных по разным штатам родственников. У каждой семьи в стране есть рождественские фотографии, которые по внутреннему устройству не отличаются от никсоновской серии. В чем разница?

Мало какая реклама сегодня обходится без соблазняющего женского образа. Но при этом настоящие женщины — стареющие, переживающие, не приукрашенные — редкость в культурном поле. Серия Никсона имеет колоссальное значение: он, сам того не подозревая (фотограф утверждает, что начал эту серию как лекарство от скуки), вводит в современную фотографию реальность — с ее бегом времени и монотонностью обычной жизни.

Исход снимка порой решает одна пятисотая доля секунды; кажется, что заниматься фотопроектом на протяжении сорока трех лет — почти безумство. Но Никсон взял в союзники годы и десятилетия.

Четыре молодые девушки в светлом пронзительно смотрят в объектив. Фотограф им знаком, но все равно в позах, взглядах, в атмосфере снимка читается неповиновение, тихий бунт.

Проходит шесть лет, сестры в шортах. Лето, трава. Сестры взрослее, увереннее в себе. Жизнь длится, не меняются лишь буравящие взгляды четырех женщин. Никсона словно по-прежнему примеряют на роль зятя.

Рассматривая его фотографии, я вспоминаю слова писательницы Кристы Вольф: «Прошлое никогда не мертво, на самом деле это даже не прошлое». Стоящие в ряд на фоне пейзажа, сестры Браун отрицают прошлое: мы уйдем, а они останутся.

Работы этой серии производят на людей гипнотический эффект. Впервые выставленные в Испании, 36 фотографий сестер Браун заставляли зрителей плакать.

Книга смерти

У Никсона высокая репутация среди фотографов не только благодаря серии с сестрами Браун. Он известен снимками семейной жизни Family Pictures и серией об умирающих от СПИДа People with AIDS.

Предисловие к People with AIDS супруга фотографа Бебе Браун начинает словами: «Это книга о пятнадцати персонажах. В ней очень мало их ежедневной жизни. Вся книга — об их болезни, умирании и смерти». Эта фраза моментально задает тон: на страницах книги разворачивается страшная трагедия Америки конца 80-х.

«Когда мы начали проект, мы ничего не знали о болезни. К зиме 1986-го мир, в котором мы так долго комфортно существовали, превратился в незнакомое место, которое подвергло сомнению все, что казалось правдой, все, что казалось надежным и безопасным. Друзья и друзья друзей умирали от СПИДа. Уверенность в медицине растворилась в отчаянии, когда открылась ошеломляющая сила болезни».

Работы этой серии производят на людей гипнотический эффект. Впервые выставленные в Испании, 36 фотографий сестер Браун заставляли зрителей плакать.

Никсон показывает истории умирающих людей, записывает их голоса. Простые люди, избранные злым роком.

«Из-за болезни у меня нет цели в жизни, нет будущего. Я получила СПИД от моего бойфренда Хосе, — рассказывает Элизабет Рамос, мать двух мальчиков. — Я никогда не употребляла наркотики. Никогда не гуляла. Хосе — наркоман. Он долго отрицал свою болезнь, наговаривал на меня. Затем ему стало плохо. Он продолжал врать, утверждая, что у него рак кожи. В конце концов я спросила его: „Я получила болезнь от тебя?“ Он ответил „да“. Самое страшное, что он делил иглу со многими в этом районе. Чистые иглы — большая редкость». Элизабет умерла в 1989 году.

«Когда я окажусь на смертном одре, я обязательно скажу, что годы болезни были лучшими в моей жизни. Это годы, когда я смог на самом деле полюбить своих друзей и семью, — говорит Том Моран, выросший в рабочем районе Бостона. — Это годы, когда я завязал с алкоголем и исправил все в жизни». Том отказался обсуждать, как он заразился СПИДом, считая это ниже своего достоинства. На фотографиях Никсона он окружен заботой матери. Снимки полны света, в них нет фальшивой надежды: конец известен. Том Моран умрет в феврале 1987-го.

Альбом можно считать коллективным трудом: узнав, что прибыль от книги предназначается фонду борьбы с болезнью, печатники, дизайнеры и издатель отдали 40% своего гонорара на благотворительность.

Мужское счастье

В аннотации к альбому «Семейные снимки» Никсон пишет: «Черно-белые фотографии все же менее удачно описывают реальность, так как по своей сути более абстрактны. Но мне этот процесс доставляет удовольствие и кажется чудом. Пару месяцев назад я снял несколько цветных, выглядящих реалистично снимков, однако мне это не интересно».

Никсон начал серию после рождения дочери Клементины. «Я не имел сестер. Я ничего не знаю о маленьких девочках. И когда у меня родилась дочка, было в ней что-то волшебное, что-то особенное. Я тут же принялся за фотографирование, мешая всем».

Свою семью фотограф снимает на пленочную камеру формата 8 х 10 дюймов. Это серьезная студийная машина, технически у него получаются сложные крупноформатные фотографии. Но по внутреннему устройству и содержанию это «снапшоты» — моментальные снимки. О «несоответствии» техники и повествования мастер говорит так: «Может быть, моя художественная амбиция в том, чтобы сохранить живую съемку моментальной фотографии, избавившись от скуки и заученной студийности портрета. Но все это подсознательное. Я просто каждый день стараюсь удовлетворить себя тем, что я снимаю».

Перед искушением запечатлеть свою семью для будущего не устояли многие мастера, но работы Никсона отличаются мягкостью, спокойствием, особой мирной атмосферой. Фотограф как бы говорит зрителю: «Вот моя семья. Вот мои дети. Вот мой мир. И это хорошо».

Фотограф как бы говорит зрителю: «Вот моя семья. Вот мои дети. Вот мой мир. И это хорошо».

Финал

12 апреля 2018 года. На популярном сайте об искусстве Hyperallergic выходит новость: «Музей снимает выставку на десять дней раньше по просьбе фотографа Николаса Никсона, обвиненного в сексуальных домогательствах».

«Новость эта, о которой впервые сообщил блог Wonderland, является неожиданным поводом для дискуссии о том, как обвинения могут повлиять на наследие и работу Никсона. На прошлой неделе в Boston Globe были опубликованы заявления более десятка бывших учеников фотографа, которые описали многие годы приставаний, варьировавшихся от вульгарных замечаний в классе до просьб позировать обнаженными».

Никсон, который утверждает, что за сорок два года преподавания в Массачусетском колледже искусств и дизайна MassArt никого из студентов пальцем не тронул, покинул свой пост.

Этот скандал иллюстрирует: два диаметрально противоположных американских поколения — раскованные, любвеобильные «беби-бумеры», до сих пор проповедующие бесконечный Вудсток, и пуританские, строгие и раздраженные миллениалы — совершенно не понимают друг друга. Как узнать, кто из них прав? Никсона обвинили, в частности, в том, что он приносил в класс для разбора фотографию своего члена. Хотелось бы вам писать курсовую о снимке гениталий вашего педагога? Мне — нет.

Скорее всего, Никсон навсегда исчезнет с культурного горизонта. Но трагедия ли это? Нет. Свято место пусто не бывает: рано или поздно найдется человек, способный фотографировать не хуже Никсона и держать при этом гениталии в штанах.

Все фото: Fraenkel Gallery