Опыт

Другой Донбасс. Тоска по дому, когда вы еще дома

Донбасс — это шахты и терриконы. Но только ли? И так ли было всегда? Куратор Катерина Филюк рассказывает, как индустриализация изменила природный ландшафт Донецкой области, и почему жители региона могут чувствовать тоску по дому даже дома.

«Заземление» — проект фонда «Изоляция», участники которого неделю жили в Соледаре Донецкой области и работали над художественными объектами. Это первый масштабный проект «Изоляция» вне Киева. Куратор «Заземления» Катерина Филюк рассуждает о том, как индустриализация изменила природный ландшафт Донетчины, а «потеря ощущения места» продолжает характеризовать регион. Также она объясняет, что украинские художники пытаются сейчас найти в прошлом Донбасса.

— Когда речь идет о Донбассе, перед глазами сразу возникает пейзаж с заводскими трубами, дымом над ними, терриконами, шахтами, отвалами и испещренной железнодорожными путями степью. Таким его видим мы. Таким его видели и путешественники в конце XIX века, когда здесь только начиналась угольная и железная «лихорадка». Поэтому создается впечатление, что другого мира — до индустриализации — в Донецкой области никогда не существовало.

Но до начала разработки полезных ископаемых здесь были степи с впечатляющим биоразнообразием и небольшими поселениями, где вели традиционное хозяйство. Как и везде в мире, индустриальная революция в считаные годы кардинально изменила природный и социальный ландшафт Донбасса. Теперь уникальную природу можно найти разве что в ландшафтных парках и заказниках, сохранившихся среди городов, промышленных предприятий и распаханных полей. В их числе «Хомутовская степь» (осталась на оккупированной территории), «Каменные могилы», национальные природные парки «Святые горы» и «Меотида» (последняя частично на оккупированной территории). Здесь до сих пор доминирует типичная разнотравная типчаково-ковыльная степь, выходят на поверхность гранитные породы и встречается много редких и краснокнижных видов растений и животных. Это другой Донбасс, о котором мы знаем гораздо меньше.

marco_citron (4) Марко Цитрон
В 2011 году украинский фотограф Борис Михайлов пригласил Марко Цитрона и еще семерых художников два месяца пожить в арт-резиденции «Переменная облачность», которую организовал фонд «Изоляция» в Донецке, и познакомиться с городом. Результатом поездки Цитрона стал проект «Донецк», в котором он рассказывает о городе как о загадочном лесе. Фото: Марко Цитрон
marco_citron (6) Марко Цитрон
В 2011 году украинский фотограф Борис Михайлов пригласил Марко Цитрона и еще семерых художников два месяца пожить в арт-резиденции «Переменная облачность», которую организовал фонд «Изоляция» в Донецке, и познакомиться с городом. Результатом поездки Цитрона стал проект «Донецк», в котором он рассказывает о городе как о загадочном лесе. Фото: Марко Цитрон
marco_citron  Марко Цитрон
В 2011 году украинский фотограф Борис Михайлов пригласил Марко Цитрона и еще семерых художников два месяца пожить в арт-резиденции «Переменная облачность», которую организовал фонд «Изоляция» в Донецке, и познакомиться с городом. Результатом поездки Цитрона стал проект «Донецк», в котором он рассказывает о городе как о загадочном лесе. Фото: Марко Цитрон

«Заслуживает внимания интересный парадокс: современники предпочитали не замечать или хотя бы не упоминали сел, возле которых возникали новые промышленные гиганты, — пишет украинский историк Татьяна Портнова в статье „Ландшафты Донбасса“. — <...> Зато украинские историки отмечают, что внимательное чтение топографических описаний дает другую картину…»

Современники предпочитали не замечать или хотя бы не упоминали сел, возле которых возникали новые промышленные гиганты.

Очевидно, эта другая картина была очень быстро стерта с лица земли империализмом; он, по словам теоретика фотографии и визуальной культуры Ариэллы Айши Азулай, является «расширением принципа движения, штурмует так, будто ничто — ни сакральность мест и практик, ни авторитет традиции или закона — не могут его остановить». Анализируя открытки, присланные британскими мигрантами домой, исследовательница Виктория Донован обращает внимание, что «главными в открыточных образах Юзовки были идеи индустриального совершенства, производительности труда, модерности и цивилизованности». Именно такие ценности формировали известный нам образ Донбасса, вытесняя гораздо более слабые нарративы, связанные с естественной историей края.

