Тихий футуризм Александра Богомазова

«Основа любого произведения, будь то музыка, театр или визуальное искусство, — конструктивные элементы. Задача художника заключается в познании развития этих элементов, выискивании и определении их» — так считал и таким видел себя выдающийся экспериментатор Александр Богомазов, без творчества которого невозможно представить историю украинского и мирового авангарда. И хотя сегодня имя этого автора находится в топе авангардистов, путь к признанию был непростым.

Искусство Богомазова неразрывно связано с городом, в первую очередь Киевом начала XX века: шумным, бурлящим, поглощающим толпы приезжих, с повозками и первыми трамваями, снующими во всех направлениях. Именно город с его ритмами, звуками, красками давал художнику необходимый импульс, чтобы выразить динамику форм. Проще говоря, давал скорость — главную составляющую неугомонного XX века.

Поколение революции

Всеобщее увлечение авангардом в начале прошлого века было явлением интернациональным и в каком-то смысле элитарным. То и дело перемещаясь между главными центрами авангарда — Москвой, Парижем, Мюнхеном, художники обменивались мыслями и новыми идеями. У Богомазова же попросту не было такой возможности. В силу отсутствия финансов художник жил более чем скромно, вынужденно посвящая основную часть времени различным подработкам.

Александра и его брата, родившихся в небольшом селе Харьковской губернии, воспитывал суровый отец, который сумел, впрочем, накопить немалую сумму и получить престижный купеческий статус. Неудивительно, что столь прагматично мыслящий человек не понимал и не горел желанием поддерживать увлечение сына искусством, да еще и такого экспериментального характера. Подобного рода творчество Богомазов-старший, не церемонясь, называл «мазней».

В 1902-м Александр Богомазов поступил в Киевское художественное училище. На одном курсе с ним учились ставшие впоследствии знаменитыми авангардистами Александра Экстер, Александр Архипенко, Абрам Маневич и другие. Но учеба продолжалась недолго. Уже три года спустя в числе многих других Богомазов был отчислен за участие в студенческих забастовках, что сыграло немаловажную и, как ни странно, положительную роль в жизни молодого формирующегося художника. Поступив после в частную студию знаменитого пейзажиста Сергея Свитославского, Богомазов открыл для себя совершенно новый мир, в котором поощрялись вольнодумство и экспериментальный подход, ценилась социальная позиция.

Богомазов открыл для себя совершенно новый мир, в котором поощрялись вольнодумство и экспериментальный подход, ценилась социальная позиция.

Сдержанный футурист

После непродолжительного периода учебы в Москве, где кипела творческая и выставочная жизнь, Богомазов возвращается в Киев и принимает участие в двух знаковых авангардных выставках: «Звено» (1908) и «Кольцо» (1914). Организованные совместно с видными футуристами братьями Бурлюк, эти выставки можно считать первой ласточкой киевского авангарда. Провокационные, смелые, они вызывали стойкое отторжение неподготовленного и глубоко провинциального киевского зрителя, становясь мишенью для насмешек и оскорблений, но тем самым пробивая путь новому искусству.

Футуристические выходки, впрочем, не были редкостью для того времени. Художники и писатели эпатировали и всячески провоцировали публику, устраивая шумные перформансы или просто разгуливая по улицам города в вызывающей одежде, с раскрашенной физиономией. Что характерно, несмотря на свои футуристические взгляды, Александр Богомазов был художником совсем иного склада: чутким, сдержанным, рассудительным. Хайпу и провокациям он предпочитал усердный исследовательский труд, а деструктиву — созидание.

Несмотря на свои футуристические взгляды, Александр Богомазов был художником совсем иного склада: чутким, сдержанным, рассудительным.

Движение и ритм

В 1914 году Богомазов публикует теоретический труд «Живопись и элементы», в котором излагает свои размышления о природе творчества и ее составляющих. Эта работа появилась практически одновременно с текстами Василия Кандинского «О духовном в искусстве» (1910) и знаменитыми теоретическими трудами Казимира Малевича.

