18+
Фотопроект

Право на тело: Мужская нагота в проекте Дины Данилович

Фешен-фотограф устала снимать одетых женщин и сделала проект про обнаженных мужчин. Она попросила их раздеться перед камерой, предложив каждому самостоятельно решить, в какой момент остановиться. О терапии обнажения, политике цензуры и психологии самоцензуры Дина Данилович рассказала Bird in Flight.
Дина Данилович 39 лет

Художница, фотограф, куратор, старший научный сотрудник Национального центра современных искусств Республики Беларусь. Родилась и живет в Беларуси. Курировала выставку белорусских фотографов в рамках фестиваля Odessa//Batumi Photo Days, международные проекты Anatomia и Non-fashion.

— В разговорах об обнаженном теле априори подразумевается, что фотограф — мужчина, а модель — женщина. Мужское тело всегда остается табу, и любые дебаты вокруг изображения его наготы рискуют стать весьма острыми. И если о репрезентации и объективации женского тела дискуссии не прекращаются, то тема мужского тела остается в тени. Почему?
 
Во-первых, мужчин-фотографов больше, чем женщин. Во-вторых, если посмотреть на мировую историю фотографии, ситуация с обнаженными мужчинами, которых снимают другие мужчины, часто имеет гомоэротический характер (о чем в нашем обществе говорят неохотно). И объективация, кстати, там тоже прослеживается. Вспомните антологию Taschen: сколько там работ, где мужское тело рассматривается почти как мясо — без головы, зато с рельефным торсом в красивой подсветке! Женщин-фотографов в этой антологии две или три, и, как ни странно, подход у них такой же.
 
Насилие — еще одна тема, которая постоянно всплывает в дискуссиях об отношениях между фотографом и обнаженной моделью. Какой у модели выбор? От фотографа модель получает четкие инструкции: какую позу принять, куда направить взгляд. Мне же хотелось предложить героям что-то выходящее за рамки подобных «традиций» — так появился проект «До».

Своим героям-мужчинам я дала максимальную свободу: они сами выбрали место съемки, способ, темп раздевания и, самое главное, — момент, когда остановиться. Я как фотограф не вмешивалась — просто нажимала на кнопку камеры во время старта съемки и делала финальный кадр, где мужчина позирует полностью или частично обнаженным: прямой план без монтажа.

Такие правила игры были очень необычными не только для героев, но и для меня: я работаю в основном в арт- и фешен-фотографии и всегда все придумываю сама. В проекте «До» все было по-другому, здесь от меня зависело очень мало. Были мужчины, изначально не планировавшие обнажаться, но, начав раздеваться, они вдруг решали идти до конца. Другие, наоборот, намеревались раздеться полностью, а потом меняли решение.

Я не думала, что так много мужчин будут готовы обнажиться. Ведь в обществе полно стереотипов, согласно которым женское обнаженное тело красиво полностью, а мужское — не во всех местах. Кроме того, мужская обнаженность несет более агрессивный характер, в ней нет гармонии и классической «красоты», с которой связывают женскую наготу. Именно поэтому, увидев готовность и спокойствие, с которыми герои снимали с себя одежду, я даже ощутила за них некую гордость. Они все были в ладу со своим телом независимо от того, соответствует оно выдуманным стандартам или нет. К наготе и внешним недостаткам мужчины относились с приятием, а сам процесс раздевания часто напоминал бытовой ритуал — без намека на агрессию или сексуальность.

Еще интересно, что никто из них не просил показать получившееся видео или фотографии — кроме одного героя, который потом ушел из проекта. Говорили: «Придем на выставку — посмотрим!» Никого особенно не волновало, как он выглядит, и это классно. Сейчас, в эру селфи, мало кто себя любит и готов демонстрировать миру без фильтров и ретуши: вокруг — стянутые скулы, надутые губы… Все мы хотим выглядеть лучше, чем мы есть, хотя странно, что кто-то решает за нас, как «лучше».

Интересно также было замечать разные незначительные детали. Например, все мужчины по-разному складывали одежду: кто-то методично — в стопочку, кто-то просто бросал на пол. Один герой долго не мог справиться с узкими джинсами, у другого запутались шнурки на кроссовках. Мы очень мало наблюдаем за другими людьми — за присущими им жестами, за их личной пластикой. А ведь все это способно очень много рассказать окружающим о том, кто мы.

Героями проекта стали мои друзья: фотографы, поэты, драматурги и редакторы модных журналов. Совсем незнакомых людей я решила не приглашать — прийти, например, к такому мужчине домой, чтобы снимать, как он там раздевается, мне было страшно. Думаю, если бы я фотографировала женщин, страха не было бы — видимо, я также подвержена стереотипам. И, конечно, герою на съемке тоже комфортнее, если мы знакомы.

«Затянувшись последний раз, я вдруг поняла, что не готова».

