Себастьян Коупленд: «На меня несколько раз нападали медведи»
Фотограф, полярный исследователь. В 2010 году вместе с Эриком Макнейром-Лэндри установил мировой рекорд, преодолев за один 20-часовой переход 595 километров на кайтах и воздушных лыжах. В 2011—2012 годах возглавил первый трансконтинентальный переход через Антарктику (с востока на запад) на кайтах и лыжах. Автор фотоальбомов «Antarctica. The Global Warning» и «Arctica: The Vanishing North», документальных фильмов «Into the Cold: The Journey of the Soul» и «Across the Ice».
— Какое первое сильное впечатление произвела на вас Антарктида или Арктика?
— Ощущение, что я попал на другую планету, возникло в Антарктиде. Дело было не в том, что я оказался на земле, где до недавнего времени человек не мог существовать. Там был какой-то невероятный свет, какого больше не встретишь нигде. Температура в Антарктике обычно низкая, испарений немного, дымка не стелется по земле. Загрязнений в атмосфере нет, и ясность такая, что размер и масштаб объектов воспринимаются иначе, чем обычно. Например, ты видишь айсберг, который, кажется, находится в километре от тебя, а в результате он оказывается гораздо дальше и размер у него не такой, как ты предполагал. Когда небо затянуто облаками, объект может вообще исчезнуть из поля твоего зрения.
— То есть света в Антарктиде всегда достаточно для съемки? Никакого дополнительного оборудования не требуется?
— Нет, никакого дополнительного оборудования не нужно. На полюсах свет падает под небольшим углом по отношению к горизонту. Для фотографа это настоящая Шамбала: не нужно рано вставать, чтобы ловить удачный свет. В Антарктике можно выспаться — хороший свет не пропустишь. Я помню, в Гренландии в час ночи был прекрасный золотистый свет.
— Свет на протяжении двадцати четырех часов не мешает спать? Вы не устаете от него?
— Проблема решается просто — надеваешь маску для сна. Но возникает другая трудность: в долгих экспедициях теряешь ощущение времени. Работаешь допоздна, потом встаешь позже, потом еще дольше растягиваешь рабочий день и так далее. В итоге ты можешь встать в одиннадцать вечера, а лечь в два часа дня. Солнце движется вдоль горизонта, а ты следуешь по своему маршруту.
— Экспедиции сопряжены с опасностями: это и движущиеся льды, и арктические медведи. Какая ситуация была самой сложной?
— Наиболее сложным был поход к Северному полюсу. Этот район производит обманчивое впечатление: кажется, что идешь по земле, а на самом деле — по тонкому слою льда, под которым 5 километров воды. И из-за высокого уровня влажности мороз там пробирает до костей даже в палатке. В Антарктиде, например, за пределами убежища может быть -40°С, а внутри, если светит солнце, -5°С: воздух сухой, палатка нагревается, и возникает эффект парника. А на Северном полюсе, если на улице -45°С, то внутри будет -32°С. И еще там можно встретить полярных медведей, которые иногда агрессивны.
Ледяной покров в этом районе постоянно движется из-за ветра, течений, приливов и отливов. В ледяном панцире появляются трещины, через которые проглядывает океан, а из-за столкновения льдин на твоем пути вырастают стены. Так что ты то взбираешься на ледяные стены, то пересекаешь небольшие водоемы. И что хуже всего, постепенно толщина льда на Северном полюсе уменьшается, массы льда движутся быстрее, чем раньше. А это значит, вырастает больше стен на твоем пути, появляется больше водных участков, путешествовать с каждым годом становится все опаснее. Может сложиться так, что через несколько лет туда просто невозможно будет попасть.
— Можно ли расслабиться в палатке при температуре -32°С?
— Нельзя. На Северном полюсе вообще нельзя расслабиться. Несколько дней ты адаптируешься к обстановке, а потом впадаешь в транс. Это помогает тебе обходиться немногим — зато любое, даже самое незначительное, улучшение ты начинаешь воспринимать как подарок судьбы. Например, несколько дней было -55°С, потом вдруг неожиданно стало -25°С — это все равно что наступил праздник.
— Я читала, что на вас однажды напал полярный медведь.
— На меня несколько раз нападали медведи. Один не раз бросался, когда я в одиночку шел по льду. У нас с медведем возникли сложные отношения, но в итоге все закончилось хорошо: я здесь, а он там. Медведь первым пытался напасть на меня, и когда настал мой черед, я воспользовался «оружием», чтобы сделать снимок. Убивать животное я не хотел. Вообще, хороший снимок возникает в тот момент, когда ты контролируешь ситуацию и в то же время не можешь контролировать ее. Это был как раз такой случай.
