Один наш день
Традиция фотографировать детей — отнюдь не мода последних лет. Характер и особенная сложная психология возраста трансформаций — тема, которая помогла добиться признания Салли Манн, Ринеке Дейкстре, Клодин Дори, Виктории Сорочински и другим авторам.
Однако среди фотографов, крутящихся с камерой в компании отпрысков, редко встретишь отца. Поэтому проект «Cередина чего-то» — скорее исключение.
Британский фотограф, преподаватель, дизайнер фотокниг; живет в Западной Австралии. Работает с The Sunday Times Magazine, Esquire, Telegraph Magazine, GQ, Dazed & Confused. Фотографировал Викторию Бэкхем, Blur, Jamiroquai, Portishead.
— Решение начать кочевой образ жизни в Австралии зрело несколько лет. Я родился и вырос в Лондоне и долго работал фотографом в музыкальной индустрии: снимал обложки для альбомов, рекламные портреты и все в таком роде. Я пришел в эту профессию из-за страсти к музыке и изображениям. Я любил делать обложки для альбомов — для меня это были художественные высказывания.
К концу 1990-х музыкальный бизнес становился все более корпоративным. Звукозаписывающие компании перестали придерживаться индивидуального подхода к клиентам и перебрались в стеклянные небоскребы, где каждый этаж — близнец соседнего, но при этом представляет другой лейбл. Людям стал меньше интересен творческий процесс — на первый план вышли продукт и продажи. Это меня расстраивало.
Разочарование и скука росли, а я как раз часто путешествовал на съемки. Зимой, когда в Лондоне на улице работать практически невозможно, мы летали в Лос-Анджелес, Испанию, Индию, Бразилию, на Таити. Помню, на Таити я снимал первый международный фестиваль племенной татуировки. Окруженный весьма экстремальными, если не сказать маргинальными, типами, сплошь покрытыми тату, я вдруг ощутил с ними близость — чувство общности.
Я увидел, что многие путешествовали с детьми, и вдруг задумался: а хотим ли мы, чтобы наша годовалая дочь Ума росла в Лондоне? Мир ведь такой большой и разный! Я решил оставить карьеру и вложить деньги, которые мы копили на покупку дома, в будущее совершенно иного плана.
Я вдруг задумался: а хотим ли мы, чтобы наша годовалая дочь росла в Лондоне?
Сначала мы думали вернуться в Индию, где мы с женой уже провели немало времени и где родилась наша вторая дочь — Ялле. Но как-то по работе я оказался в Австралии, и двухнедельная поездка подогрела мой интерес к этой стране. «А почему бы не вернуться вместо Индии сюда? Купить старый дом на колесах, начать путешествовать», — подумал я. Тогда мы знали наверняка лишь одно: мы открыты новому опыту.
Мы наметили пару мест, но, признаюсь, в наших поездках по стране так до них и не добрались — выяснилось, что они на другом конце континента. Прежде чем обосноваться в Балингапе, мы колесили по Австралии 3-4 месяца: общались с людьми, изучали новые города и деревни, в которых проводили по несколько недель. На пути нам встречались маленькие фермы, где жизнь текла спокойно и размеренно. Сам Балингап вы секунд за тридцать проедете, население здесь — что-то около 500 человек, но я могу назвать этих людей очень сплоченным сообществом.
Иммигрировать в Австралию непросто: масса препятствий, бумажной волокиты, которая будто специально создана, чтобы заставить тебя усомниться в решении. Все эти документы стоят денег. Чтобы легально остаться в Балингапе, мне пришлось снова стать студентом и два года учиться на одной из специальностей, которая позволяла на законных основаниях жить в стране. Так я стал поваром. И вот это было непросто — вернуться в «школьную» среду, осваивать ремесло в компании молодых людей и заниматься делом, которое сильно отличалось от моих привычных профессиональных занятий. Вдобавок на фотографию фактически не оставалось времени.
Самая большая сложность касалась как раз фотографии: оказалось, мне предстоит разучиться делать многое, сломать привычки, найти другие методы работы в новой среде. На этот же период выпало и появление цифровой фотографии. Сначала я полагал, что смогу просто продолжить снимать так же, как раньше, но новые работы меня не радовали.
И вот однажды я снял, как моя жена развешивает постиранное белье на веревке. Композиционно ее рука как бы по диагонали закрывает лицо. Этот кадр открыл мне новый подход в фотографии — когда я увидел снимок, внутри будто сработал выключатель, и я тут же начал делать новую серию. Чем больше я фотографировал, тем больше погружался в эту тему.
Снимки я обнародовал с долей тревоги, опасаясь, что критики и сообщество меня «поджарят» замечаниями. К счастью, реакция на серию (в той версии я назвал ее «Открытки из дома») была весьма позитивной. Это дало мне силы и энергию работать дальше в таком же стиле.
Семья спокойно реагировала на фотоаппарат в моих руках — за исключением, возможно, пары лет перед публикацией книги, когда девочки уже подросли. Уме было 12-14, и как подросток она стала гораздо более сознательной. Тогда же начали набирать популярность жанр «селфи» и мобильные телефоны, от которых мы долгое время пытались огородить наших детей. Эти изменения заставили дочерей больше задуматься о фотографии и публичности снимков, пересмотреть отношения с камерой. Сейчас я стараюсь, чтобы каждый кадр был диалогом, сотрудничеством между мной и девочками.
В начале книги я разместил стихотворение Уильяма Генри Дэйвиса «Досуг» с такой строкой: «И что есть жизнь, коль мы полны забот и лишь бежим, не думая, вперед?» Мы теряем контакт с настоящим, перестаем понимать его важность. Впервые приехав в Индию из вечно спешащего Лондона, я понял, что время там обладает другой ценностью, будто бы имеет большую «протяженность».
Главное для любого родителя — время, проведенное с детьми. Неважно, идет ли речь о фотографии или обыкновенной прогулке на природе, совместных играх, готовке или садоводстве. Вам может казаться, что бардак, который устраивают дети, за какое бы дело ни взялись, будет с вами вечно. Но «Cередина чего-то» научила меня, что время течет очень быстро. Я научился быть благодарным за каждый прожитый момент, по-настоящему проживать его.