Одиночество в кадре: Фотография как способ пережить отчуждение

Популярный психиатр и психотерапевт Ирвин Ялом выделял три вида одиночества (или изоляции): межличностное — нехватка качественного взаимодействия с другими людьми, внутриличностное — отделение частей себя, когда человек душит свои чувства или стремления, и экзистенциальное.

Экзистенциальное одиночество связано с осознанием, что даже при удовлетворительных отношениях с другими и целостности собственной личности все равно недостижимо ни полное взаимопонимание с кем-то, ни вечная привязанность. Человек живет в дихотомии, полностью не принадлежа миру, но и не имея возможности оторваться от него.

Ялом называет это «пропастью между собой и другими, через которую нет мостов»: само существование человека вынуждает его с ранних лет ощущать изоляцию от мира. Избавиться от нее невозможно — но, к счастью, защитные механизмы психики переводят наше внимание на другие виды одиночества, которые можно преодолеть.

— Эту серию я снимал года полтора-два. В это время я находился в определенном настроении, которое бывает только у одиноких людей: когда особо остро чувствуешь свою отстраненность от мира. Я хотел заполнить время и попытаться ухватиться за реальность, частью которой я перестал себя ощущать.

В определенный момент я почувствовал, что мое настроение и восприятие себя изменились — я уже не снимаю так, как раньше. Тогда я решил вернуться к сделанным за то время фотографиям и как-то их подытожить. Я увидел, что получается какой-то шершавый и враждебный слепок сознания, — и решил сложить из этих снимков серию. Дополнительно я добавил в нее несколько фотографий, сделанных гораздо раньше: они стали важными штрихами (например, автопортрет в зеркале — последний снимок в подборке здесь и в книге).

Я увидел, что получается какой-то шершавый и враждебный слепок сознания.

Для того чтобы более точно передать состояние плотности и колючести на фотографиях, я выбрал технику лит-печати на старой советской бумаге из 80-х. Фиксация на пленке позволяет утвердительно ответить на вопросы «я там был?», «я это пережил?», «это стало моим опытом?». Говорят, опыт не пропьешь — поэтому я обязательно регулярно возвращаюсь к снятым ранее фото, пересматриваю негативы, перебираю сканы.

Это особенно важно в работе с черно-белой пленкой, ведь такая фотография имеет смысл только в отпечатках: ни один скан так не передаст чувство объема, как бумага, которую ты держишь в руках. Поэтому в возвращении к старым фотографиям всегда есть возможность найти что-то, что нужно напечатать, переведя его в разряд более устойчивого и реального, чем просто набор байтов на компьютере.

Мне кажется, что объективной памяти не существует: десять человек опишут одно и то же событие по-своему. Различные способы фиксации позволяют получить общее представление о событиях, но в целом память — субъективная категория. Возможно, поэтому я и занимаюсь субъективной фотографией, которая описывает личные переживания, а не фотодокументалистикой, которая претендует на объективную передачу реальности.

Объективной памяти не существует.

Переизбыток информации, ее переход в цифровой вид и развитие технологий искусственного интеллекта, позволяющих производить крайне сложные манипуляции с изображением, создали мир, в котором фото уже не является истинным свидетельством. Сейчас во многих мобильных телефонах можно без труда дорисовать какую-то часть пикселей по алгоритмам, известным только богу и разработчикам. При этом новости сменяют одна другую с бешеной скоростью — и опровержение или подтверждение правдивости уже мало кого интересует: это вчерашняя повестка.

Возможно, наши дети и внуки будут изучать историю по deep fake и порождениям искусственного интеллекта.