— Приходилось ли вам отклоняться от маршрута для того, чтобы сделать хороший снимок?
— Отклоняться от маршрута — нет, задерживаться на одном месте — да. Если ты заметил что-то интересное, то тебе нужно остановиться, снять рукавицы, защиту с лица и лыжи; открыть сумку, достать из сумки фотоаппарат, вставить туда аккумулятор, снять крышку с объектива и выстроить кадр, стараясь при этом ничего себе не отморозить. Все эти действия очень тормозят творческий процесс. Сложно делать спонтанный снимок после того, как пришлось совершить столько телодвижений. На одну небольшую фотографию может уйти десять минут.
— Читала где-то, что в экспедиции вы были одеты очень легко — легче, чем в январе одеваются в Британии. Это всегда так?
— Да, это так: одеваться нужно довольно легко, чтобы не потеть в пути. Холодно будет, когда ты остановишься. Поэтому стоит все хорошенько взвесить, прежде чем тормозить ради снимка.
— Коллеги сильно ругают вас, когда вы морозите их из-за фотографий?
— Обычно я путешествую один или с постоянным партнером. С партнером интереснее, безопаснее; кроме того, тебе всегда есть кого фотографировать. С одной стороны, ему часто приходится мерзнуть заодно со мной, с другой — ему нравится, когда его снимают.
— В 2005 году вы пригласили с собой в путешествие Сальму Хайек.
— Я вхожу в совет директоров американского отделения Международного Зеленого Креста и занимаюсь там вопросами изменения климата. В 2005 году мы с моим коллегой решили провести конференцию, посвященную жизни инуитов (коренного народа Северной Америки, который пострадал из-за изменений климата в Арктике. — Прим. ред.). Когда мы обратились к журналистам, никого эта тема не заинтересовала. Поскольку я работал с Голливудом, то связался с Сальмой Хайек и Джейком Джилленхолом. Они согласились принять участие в экспедиции. Как только мы заполучили Хайек и Джилленхола, то представители прессы сразу согласились поехать. Это лишнее подтверждение тому, что мир устроен так: без маркетинговых кампаний никто не обратит внимания на твои заявления.
— Как Хайек реагировала на условия, с которыми ей пришлось столкнуться в экспедиции?
— Когда ты везешь с собой Сальму Хайек, сенаторов и политиков, это совсем другое дело, чем если бы ты отправился один. Они не спали в палатках, не ходили в туалет на льду. Да, их пробрал холод, потому что это было начало апреля и температура составляла -32°С. Но благодаря им мы провели хорошую пресс-конференцию, которую осветили The Washington Post и другие крупные издания.
— За кадром всегда остаются какие-то интересные истории. Можете рассказать что-то?
— Когда я пересек Гренландию с юга на север, я прошел около 2,3 тысячи километров. Не был в душе 42 дня. Но как только мы выбрались из вертолета в поселении Канак, я увидел бухту с застрявшими там айсбергами. Свет был замечательный. И я, несмотря на усталость и грязь, решил отправиться с камерой в бухту. Ходил по ней девять часов и сделал там свои лучшие фотографии айсбергов. На следующий день погода изменилась, и все пять дней до прибытия вертолета ярко светило солнце, так что снимать было совсем невозможно. Кроме того, лед в бухте начал таять, и ходить там стало опасно. Поэтому нужно пользоваться случаем. Никогда нельзя надеяться на то, что жизнь предоставит вам еще одну возможность.
— Почему айсберги на ваших фотографиях голубоватые, а не белые? Это хитрости обработки?
— Нет, конечно. Айсберги возникают в результате колоссального давления на ледники. Ледники состоят из воды и воздуха, а под давлением количество воздуха в них уменьшается, и они приобретают голубой оттенок. Если облачно, то айсберги сохраняют свой цвет. Если на ледяной покров падает прямой свет, айсберг может побелеть. Но я специально выжидаю время, когда проявляется цвет.
— На выставке представлено несколько черно-белых снимков. Вы раньше снимали ч/б?
— Я и сейчас иногда снимаю ч/б. Монохром — это поэтическая трактовка реальности, которая мне так же нравится, как и документация. Сказать честно, черно-белые снимки делать легче, чем цветные: меньше надо задумываться о том, что в итоге получится. Но я стараюсь соблюдать дисциплину и работать с цветом, так как это сложнее.