Не все дома: Фотопроект эмигранта о родине

Общее число мигрантов сейчас растет быстрее, чем количество людей на планете: в чужой стране живет около 3,4% мирового населения. Многие мигранты бегут от войн, репрессий и бедности. Глобализация упрощает «утечку мозгов», особенно из стран, где есть нарушения прав человека: врачи, инженеры и программисты едут за большей свободой и комфортной жизнью — или просто туда, где их отрасль процветает.

Однако, несмотря на достижения глобализации — вроде возможности оставаться на связи с родными, — вопрос самоопределения мигрантов не исчез. Переезд заставляет многих пересматривать саму суть понятия «дом».

Проект бывшего ростовчанина Михаила Бушкова называется «Цюрих», но в нем нет ни одного снимка из Швейцарии. Эти фотографии — наблюдение автора за ростовскими буднями, которые могли бы быть его собственными: «В Цюрихе я знаю, куда идут трамваи, как обратиться к врачу и как платить налоги, — а мои практические знания о жизни в Ростове либо стерлись из памяти, либо сильно устарели. Тем не менее я зачем-то читаю об аварии на Большой Садовой, по понедельникам проверяю, как ФК „Ростов“ сыграл в чемпионате, а моя жена все еще подписана на инстаграмы ростовских светских дам».

— В 2011 году я получил работу в Цюрихе и вместе с женой переехал туда. И она, и я выросли в Ростове-на-Дону — в одном районе, в получасе ходьбы друг от друга.

Цюрих и Ростов — две разные вселенные. Сразу после переезда мы еще пытались их сравнивать, отмечали: «Ого, оказывается, жизнь может быть совсем другой». Например, в Цюрихе нет заборов, нет обоев на стенах, нет бродячих собак — казалось бы, мелочи, но отсутствие таких вещей в Швейцарии стало подчеркивать их «присутствие» в России. Однако вскоре мы устали сравнивать и приняли эту разность.

Ростов стал для нас чем-то вроде параллельного мира, из которого мы исчезли, — нас там нет, а жизнь идет. Родители, родственники и друзья продолжают жить без нас: компьютер другу настроит какой-то другой знакомый, а мама доедет до супермаркета не со мной на машине, а на маршрутке или такси. У них каждый день что-то происходит, но мы узнаем только о важном и большом — чтобы быть в курсе мелочей, нужно быть рядом.

В Россию мы приезжаем дважды в год на пару недель, и это особый режим: тебе все хорошо знакомо, ты здесь вырос, но из активного участника событий превратился в свидетеля. Ты будто на две недели возвращаешься в прошлую жизнь и смотришь, что бы ты делал, если бы остался. Я начал воспринимать эту жизнь как нечто очень важное, что мне хочется задокументировать и сохранить.

Когда я только начал снимать в Ростове, я не мог внятно объяснить, зачем это делаю, — просто понял, что надо доставать камеру и фотографировать. Возможно, чтобы чем-то заняться на семейных обедах: до переезда я старался сбегать с них как можно скорее, но сейчас я их ценю. В Цюрихе у меня никогда не будет большого семейного обеда, не будет друзей детства, университетских приятелей. Большая и важная часть меня связана с Ростовом, и это совсем не похоже на то, чем я живу сейчас. И каждый раз, возвращаясь в Ростов, я это вижу и чувствую.

Дома тебе все хорошо знакомо, но из активного участника событий ты превратился в свидетеля.

В прошлый приезд я ходил с другом на центральный рынок покупать шорты. Друг сказал, что знает одну продавщицу — бывшего военного хирурга, — которая на глаз определяет нужный размер и заодно бесплатно диагностирует варикоцеле. Мы минут пять выбирали шорты, а затем женщина посмотрела на меня и спросила: «Ты иностранец, да? Слишком вежливый». Те шорты потом месяц красили мне ноги в синий цвет.

В родном городе мне теперь интересна каждая мелочь: ведь неизвестно, увижу ли я ее когда-нибудь снова или нет. Например, я иду с мамой за продуктами, а в следующий мой приезд магазина уже нет — снесли, и моя мама ходит за продуктами в другое место. Получается, та прогулка уже никогда не повторится. Может, тогда ее нужно сфотографировать? То, что кажется обычным в России, для меня теперь — что-то особенное.

В Школе документального кино и театра Марины Разбежкиной и Михаила Угарова нам рассказывали о понятии «позиция ноль» — восприятии реальности такой, какая она здесь и сейчас, без переноса прошлого опыта и оценок. Вместо выводов «это хорошо» или «это ни в какие ворота не лезет» ты должен зафиксировать происходящее во всем его многообразии. Мое состояние между Швейцарией и Россией делает «позицию ноль» более достижимой.

Название «Цюрих» родилось как шутка одного из преподавателей Летней школы фотографии (ISSP) в Латвии. Но оно довольно точное: без переезда в Швейцарию ростовских фотографий не случилось бы — или они были бы совсем другими.

Цюрих во многом иммигрантский город. В «большом Цюрихе» живет примерно полтора миллиона человек, из которых половина — приезжие. На улицах, в транспорте, на телевидении — смесь языков, национальностей, культур. Поэтому фотопроект человека, который рассказывает о месте, из которого он приехал, здесь многим понятен. «Цюрих» — не про Ростов, а про то, что чувствуешь, когда приезжаешь на две недели домой к родителям.