Ножом и кольцом: Как женщины защищаются от насилия

По данным ВОЗ, каждая третья женщина в мире хотя бы раз в жизни подвергалась насилию — чаще всего со стороны интимного партнера. В России, где живет автор проекта, нет официальной статистики по фемициду и очень мало независимых оценок.

При этом попытка женщины защитить себя легко может закончиться плачевно: чаще физический перевес на стороне нападающего. Отбиться в такой ситуации возможно только с помощью ножа или другого предмета, которым можно нанести тяжкий вред здоровью. В этом случае женщину, вероятно, будут судить за превышение пределов допустимой самообороны — за это можно получить до года тюрьмы. Более того, как показывают дела Александры Иванниковой, Татьяны Андреевой или Дарьи Агений, следствие (а подчас и обвинение) может вменять предумышленное причинение вреда — а оно карается сроком до восьми лет.

— Я создала проект «Хроники обыкновенного фемицида», потому что не знаю ни одной девушки из своего окружения, которой бы не домогались на улице, в общественном месте или дома. Многих из них, включая меня, избивали романтические партнеры. Кого-то избивали родственники. Социальная невротизация, которой в той или иной степени подвержена женщина в России, очень высока: темное время суток ставит ее в уязвимое положение и заставляет просчитывать свой день так, чтобы не подвергнуться нападению вечером. Это не нормально.

Государственный, институциональный отклик на преступления, совершенные против женщин, при этом минимален. Женщинам не остается ничего, кроме как защищаться самостоятельно, и в этом есть множество рисков — вплоть до смерти от рук нападающего или тюремного срока за превышение самообороны.

Один мой знакомый, увидев этот проект, сказал: «Мне не нравится слово „фемицид“, я с ним не согласен, хотя проект важный». Я поинтересовалась, почему он не согласен с этим словом, и он ответил, что уже не помнит, но что-то в нем ему кажется неправильным, передергивающим. Я спросила, как еще можно назвать убийство и насилие по отношению к человеку, обусловленное тем, что этот человек — женского пола. Знакомый пожал плечами.

Защищаться меня учил дядя; он же меня и бил.

— Когда я была в шестом классе и меня обижали в школе, болт в пластилине мне подарил дядя. Он сказал, что так удар будет тяжелее, и если я воспользуюсь таким болтом, меня больше не тронут. Это иронично, потому что дома именно он постоянно меня избивал. В 16 лет я не выдержала и сбежала к крестной.

В 13 лет меня изнасиловали. Я боюсь подробно рассказывать про тот случай — не хочу, чтобы люди меня осуждали, мне тяжело читать комментарии вроде «сама виновата». Спустя несколько лет я гуляла у метро «Речной вокзал», из магазина выбежал мужчина, схватил меня за руки и приставил нож к горлу. Когда за ним выбежал охранник, мужчина толкнул меня и убежал. Никто из прохожих даже не спросил, в порядке ли я. В прошлом году прохожий окликнул меня, схватил сначала за руку, а потом за плечи, бормоча, что нам будет «весело». Я ударила его кулаком в лицо, он отшатнулся, и я рванула домой что есть сил.

В нашей стране стерты границы превышения самообороны. Непонятно, когда тебя начнут обвинять. Но все должны помнить про человеческий фактор: каждый по-разному реагирует на экстренные ситуации. Кто-то в панике хватается за нож, чтобы спасти себя и детей. А кто-то действует с холодным разумом. Я, например, в случае насилия голову не теряю, но на всякий случай не беру с собой ничего, что могло бы убить человека. Да, я буду биться за свою безопасность и жизнь, но мне до сих пор беспокойно, что за эту самую защиту меня могут обвинить и посадить.

«Кричи», «беги», «звони несуществующему мужу».

— В 18 лет я переехала в Москву, и со мной стали приключаться стремные ситуации, в которых я часто жалела, что у меня не было ничего для самозащиты. В ход шли старые добрые «кричи», «беги», «звони несуществующему мужу». Я долго ничего не покупала для самообороны, потому что не могла выбрать «идеальное» средство: какие-то не работают на расстоянии, другие только на нем и эффективны, что-то нельзя использовать в закрытом помещении. Восьмого марта коллега предложила скинуться и купить всем девочкам перцовые баллоны. Тогда я узнала, что есть такие, которые стреляют пеной — их можно использовать и в помещении, и на улице, — и купила. Сейчас ношу перцовый.

Ко мне часто приставали таксисты — пытались увезти меня с нужного маршрута, отказывались принимать деньги и предлагали расплатиться натурой, преследовали прямо до подъезда. Один раз мужик бежал за мной два квартала с настойчивыми предложениями познакомиться. Я послала его на *** и попыталась позвонить в полицию — но он выбил мой телефон из рук, и тот сломался. Один раз компания незнакомых парней зажала меня у стенки.

Бывало, я попадала в ситуации, когда насилие совершали по отношению к незнакомым мне людям и я пыталась их защитить. Один раз я услышала, как девушка кричит на парня, зажимавшего ее у стенки. Я подошла к нему и сказала, что вызываю полицию. Он ответил, что девушка — его коллега, она пьяна и он хочет, чтобы «‎она перестала истерить»‎. Девушка просила его отпустить ее, и я позвонила в полицию, описала, как он выглядит. После этого он ушел.

