Холодно, теплее, горячо! Как снять близость на тепловизор

В январе 2020-го по приглашению организации Gamleby Photography Элиас отправился в окруженный лесами городок Тюстбигден на юге Швеции, чтобы принять участие в месячной резиденции. И хотя здесь не было строгих противоковидных ограничений, жители соблюдали социальную дистанцию и, естественно, не жаждали идти на контакт с незнакомцем с фотоаппаратом.

Используя странные обстоятельства как повод для творческих мучений, Тео и придумал этот проект. Его личный необитаемый остров в центре зимней чащи стал экспериментальной площадкой для исследования близости, тепла и эмпатии.

— Как художник и фотограф последние несколько лет я часто принимал участие в разных резиденциях. Мне нравится такой формат работы над проектами: попадаешь в новое место, к которому у тебя нет никакой привязки, и исследуешь его свежим взглядом, пытаясь уложиться в срок. Дедлайны дисциплинируют.

Но эта резиденция оказалась совсем другой. Прежде всего из-за пандемии — все мероприятия или встречи отменили, что означало ноль возможностей знакомиться и фотографировать новых людей. Во-вторых, попал я туда в самые холодные недели января с температурой, иногда опускавшейся ниже −20℃, поэтому нередко мои камеры практически отказывались работать. Кроме того, в Швеции в январе чертовски темно, то есть на съемку оставалось всего пару часов дневного света. Обстоятельства складывались, мягко скажем, не лучшим образом.

Я жил в бывшем здании суда, переделанном в студии для художников. Так случилось, что в тот период я был там один — в большом холодном каменном доме с ощущением тотальной изоляции. Настроение также не улучшала ситуация в личной жизни: эмоциональные качели в общении с девушкой постоянно фонили дополнительным напряжением. Сложные отношения, зима и вынужденное одиночество заставили меня задуматься о расстоянии и близости (две крайности, которые, полагаю, многие переосмыслили во время пандемии). Я размышлял и о других крайностях, таких как жара/холод и насилие/страсть, — все они в итоге легли в основу проекта, идея которого возникла во время резиденции.

Я жил в бывшем здании суда, переделанном в студии для художников. Я был там один — в большом холодном каменном доме с ощущением тотальной изоляции.

Меня всегда интересовали разные камеры и рабочее оборудование. Я рано понял, что выбор фотоаппарата сильно влияет на изображения. Для съемки в резиденции Смоланд я привез около 10 различных камер, от аналоговых широкоформатных до нескольких цифровых, и, естественно, сначала не знал, какие именно придется использовать больше всего. В итоге в ход пошли только цифровые, а от более привычной аналоговой фотографии пришлось отказаться — у проекта были временные рамки, и уже через пару месяцев требовалось что-то показать.

Вообще, цифровые фотоаппараты меня немного утомляют из-за чрезмерной чистоты получающихся изображений, хотелось уйти от присущего им совершенства и гиперреализма. И это на самом деле получилось: снимки для проекта я делал удаленной и тепловизионной камерами, которые обычно не используют в создании арта. Многое мне пришлось узнать непосредственно в процессе работы.

Тоска по человеческому прикосновению не была чем-то, что я изначально планировал «сфотографировать», — просто камеры случайно проиллюстрировали это чувство именно так, как мне хотелось его показать. Идея и визуальный язык родились постепенно во время съемки. И за этими решениями стояло много проб и ошибок.

Тоска по человеческому прикосновению не была чем-то, что я изначально планировал «сфотографировать», — просто камеры случайно проиллюстрировали это чувство.

Тепловизор я приобрел в строительном магазине. Подобные камеры в основном применяют для обнаружения утечек тепла, например чтобы понять, где нужно изолировать здание. То есть это не совсем про съемку портретов. К слову, исключительно практикоориентированная функциональность также отразилась на их дизайне, использование такого аппарата напоминало мне работу на старом персональном компьютере из 90-х. Камера оказалась очень медленной и периодически отключалась, а изображения давала в низком разрешении. Иногда она вообще могла их случайно удалить.

Я не считаю применение нетрадиционных фотографических методов самоцелью, но в моей работе они послужили инструментом запечатления абсурдных и отчаянных обстоятельств, в которых я оказался.

Вместо того чтобы фотографировать свет или тень, я снимал только фактическую температуру вещей, то есть фиксировал то, что человеческому глазу обычно не видно. В нормальной жизни, чтобы узнать температуру объекта, мы должны прикоснуться к нему рукой, но поскольку я не мог ни до кого дотронуться, тепловизор стал своего рода доступной заменой близости. Я словно ощущал чужое тепло, но на расстоянии. Смог ли я подобным способом удовлетворить тоску по человеческому прикосновению? Конечно, нет. Ничто не заменит человека. Однако я верю в силу фотографии и искусства. Оно имеет терапевтический эффект и может помочь нам понять себя, других и окружающий мир. Некоторые люди верят в Бога, науку или психологию. Я — в искусство.

Я снимал только фактическую температуру вещей, то есть фиксировал то, что человеческому глазу обычно не видно.

На протяжении всей резиденции я много думал об интимности и расстоянии, а также о том, как мы запоминаем их, в том числе с помощью фотографии, поэтому одной из основных тем проекта стали руки. Как я уже сказал, единственный способ почувствовать тепло чего-либо — прикоснуться к нему. Но что если мы лишены возможности касаться других людей?

В последний день в Тюстбигдене я случайно услышал по радио репортаж о женщине, которой сделали двойную трансплантацию руки. История показалась интересной сама по себе, но особое внимание в новостном сообщении привлекли слова хирурга, проводившего операцию: «К пациентке вернется все, что обычно связано с руками, — идентичность, целостность и близость».

Выходит, врач утверждал, что утраченную когда-то близость можно вернуть — а я сам чувствовал, что потерял ее (и думаю, не я один) во время пандемии, и особенно той зимой. Эта довольно захватывающая история добавила новый слой теме рук и предметам моего исследования, близости и расстоянию.

Важную роль в этой работе сыграл и красный цвет. Он отсылал к теплу, обозначенному именно красным на тепловизионных изображениях, а также к инфракрасной вспышке, которую использует удаленная камера. Но красный ассоциировался и со страстью, сексуальностью, насилием, предупреждением. Мы часто используем красный, когда нам нужно привлечь внимание к чему-то важному, он останавливает нас или предупреждает о чем-либо. Поскольку этот цвет находится в конце видимого спектра человеческого глаза, его появление в проекте также относится к границе того, что мы способны видеть или вообразить. Может быть, это даже аллюзия на границы реальности.

Красный цвет ассоциировался со страстью, сексуальностью, насилием, предупреждением. Мы часто используем его, когда нужно привлечь внимание к чему-то важному.

Как сфотографировать мир после пандемии? Я не знаю. Думаю, что продолжу снимать так, как до и во время нее. У меня есть еще несколько книжных проектов, над которыми я в данный момент работаю. Чем все закончится, пока неизвестно. Но что бы ни случилось, я надеюсь, у меня хватит сил и смелости исследовать до самого дна кроличьей норы.