10 любимых фотографий Катерины Савиной

— Сначала задача выбрать 10 любимых фотографий показалась мне простой. Пока дело не дошло до реального выбора. Каждому фотографу полезно иногда делать выбор, где встает вопрос, какая твоя работа важнее: та, что изменила что-то в жизни и карьере, или та, что заставила крутиться какие-то новые механизмы в голове. Я постаралась быть честной и взяла фотографии, которые важны именно для меня, которые помогли мне расти и показали, что я могу сделать что-то большее, чем сама ожидала.

Намаз на Памире. Таджикистан, 2014 год.

Я снимала в Таджикистане серию «Быть женщиной». И мы с моим другом, тоже фотографом, перемещались из кишлака в кишлак на чем придется, так как весной транспорта на дорогах почти нет. На этот раз нам досталась «шестерка» (автомобиль ВАЗ-2106, «Лада». — Прим. ред.) — и четыре киргиза в ней. Они были очень добры, что подобрали нас, так как места в машине почти не было, а ехать до ближайшего кишлака нужно часа четыре. Когда солнце почти зашло, они остановились, молча вышли из машины и упали на землю ничком. Мы поняли, что пришло время намаза.

Я сразу подумала, что это будет одна из любимых моих фотографий. Меня до сих пор не покидает какое-то сюрреалистическое ощущение от этого марсианского пейзажа и такого простого и будничного ритуала. Ребята из «шестерки» очень удивились, когда мы сказали, что это фото — особенное.

Дом Анзурат. Долина Джейсев, Бартанг, Таджикистан, 2014 год.

По дороге из Душанбе в Вакханскую долину водитель рассказал мне, что в долине Бартанг есть кишлаки, расположенные в восьми-десяти километрах от дороги. Мне показалось интересным, что в таком малонаселенном регионе люди живут столь далеко от цивилизации. Когда мы решили отправиться туда, появилось очень странное чувство — нас высаживают у подвесного моста через горную реку, а за мостом только скалы. Не видно ни тропинки, ни строения — никакого намека на присутствие людей. Мы пять часов поднимались в горы, почти не зная, куда идем. Зато хорошо понимая, что если там ничего нет — ночевать нам на голых камнях в минусовую температуру.

Каким облегчением было увидеть маленький подвесной мостик среди скал — значит, есть шанс, что мы найдем эту деревеньку. И мы нашли. В глинобитных хижинах с матрацами на полу и печкой жили одиннадцать семей. На вопрос, зачем они там осели, они ответили, что во время войны пришлось прятаться в горах. Со временем люди нашли пастбища, возможность выращивать овес и картофель. Когда построили дорогу в Бартангской долине, они притащили на себе кое-какие бытовые вещи: мебель, сантехнику и даже несколько генераторов. Кишлак обжился, и люди больше не собираются покидать эти места, говорят: «Если опять война, до нас не доберутся».

Девушку на фото зовут Анзурат, ее муж работает в России. Этот ковер она тащила на себе почти всю дорогу, пока на помощь не пришли соседи. Теперь ковер — гордость ее дома.

Дом на территории А. Палестина, 2016 год.

Этот кадр был сделан на территории Палестины, в районе Джалджули, совсем близко к Тель-Авиву — на горизонте можно видеть его небоскребы. Мы были в волонтерской поездке на территорию, которая раньше была палестинской, но в связи со строительством дороги и израильского поселения неподалеку перешла под контроль Израиля. Все палестинские территории в Израиле сейчас делятся на зоны А, B и C. «A» означает полный контроль Израиля, «B» — совместный контроль армии и местного управления и «С» — полностью палестинские территории.

Дом, на крыше которого стоит мальчик, раньше относился к территории В, и семья мальчика многие годы занималась его строительством. Сейчас, когда территорию перевели в категорию А, строительство запретили, и семья не сможет его закончить. Мне кажется, это фото многое говорит о конфликте. Пока мальчишка только играет с пистолетом и смотрит на меня дружелюбно. Но то, что произошло с его семьей, может воспитать в нем ненависть, которая больше 50 лет подпитывает эту войну.

Маленькая Дилхуз. Аличур, Памир, Таджикистан, 2014 год.

Маленькую Дилхуз воспитывают дедушка и бабушка. Она никогда не видела своих родителей. Нам рассказали, что они осели в Москве, у них родился еще один ребенок. В семье не знают, вернутся ли они в Аличур. Меня очень тронула эта история, пока она очень короткая, но уже о многом говорит. Что станет с этой брошенной девочкой? Сколько еще таких в Таджикистане и по всему миру? Как сильно большая политика и экономические проблемы влияют на каждого маленького человека? Смогут ли дети вырасти и что-то изменить? И можем ли уже сейчас изменить что-то мы?

Фаришта. Вакханская долина, Таджикистан, 2014 год.