Однажды я использовала камеру как оружие — в вагоне метро пьяный бугай пытался побить подростка в тюбетейке. Я подошла к бугаю и сфотографировала его, сверкнув вспышкой прямо в лицо. Он сразу переключил внимание на меня и заорал, что прямо тут меня изнасилует, выбил камеру из рук. Потом сел, плюнул на пол и на следующей станции вышел. Ни за того подростка, ни за меня никто из пассажиров даже не попытался вступиться.

Одну мою подругу изнасиловал на улице незнакомец.

<…> Хорошо, если появится система, при который абьюзер не сможет приближаться к человеку, которому он делал больно, на определенное количество метров, иначе его немедленно арестуют. Нужны центры реабилитации для жертв насилия. Нужны центры, которые помогают абьюзерам перестать совершать насилие. Нужен закон о домашнем насилии. Нужно менять правоприменительную практику в области самообороны, проводить тренинги для полицейских и следователей о том, как работать с жертвами насилия. Возможно, если эти кирпичики сложатся в стену, жизнь станет безопаснее.

Мужчиной, который это сделал, был муж лучшей подруги моей матери.

— В 10 лет я проснулась от того, что в мои трусы залезла чужая рука. В диком испуге я побежала в туалет, закрылась там и начала реветь. Я не понимала, что это было и зачем, но точно осознавала, что это не нормально. Мужчиной, который это сделал, был муж лучшей подруги моей матери — до этого они втроем сидели на кухне и общались. Почему в какой-то момент он пошел в комнату к десятилетнему ребенку и начал делать это, я не знаю.

Я боялась рассказать о случившемся матери и так и не рассказала. Из-за того случая из детства я до 20 лет не могла даже трогать себя — а от мысли, что это будет делать какой-то парень, меня начинало трясти. Когда в 19 лет я решилась на секс, меня вырвало от нервного перенапряжения.

В 14 лет я рассказала знакомому, что по пути домой постоянно встречаю одного и того же старика, который трогает себя в кустах. Знакомый отдал мне свой перцовый баллон, чтобы в случае чего я могла себя защитить. С тех пор я хожу с ним.

Одну из моих подруг поймали трое парней, отвезли в лес, изнасиловали и избили. Я видела последствия и не хочу этого даже описывать. Спасибо, что оставили живой. <…>

Кулак — признание своего бессилия.

— Когда я отбирала пистолет у парня моей мамы, мне было 20 лет. Он хотел им кому-то угрожать. Откуда и как у него оказалось оружие, я не знаю. Но это был самодельный револьвер, заряженный и без предохранителя. Я говорила, пока он пытался выхватить его из моих рук: «‎Ты делаешь мне больно, но это ерунда. Если ты уйдешь с пистолетом, то можешь не возвращаться. Потому что, выбирая между этой вещью и нами, ты выбрал ее». Он резко распрямился и ушел без оружия со словами: «‎Если то, что ты сказала, правда, то я самый большой мудак». Даже для человека в ярости есть слова, услышав которые он откроет в себе что-то важное.

В школьном возрасте двое мальчиков на пару лет старше пытались затолкать меня в квартиру одного из них. К счастью, я убежала. Раз в один-два года то таксист пытается поцеловать, то нетрезвые начинают хватать руками. Три года назад пьяный мужик орал на нас с подругой матом в Барнауле. Просто подошел, пока мы сидели и болтали, стал называть нас лесбиянками и крыть матом. Последний раз меня домогались в кафе «Молодость» — этот случай разлетелся по интернету. После него я так много узнала о насилии по отношению к моим знакомым и незнакомым, что пару дней не проходило ощущение тошноты. <…>

Самооборона — это насилие в ответ на насилие. Любое превышение самообороны — это насилие, умноженное на ущерб, им причиненный. Поэтому и мои руки, бывает, превращаются из рук писателя в руки человека, раздающего оплеухи. Это горько и обидно, потому что кулак — признание своего бессилия разрешить ситуацию словами. Но есть границы, которые нужно защищать. И каждый случай превышения самообороны нужно рассматривать под микроскопом.

Текущее положение «умри или сядь» совершенно несправедливо.

— Мы с семьей заводили собак для того, чтобы их любить, никаких других причин не было. Но когда я всю зиму гуляла с ними по темноте, то заметила чувство уверенности, перестала сжимать брелок от ключей в руке.

В детстве и подростковом возрасте ко мне несколько раз приставали незнакомые, всегда очень пьяные мужчины. Начиналось все с нецензурного обращения и хватания за руки. Я не выясняла, что им нужно, — сразу бежала со всех ног. От незнакомцев на улице это помогало, но, к сожалению, мысль о побеге не приходила в голову, когда агрессия и насилие исходили от знакомых. У большинства моих подруг есть похожие истории, той или иной степени п****ца. Правда, рассказывают скорее о тех, которые закончились «удачно».