Отнюдь не всегда это была квартира: кто-то захотел раздеться в Центре современного искусства, кто-то — у себя на работе, в тату-салоне, а кто-то — на Минском море. Самым необычным местом мне показался виварий в Институте Богомольца. Там работает мой друг из Киева, Сергей. Снимали мы его на кафельном полу, в окружении крыс, над которыми исследователи проводят опыты. В памяти остались холод, масса какой-то одежды, плащ, свитера, шарфы… Мы нашли место с приемлемым светом, я нажала на кнопку камеры и начала наблюдать за Сергеем. И вот вижу, он снимает одну вещь — и останавливается, затем снимает еще одну — и снова пауза. Cледуя своей концепции, я ничего не спрашиваю и продолжаю съемку. А Сергей тем временем проводит свой странный ритуал, будто бы после каждой вещи беря паузу. Потом он объяснил мне это поведение, отметив: «Я и сам в шоке, но когда я начал раздеваться, то вдруг понял, что меня поглощает безумный стыд, который я вообще никогда не испытывал. И прежде чем приступать к каждой новой вещи, мне, словно перед погружением в воду, нужно было набирать воздух».

Самой волнительной оказалась съемка художника и музыканта Саши Долгого. Это известный украинский деятель искусства, директор клуба «Эфир» в Киеве — его он и выбрал для нашей встречи. Во дворе у клуба есть стена, обвитая плющом, и Саша захотел позировать на ее фоне. Он очень тщательно готовился: сделал деревянный настил, положил на него ковер с медведями. Я говорю: «Давай выпьем чаю, я выкурю сигарету, и пойдем». Мы так и сделали, но, затянувшись последний раз, я вдруг поняла, что не готова. Это был первый гетеросексуальный мужчина, которого я снимала в рамках проекта, и почему-то нахлынуло волнение. Намеченное удалось завершить лишь четыре часа и четыре ром-колы спустя.

dina-danilovich_01

Саша Долгий,
34 года, художник, деятель искусств, Киев:

«Тело — это и достоинство, и недостаток; это то, что понятно без слов и не осознаваемо до конца; это носитель проблем и удовольствия.

Есть люди, которые скрывают от себя свое тело. Оно для них обуза или страх, который заставляет стыдиться и скрываться. Любые проявления телесного в таких случаях осуждаемы, неуместны, нарочиты, нецелесообразны. Человек иногда даже не знает, что он от себя скрывает.

Каждому хочется увидеть чужое тело сквозь эти запреты и табу, смотреть на него без облачения и не скрывать взгляд. Каждому хочется, чтоб на него/нее смотрели и не отводили взгляд. Каждый желает дотронуться до чужого тела и чтобы до его тела тоже дотронулись.

Эта парадоксальная ситуация, в которую человек себя загнал веками антителесных правил и установок, выливается в сверхбрутальное отношение к своему и чужому телу, в войну с ним.

Тело — это неотделимая часть этого мира. Оно всегда идеально, всегда красиво, даже если мы не осознаем этого. Во Вселенной все пропитано красотой».

dina-danilovich_02

Сергей Гончаров,
29 лет, младший научный сотрудник Института физиологии имени А. А. Богомольца Национальной академии наук Украины:

«Сначала я мечтал, что буду наполовину раздет посреди ВДНХ в абсолютную метель без свидетелей; или что буду стоять посреди весенних павильонов, а мимо меня будут ходить дети и те, кому не нравятся такие непристойности. Но реальность была другой, не менее интересной.

Казалось, что раздеться нетрудно: вокруг никого нет, а Данилович видела меня голым не раз. Но тут сработал какой-то загадочный тормозной механизм. Ты сразу видишь перед собой выставочный зал, кучу людей, которые рассматривают тебя голым — не телом, не кожей и волосами, а голым полностью, как никогда. Это очень странное ощущение. Я сразу почувствовал себя незащищенным и безоружным. Тяжелее всего было избавиться от очков.

Стыд за собственное тело перед условными зрителями перерос в персональный: никогда мне не было так стыдно перед Диной за то, что я голый. Общество, его табу, маскулинность, сексуальность (порносексуальность) — все это тиражируется и не оставляет возможности любить себя и свое тело.

Зато после всех переживаний мне пришло в голову, что я как в детстве — голый, беззаботный и счастливый».

dina-danilovich_03

Алексей Литвинко,
33 года, фотограф:

«Мы раздеваемся гораздо чаще, чем кажется: рассказываем что-то интимное другу или подруге, моемся, ложимся спать или краснеем на экзамене в университете. Все это — о нашей обнаженности перед миром. Она не обязательно должна быть буквальной, гораздо чаще она метафорическая.