название Донецка с 1869 по 1924 год

Фото: архив Бахмутского краеведческого музея, предоставлено Зоей Лактионовой
Фото: архив Бахмутского краеведческого музея, предоставлено Зоей Лактионовой

Вчерашние крестьяне, ставшие работниками первых заводов в Донецкой области, чтобы хоть как-то восстановить и поддержать свой привычный жизненный уклад, сажали овощи у себя возле крыльца и держали скот. Однако руководство заводов препятствовало этому и всеми силами пыталось вытравить из людей их сельские привычки.

Так что традиционный образ жизни и природный ландшафт, с которым он находился в симбиозе, были уничтожены имперской, а затем и советской индустриализацией региона. В то же время в позднесоветский период — об этом, в частности, говорится в путеводителе «Заповедная природа Донбасса» (Донецк, 1983) — уже признавали, что «влияние человека на окружающую среду выросло настолько, что даже при жизни одного поколения ощутимо меняется облик планеты». Следовательно, важным является создание природоохранных территорий, где «будет изучаться антропогенное воздействие на растительный и животный мир и созданы условия для сохранения ценных видов флоры и фауны».

Соластальгия — это «тоска по дому, когда вы еще дома».

Здесь хочется обратиться к, на мой взгляд, релевантной теории австралийского философа-эколога Глена Альбрехта, который исследовал взаимосвязь между экосистемой и психическим самочувствием человека и разработал концепцию соластальгии (от английского solace — «утешение»). В своей книге «Эмоции Земли: новые слова для нового мира», вышедшей в 2019 году, он описывает соластальгию как «потерю ощущения места», связанную с уничтожением или существенным изменением места проживания человека или определенного сообщества. Соластальгия является опытом, который он приобретает в процессе негативных изменений окружающей среды, это «тоска по дому, когда вы еще дома». Чаще всего такие изменения происходят на территориях, где находят полезные ископаемые и где империализм и капитализм под прикрытием технического прогресса и экономического роста разрушают ландшафты, естественную связь человека с местом его обитания и, в конце концов, его психическое здоровье.

По мнению Альбрехта, соластальгия также провоцирует потерю персональной и групповой идентичности и, как результат, ощущение потери контроля над собственной жизнью и над дальнейшей судьбой определенного сообщества. Не является ли эта беспомощность и чувство потери контроля тем, что и дальше характеризует восток Украины, который претерпел действительно грандиозные преобразования в течение ХХ века?

Альбрехт убежден, что соластальгия, как и ностальгия, не является неотвратимой: необходимо, если это возможно, вернуть утраченный баланс между человеком и местом, где он живет, сшить разорванные связи, на которых держится общество, и восстановить биофизическую среду. Также он предлагает нам учитывать интересы жизни в биосфере на любом уровне, прежде чем принимать решение по удовлетворению потребностей человека. Азулай же говорит о том, что можно разучивать и репетировать разъединение с имперской темпоральностью, построенной на погоне за новым. Важным упражнением здесь является возвращение к определенной точке в истории, где произошла несправедливость или насилие, и возможность поразмышлять о потенциальной истории.

Соластальгия, как и ностальгия, не является неотвратимой: необходимо, если это возможно, вернуть утраченный баланс между человеком и местом, где он живет.

Украинские художники в пределах резиденции «Заземление» от платформы культурных инициатив «Изоляция» в Соледаре пытаются нащупать подобные подходы. Open Place, Алексей Радинский, Павел Ковач, Зоя Лактионова исследуют индустриальную историю региона и активно сотрудничают с местными музеями — Бахмутским краеведческим музеем и Часовоярским промышленным историко-краеведческим музеем. Назарий Заноз, Наталья Любченкова и Роман Лозинский обращаются к локальному ландшафту. Евгений Коршунов интересуется историей края времен пермского моря, которое высохло миллионы лет назад, оставив после себя крупные залежи каменной соли. Вера Шелест каталогизирует типичную флору региона. Работа может продолжаться все лето, и я надеюсь, что ее результаты будут способствовать преодолению соластальгии в Донецкой области.

Новое и лучшее

37 634

8 860

10 816
11 050

Больше материалов