Все мы ведем себя в экстремальных ситуациях по-разному. Я знаю людей, которые начинают мыслить крайне рационально, мгновенно принимают самое верное решение из возможных. У кого-то, наоборот, наступает аффект. В любом случае человек, инициировавший акт агрессии, должен понимать, что, посягая на чужую жизнь и здоровье, можно получить в ответ любую реакцию — в том числе плачевную для нападавшего. И вина, в том числе юридическая, должна лежать на агрессоре. Как это все урегулировать, должны решать эксперты, но текущее положение «умри или сядь» совершенно несправедливо.

Никто не заслуживает того, что я пережила тогда.

— У меня бывали стычки с неадекватными людьми — во дворе, в поздних полупустых электричках. Но ничто не сравнится с ужасом, когда в мои 22 года домой приехали два бугая и насильно повезли меня в реабилитационный центр для наркозависимых. Там по распоряжению матери я находилась против своей воли еще семь месяцев, не имея возможности уйти или связаться с полицией, — несмотря на мою полную дееспособность и совершеннолетие. Это была тюрьма.

Все, что я чувствовала в первый день, — душевная боль, беспомощность, страх, потерянность и осознание, что я ничего не могу поделать против двух огромных мужиков. В пути они унижали меня и стебались над моим положением. Уже полтора года мне снятся кошмары, где я пытаюсь убежать от этих людей. Я употребляла наркотики, потому что лечила свое психическое расстройство единственно доступным в то время и работающим способом. Но никто не заслуживает того, что я пережила тогда: затаскивания в машину, толчков, насмешек, мата, обзывательств «конченая», «наркоманка».

Лучше быть в тюрьме, чем мертвой — в прямом смысле или морально, для меня нет разницы. Не знаю, как этого можно избежать в России. Если законы не позволяют женщине защититься от насилия, нужно менять законы.

Я хочу иметь право защитить себя.

— Этой зимой я возвращалась с работы около десяти вечера. В соседнем дворе человек закричал: «Какого х** ты тут ходишь ночью, бабы должны сидеть по домам в такое время!» Потом вышел из машины и направился в мою сторону. Я не стала дожидаться, пока он подойдет, и побежала к подъезду. Было страшно и непонятно, как себя защитить.

Я живу в Барнауле, здесь много плохо освещенных пешеходных мест с кучей пивнушек, возле которых каждый вечер тусуются пьяные компании. Мои основные средства самообороны — удобная обувь, фонарик и быстрый шаг.

Участие в этом проекте для меня — также одна из возможностей противостоять насилию. Пока незнакомые мужчины указывают, как мне себя вести, оценивают мою внешность и поступки, я хочу иметь право защитить себя. Мое поведение и внешность — не повод и не провокация.

Надеюсь, что мне не придется обороняться физически, потому что я боюсь сесть за превышение. Сейчас я уверена только в том, что после применения самообороны мне будет сложно доказать суду ее необходимость.

Он замахнулся на меня кулаком, и тут меня взяла злость.

— Моих подруг грабили средь бела дня, отбирали сумки или телефоны, пытались затащить в машину. На одну приятельницу постоянно поднимал руку муж, потому что она просила его не пить так много. Я была уверена, что на этом их брак закончится, но нет, она простила — «он был нетрезв, извинялся».

На меня саму неоднократно нападали. Однажды незнакомый мужчина на улице захотел примерить мою шляпу. Я отказала и отошла. Он начал кричать, что я не смею так с ним говорить, что я «глиста, сука, очкастое у****е с дерьмом на голове». При этом он подходил все ближе и ближе, брызгал слюной. Люди рядом вообще никак не реагировали. Он замахнулся на меня кулаком, и тут меня взяла злость. Я поняла, что не буду себя уважать, если допущу такое. В голове судорожно пронеслось содержимое сумки: кошелек, булочка, седьмой том «Гарри Поттера». Им-то я и решила отбиваться. Меня спас транспорт: поднырнув под рукой нападающего, я вскочила в закрывающуюся дверь маршрутки и уехала. По дороге плакала от страха и обиды.

Прошлым летом на меня напал мужчина прямо у кассы супермаркета. «Лысая, уродка, алкоголичка, шлюха». А я просто стояла с покупками. Продавщица вяло попросила его перестать, я пригрозила вызвать полицию. Товарищ ответил, что полицию он имел по-всякому, я размахнулась и сделала вид, что сейчас ударю его в висок кулаком. Он никак не отреагировал, даже не отшатнулся, и я убежала. Было стыдно, что я не смогла его осадить словами.

Переключить реакцию с «замри» на «беги» или «сражайся» мне непросто. Ярость застилает глаза только тогда, когда надо защитить ребенка или животное.

Превысить самооборону — это за оскорбление ударить топором или за пощечину переломать руки. Но если кто-то отравит мою собаку, мне будет сложно не выйти из себя и не пожелать расправы здесь и сейчас. Чем сильнее горе, тем больше аффект. Как измерить моральные страдания и найти им эквивалент в физической боли? Этого еще не придумали. Насилие порождает насилие, и все, что можно сделать, — быть добрее и терпимее друг к другу каждый день.

Полная версия проекта доступна по ссылке.