Художник считал, что основой произведения является точка, своеобразный первоэлемент, который, развиваясь, образует линию, а та, в свою очередь, — плоскость и форму. В конечном итоге все элементы между собой объединяет ритм, важнейшая составляющая любого произведения.

Богомазов писал: «Отношение художника к данному куску природы, к объекту, является отношением к ощущению ритмичных ценностей, которые содержатся в его элементах». Задача художника в «перемещении […] данного чувства элемента и его ритмичной ценности в Элемент живописный и помещение его в Картинную Плоскость».

Богомазов старательно следовал этим теоретическим принципам, используя их в живописных и графических работах. Одной из своих первостепенных задач художник видел изображение движения. Так, в работе «Трамвай. Львовская улица. Киев» (1914) движение мчащегося по улице трамвая становится одновременно и символом нового времени, новых вызовов, и возможностью изобразить скорость. Поезд преображает действительность в сиюминутный порыв, превращая людей в изогнутые знаки, деформируя здания и телеграфные столбы. Он искривляет пространство, нагромождая предметы друг на друга и создавая поток, задающий динамичный ритм современного города.

Любовные терзания

Одним из главных объектов обожания и, соответственно, изображения для художника была его жена Ванда Монастырская. Именно ей посвящено множество писем, в которых он изливал свои терзания и размышления о жизни. В одном из посланий к Ванде, сохранившемся в архивах, Богомазов пишет: «Я должен думать о той, которая хочет соединить мой путь со своим. Дело было бы очень просто, если бы я не был художник. […] Что я представляю из себя? Полнейший нуль в материальном положении, человека, висящего на тонком волоске, всегда готовом оборваться… Искусство! […] Но разве могу я насытить ее одними своими бессмысленными этюдами?»

С Вандой Александр прожил всю свою жизнь, оставив после себя многочисленные работы и зарисовки в самых разных стилях. Это и несмелые, чересчур академические портреты, и экспериментальные кубистические образы, где лицо любимой искажено до неузнаваемости в угоду разработанным художником правилам.

Последнее творение

В 1922 году Богомазова приглашают преподавать в Киевский институт пластических искусств (сегодня Национальная академия изобразительного искусства и архитектуры), где он получает звание профессора. Это не только стало признанием Богомазова как художника, но и гарантировало стабильный доход и предоставляло широкое поле для экспериментов.

Реформированный институт был устроен по принципу Баухауса, где студентов готовили к новым вызовам времени. Здесь в первую очередь уделяли внимание именно формальным дисциплинам: изучению цвета, линии, плоскости, всему тому, о чем писал художник в своем трактате.

Богомазов с головой окунается в преподавание, разрабатывая курсы для студентов. Однако времени в распоряжении новоиспеченного профессора оставалось совсем немного. Расписывая улицы к советским праздникам, а на подобную работу, к слову, вынуждены были соглашаться многие художники, Богомазов заболел туберкулезом.

Последнее его творение, ставшее итогом размышлений о природе живописи, ритме, цвете, — триптих «Работа пильщиков». Написанию полотна предшествовали сотни подготовительных рисунков и эскизов, говорящих о поиске идеальной композиции. В этом триптихе появляется герой нового времени — рабочий, ведь произведение создано в конце 1920-х, когда постепенно на первый план выходил соцреализм и компромисс с властью становился необходимой нормой выживания. Но социалистическая составляющая картины мало интересовала художника, главными по-прежнему оставались цвет, ритм и форма.

Социалистическая составляющая картины мало интересовала художника, главными по-прежнему оставались цвет, ритм и форма.

Богомазов не успел закончить произведение, написав лишь два из трех задуманных полотен. Сегодня они, как и творчество автора в целом, занимают важное место в экспозиции Национального художественного музея Украины.

Художник, теоретик, преподаватель — влияние Богомазова на жизнь культурного Киева было значительным и неоспоримым. Но, как это часто бывает, его имя на долгие десятилетия потерялось на фоне таких иконических авангардистов, как Экстер и Малевич.