Выйти замуж в Таджикистане сейчас — мечта всех девушек. Так как большинство молодых мужчин уезжает, конкуренция очень велика. Мы собирались съездить на несколько дней на пограничный афганский рынок, но по дороге я увидела эту девочку. Пасти овец в горных районах — всегда обязанность мужчин, поэтому она и привлекла мое внимание. Пришлось остановить машину, бежать за ней через овраг. Я боялась, что она не пойдет на контакт, а потом оглянулась и увидела, как все, кто были в нашей машине, ее соседи по кишлаку, показывают ей: мол, не убегай, это свои.

Вообще, помощь местных, особенно взрослых людей, оказалась очень важной. Молодые не говорят по-русски, и часто старики, которые знают русский еще с советских времен, бросали дела и шли со мной помогать с переводом. А мы фотографировали их на «Полароид», для которого специально набрали целую коробку картриджей из Москвы, и дарили им фото.

Фаришта не видела своего мужа полтора года. Он уехал работать в Москву спустя три недели после свадьбы. Но она счастлива, что успела выйти замуж. Многие ее подруги так и остались старыми девами.

Палаточный лагерь пострадавших от землетрясения. Катманду, Непал, 2015 год.

Я приехала в Непал почти через год после разрушительного землетрясения в мае 2015 года. Было очень много новостей о международной помощи, и я ехала снять репортаж про то, как страна восстанавливается. Когда я увидела Катманду, была в шоке. Город, в котором я провела много времени до землетрясения и который очень любила, стал руинами. Люди жили под навесами из кусков пластика без электричества и воды. Этой малышке на тот момент было три года, ее дом был разрушен. Ее и мать достали из-под завалов, они не сильно пострадали, но с тех пор девочка не разговаривает.

Из серии «Освобождение». Варанаси, Индия, 2014 год.

Варанаси — один из моих любимых городов в Индии. Люди рождаются и умирают здесь с верой, что их благословит священный город, они выйдут из колеса перерождений после смерти и достигнут нирваны. Варанаси снимают тысячи фотографов каждый день, и тема, казалось бы, уже исчерпана. Но я чувствую очень сильную связь с фотографиями оттуда. Они помогли мне сделать свою первую в жизни историю, поверить в себя и не побояться впервые показать свои работы.

Этот кадр я сняла в свой третий приезд в Варанаси. Я просыпалась каждый день в пять утра и шла по узким улочкам к Ганге вместе со многими другими, кто шел помолиться. Сначала я увидела эту огромную гору дров и поняла, что они предназначены для погребальных костров. А потом — этого мужчину, который увидел Гангу впервые за день и остановился поклониться. Мне подумалось: какая жуткая и простая метафора — он молится реке, над которой когда-нибудь развеют его прах, на фоне дров, на которых его сожгут. Для нас это звучит страшно и непривычно, а там — это часть жизни. Они не боятся смерти, для них смерть — это освобождение. Так я придумала название для серии.

Палаточный лагерь. Катманду, Непал, 2015 год.

Я почти каждый день приезжала в палаточный лагерь Катманду. То передам кому-нибудь лекарства, то батарейки. Люди там были очень добры и ни на что не жаловались. Только рассказали, что благотворительная организация из США хотела построить им более комфортные палатки на месте лагеря — с потолками в человеческий рост и даже дверьми. В них было бы не так холодно ночью. Но власти города запретили строительство, так как не хотели отдавать эту землю. Они ждут, что люди разъедутся по родственникам или вернутся в свои разрушенные дома. Палаточный лагерь стоит до сих пор.

Отключение электричества в Дели. Индия, 2009 год.

Это фото я сделала в один из своих первых дней в Индии. Я приехала в незнакомую страну. Я никогда не снимала репортаж или стрит. Ходила по улицам и боялась даже поднять камеру, вообще всего боялась. И вдруг на всей улице выключили свет, и я оказалась в такой безопасной темноте и хаосе, где все были заняты и не обращали на меня внимания. Я только успела выкрутить iso на 4000 и поймать контровый свет от фар машины.

У этого фото нет истории, кроме истории обо мне и о том, что такая маленькая удача позволила мне поверить в себя. С тех пор я была в Индии девять раз, сняла много тысяч кадров. Но это фото до сих пор висит у меня на стене и напоминает, с чего все началось.

Лодочник. Варанаси, Индия, 2009 год.

Я сняла лодочника очень давно, еще мало что понимая про фотографию. Но он дал мне столько, сколько не дала ни одна моя самая сложная и осознанная работа. Мне повезло оказаться именно в этой лодке, в этом тумане. Я сидела там и знала, что что-то произойдет, что-то изменится, когда мы вернемся на сушу. Лодочник позволил мне стать фотографом, даже, можно сказать, не оставил выбора. Он был очень популярен тогда и дал мне первые выставки, публикации и победы.

Сейчас любой скажет: это просто красивое фото, ничего больше. А для меня снимок изменил многое. Когда мы плыли в этом холоде и тумане, мне казалось, что мы плывем в царство мертвых. Это была такая длительная и сильная иллюзия, что, когда наступил рассвет, я не сразу поняла, кто я и где мы. Мне до сих пор кажется, что это какое-то маленькое чудо, которое зачем-то со мной случилось.