Свой Афган и свой Лондон: 10 фотографий Сергея Пономарева

В марте этого года фотограф Евгений Фельдман сообщил, что собирается выпустить глянцевый самиздат «Свой». Всего за сутки кампания на «Планете» собрала 250 тысяч рублей ($4 тыс.).

«Мне нравится видеть фотографии в печати и кажется, что это лучший способ их показывать. Я хочу создать постоянную площадку для печати своих и чужих снимков и фотоисторий, которая обходилась бы читателям дешевле больших альбомов», — говорит Фельдман.

Второй выпуск самиздата посвящен двум крупным проектам Сергея Пономарева — о Великобритании и Афганистане. В Афганистане Пономарев работал в общей сложности полгода. Патрулировал местность с американскими военными, путешествовал с группой детей-циркачей, ездил на биржу валют на традиционном восточном базаре в Кабуле. Черно-белая серия из Лондона во второй части самиздата — это рассказ о мультикультурном бурлящем котле.

Bird in Flight попросил Сергея показать 10 фотографий, которые вошли в число отобранных самиздатом, и рассказать о них.

— В Афганистан я ездил несколько раз на съемки для The New York Times. Те фотографии, что вы видите в этой статье, были сняты в 2013 году. Это несколько разных историй, которые складываются в маленькую серию.

Съемки цирка — мой персональный проект. Он не публиковался в The New York Times, только в небольших изданиях. Я снимал его в свободное от основной работы время. Я как-то уцепился за эту маленькую группу ребят, которыми руководили двое голландцев. Один из них — танцор и клоун, с ним женщина, которая занималась преподавательской деятельностью. Они познакомились в Афганистане и сделали танцевальную школу, а потом превратили ее в цирк.

В основном дети там жонглируют шариками, кеглями, хулахупами. Потом они стали заниматься и акробатикой. Начали ездить по школам и проводить для других детей выступления. Иногда они отправляются в удаленные места вокруг Кабула. У них есть филиал в Бамиане — это хазарский район, там достаточно спокойно.

Цветные одежды и костюмы бананов и апельсинов, в которые наряжены дети, вызывают оторопь у местных старейшин, руководящих школой. Поначалу они всегда отвечают «нет». Почти всегда удается их уговорить, чтобы выступление все-таки состоялось: старейшины обычно оттаивают, когда перед началом концерта какой-нибудь мальчишка из труппы прочтет отрывок из Корана.

Это картинка одной из школ, где похожие на оборванцев дети смотрят, как другие такие же оборванцы для них выступают.

А еще в Афганистане есть рынок денег. На фото — люди, которые торгуют деньгами. Таких менял хватает в каждом городе. Меняют пакистанские, турецкие, узбекские деньги. Меняют и доллары. Люди прикидывают курс, предлагают цену за какую-то пачку.

У меня была еще фотография, где человек сидит на огромной куче афганских денег — эта валюта совершенно девальвировалась.

Недолгое время я провел с афганскими солдатами, ходил с ними на патрулирование. Американцы стараются их чему-то обучить. Среди местных есть какое-то количество вменяемых военных, которым можно доверять, но в большинстве своем это все цирк. Афганцам дают оружие и форму, но одеваются они совершенно не по уставу, а кто как хочет. Традиции и повадки превалируют над уставным поведением.

Однажды мы приехали в конвое с американскими военными на афганскую базу, чтобы забрать афганцев и поехать всем вместе. А у них там ворота открыты, они сидят в своем домике, завтракают и даже не реагируют на нас — заходи и бери что хочешь. Говорят, мы сейчас позавтракаем, а потом поедем.

Любимый спорт в том регионе — крикет. На этой фотографии — игра в крикет на фоне разрушенного дворца Амина. Это дворец, который разбомбили еще советские военные, когда штурмовали его в 1979 году. С тех пор он так и стоит разрушенный — символ упадка афганской нации. От этого дворца была проложена железнодорожная ветка к центру города, в начале века по ней ходил паровоз и возил людей. Сейчас она не работает, передвигаться можно на машине.

Белому человеку перемещаться в Афганистане можно только по каким-то особым зонам. Мне как русскому иногда было довольно легко там работать, потому что Талибан сейчас не воюет с Россией, он воюет с американцами. Я знаю историю одного русского фотографа, который попал в плен к талибам. У него отобрали всю технику и обчистили до нитки, но самого отпустили со словами «Мы сейчас с Россией не воюем, вали спокойно».

Весной в Кабуле очень красиво, не жарко и нет пыльных штормов. В городе открыли несколько парков, куда приходят семьями. На фото афганская семья отдыхает на пикнике. Заметьте, без женщин, потому что женщины все сидят дома.

Афганцы всегда берут с собой птичку — видимо, для того, чтобы она пела. Музыка в исламе запрещена, кроме пения муэдзина, — а вот пение птиц разрешено. Поэтому в Кабуле продается очень много птиц.

Это фото сделано во время обыкновенного горного патрулирования с американцами в Кабуле. Единственный важный момент картинки — это их красивый камуфляж, который сливается с пейзажем. Нужно какое-то время разглядывать снимок, чтобы понять, что это солдаты.

Они спускаются по ущелью горной реки, которая в то время уже иссякла. Это большая ошибка: они уязвимы для любого, кто хотел бы напасть на них с высоты.

Вся эта афганская история выступает в качестве контрадикции к истории про Лондон. Афганистан — это земля, которую захватывали и которой владели несколько империй: и Британия, и Советский Союз, и американцы с НАТО. Но страна выстояла и выглядит точно так же, как она выглядела сто лет назад. Человек в европейской одежде, даже если это афганец, до сих пор выделяется на фоне остальных.

А с другой стороны мы видим Лондон, который как губка впитывает в себя миллион разных национальностей, традиций, подстраивается под них, интересуется. Нет полного перемешивания культур, но есть общая площадка для жизни. Были времена, когда в Лондоне существовали гетто, но и их по большей части смогли разбить.

Фотография с лодкой — это как раз один из примеров. Лодка — самое дешевое жилье, которым ты можешь владеть. Приплыв на канал, ты имеешь право пристать там на неделю — потом ты должен пришвартоваться где-то еще. И есть целая прослойка людей, которые переплывают из одного места в другое. Здесь они стоят на фоне нового домика, где живут достаточно богатые лондонцы, и обитают в одном районе с ними.

А вот эта картинка показывает, что не всегда происходит эмоциональное и экзистенциальное перемешивание. Человек сидит в темноте в кафе и смотрит на то, как веселятся люди в фонтане — арт-объекте художницы Фуджико Накая.

Одна из фраз, которые крутились у меня в голове, когда я снимал Лондон, — «Город как единство непохожих». Город — как бурлящий котел, в котором перемешалось безумное количество людей.

Наверное, Лондон можно рассмотреть как колонию на Марсе, где нет национальностей, нет традиционных устоев. Но есть твое место в этом сложном механизме. Работаешь ли ты в банке, «Макдональдсе» или метешь улицы — ты являешься частичкой большого механизма, но очень часто ты можешь быть слишком одинок, потому что ты оторван от своих корней. Однако при этом ты создаешь маленькую частичку своей родины, которую город пытается перемешать с чем-то еще.

Поддержать самиздат и заказать себе номер можно на «Планете».