Люди разного возраста, пола или степени „одетости“ ведут себя абсолютно одинаково. Не будет ничего порнографического в том, одетой или оголенной бабуля на Минском море станет учить плавать своего трехлетнего внука. Или в том, что кто-то одетый или раздетый пойдет к холодильнику за скумбрией. Я сам раздеваю своих дорогостоящих моделей для работы, но обычно это какой-то художественный акт. Мы привыкли к существованию в одетом теле, привыкли смотреть на его телесный шик. Но разве оно наше? Мы почему-то не существуем вне границ туалета или бани».

dina-danilovich_05

Валерий Красногир,
45 лет, руководитель сайта filetmagazine.com, профеминист:

«Моя персональная культура обнаженного тела познала извилистую эволюцию под влиянием религиозных, литературных и окологламурных источников, друзей, любовниц и определенных географических мест. Она родилась на диких и нудистских пляжах Коктебеля, Гурзуфа, Симеиза и Фороса, концептуализировалась в галереях и злачных уголках Киева, Вены, Витебска и Минска, лесах, полях и водоемах родины и зарубежья.

По-настоящему я полюбил свое тело только после 40 лет. Просто в один прекрасный день понял, что старость лучше встречать в хорошей физической форме. С тех пор поддержанию этой самой формы я уделяю не меньше внимания, чем развитию внутреннего мира.

Выбор места съемок и степень обнаженности были обусловлены теплыми чувствами к Цнянке, где в течение последних пяти лет я отдыхаю телом и душой, и противоречиями между моей болезненной склонностью к вуайеризму, эксгибиционизму и постфеминизму с католическим бэкграундом».

dina-danilovich_06

Евгений Горон,
26 лет, поэт:

«Мне кажется, что в момент появления на свет человек предстает миру совершенно свободным и искренним: он не встроен в контекст правил и норм общественного поведения, ему неизвестны границы дозволенного, он не вписан в рамки того, что является приличным, порядочным, допустимым. Взрослея и социально адаптируясь, он учится приспосабливаться к миру, в котором живет; он сталкивается с несправедливостью, бестактностью, предательством и массой других разочарований, которые вынуждают его „закрываться“. Получается, что человек вынужденно участвует в своеобразной игре, в чем-то вроде „Верю — не верю“, но куда масштабнее.

Принимая участие в данном проекте, я хотел поразмышлять о том, является ли способность обнажиться той открытостью, которая заложена в нас изначально. Безусловно, процесс раздевания — интимный момент, видеть который могут лишь самые близкие люди. Но тождественна ли физическая нагота наготе душевной?

К сожалению, пока я не могу ответить на этот вопрос. Поэтому мне захотелось перевернуть идею: не обнажаться на публику, а наоборот — одеваться, таким образом заставляя зрителя задуматься о степени комфорта, внутренней свободе и искренности в современном мире».

dina-danilovich_07

Сергей Поярков,
30 лет, танцор, хореограф, перформер:

«В детстве я перенес две хирургические операции, в результате которых одно яичко оказалось увеличено. Других дефектов тела нет, его даже можно назвать красивым. Социального страха я не испытывал. 

И вот я уже стою перед камерой. Происходящее скорее походит на шутку. Как танцору, для которого тело и движение являются инструментом и материалом, мне представляется, что раздеться будет легко. Однако раздеваюсь я неуклюже. Меня веселит моя неловкость — хочется ее комментировать. Но я молчу: видео снимается без звука.

Раздевшись, я погружаюсь в созерцание летающего по комнате тополиного пуха. Звуки города заполняют квартиру. Я спокоен.

Уже после съемки вспомнил, что забыл распустить волосы, хотя собирался».

dina-danilovich_08

Филипп Биканав,
24 года, социолог:

«Когда мне написала подруга с предложением поучаствовать в проекте, я подумал: „Наверное, еще одна бодипозитивная холера“. Решил сфотографироваться назло и написать ироничный текст о людях, которые „принимают свое тело таким, каким оно есть“. Но когда я пообщался с автором проекта, то понял, что ее цели и понимание работы гораздо глубже типичной чуши „вандерзина“.

Сначала решил, что разденусь до трусов, так как это тот лимит, который я считаю позволительным на обычном пляже. Во время беседы с Диной подумал, что ничего плохого нет в том, чтобы „ради искусства“ раздеться догола. Но под объективом фотокамеры я отчетливо понял, что трусы не сниму.

Никакой нервозности я почти не испытывал, все было похоже на бытовое переодевание в душевой. Но когда я уже попрощался с фотографом и шел домой, меня начало „колбасить и плющить“: стало стыдно, потом страшно, потом снова стыдно, и я не мог понять, почему испытываю эти эмоции. Через несколько минут отпустило».

dina-danilovich_09

Юра Диваков-Душевский,
33 года, режиссер, актер, один из создателей Laboratory Figures Oskar Schlemmer:

«Кто может быть подозрительней, чем я сам?
Кто может быть откровенней, чем я сам?
Кто может быть уродливей, чем я сам?
Кто может быть сексуальней, чем я сам?
Кто может быть более пустым, чем я сам?
Кто может быть сентиментальней, чем я сам?
Кто может быть лживей, чем я?
Что может быть лучше, чем я сам?
Это я!
Я сам!
Я!»

Тексты героев даются в сокращенном варианте.

Новое и лучшее

37 534

8 795

10 736
10 979

Больше материалов