Александр Клименко: «Меня беспокоит, что в нашей войне многое не снято»
(Заглавное фото: 25 июня 2014 года. Бой артиллеристов 95-й бригады возле села Кривая Лука недалеко от Славянска. Здесь и далее: подписи автора. — Прим. ред.)
Александр Клименко, освещающий вооружённые конфликты с 1992 года, видел, как воюют в Приднестровье, Сараево, Хорватии, в Сьерра-Леоне и Судане. Его всегда тянет на передовую: «Мирные жители и последствия обстрелов меня тоже интересуют, но в меньшей степени». Последний год Александр провёл на востоке Украины и говорит, что такой страшной войны, как на Донбассе, ещё не видел. В интервью Bird In Flight Клименко рассказал об опасных ситуациях, в которых ему доводилось бывать, о том, как себя вести, чтобы уцелеть, кто может снимать войну, а кому лучше остаться дома.
Я начал ездить в зоны конфликтов из чистого интереса. Представьте, что вам предлагают снимать или фермерское хозяйство в Житомирской области, или миротворцев в Сараево. Конечно, миротворцев! Меня не влекут ни честолюбие, ни адреналин. Я езжу, потому что считаю это своим долгом. Я много бывал на других войнах, и когда война теперь в моей стране, я всё воспринимаю как своё личное и не могу сидеть дома: я должен показать, что происходит, тем более, как мне кажется, я имею больше жизненного опыта, чем молодые фотографы.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_02.jpg", "alt": "", "text": "Босния и Герцеговина, Мостар, улица Церковная. 24 ноября 1997 г. Хорватский ополченец дед Звонко жалуется, что участникам войны правительство не оказывает должного внимания."},
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_03.jpg", "alt": "", "text": "Босния и Герцеговина, осаждённый город Сараево, 9 февраля 1994 г. Люди перебегают место на улице, которое простреливается сербскими снайперами с гор."},
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_04.jpg", "alt": "", "text": "Босния и Герцеговина, Сараево, 9 февраля 1994 года. Местный мальчик радуется хлебу, который ему дали украинские солдаты."},
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_06.jpg", "alt": "", "text": "Босния и Герцеговина, Сараево, 10 февраля 1994 года. Сараевское такси."},
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_05.jpg", "alt": "", "text": "Февраль 1994 года. Самолет из Сараево в Украину. Украинские миротворцы во время возвращения домой из Сараево после полугодичной службы в составе войск ООН (UNPROFOR) пересчитывают свою зарплату."}
Война началась для меня 2 мая 2014 года, когда погибли пять моих знакомых военных вертолётчиков, с которыми я летал в Африке. Войну начинаешь оценивать и понимать, что это война, когда гибнут твои знакомые и близкие.
Я всегда стремлюсь попасть на передовую — снимать военных и боевые действия. На днях я готовил работы для выставки, и печатник, глядя на мои фотографии, вспомнил видеосюжет о смертельном ранении нашего коллеги, фоторепортёра газеты «Сегодня» Сергея Николаева. Он негодовал, почему журналисты это снимали, а не оказывали помощь, и зачем вообще такое снимать. Я, наоборот, считаю, что даже такие вещи надо документировать. На место достаточно быстро прибыли профессиональные медики, и они занимались своей работой, а журналисты — своей.
Я был на многих войнах, но такой страшной войны, как в Донбассе, не видел. Она сильнее насыщена вооружением и событиями: «грады», тяжёлая артиллерия, наступления, отступления, котлы и тому подобное. В Хорватии, на позициях в Сербской Краине, я видел лишь какие-то старые пушки. Может быть, я недостаточно осведомлён, но я не слышал, чтобы в Боснии использовались «грады».
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_07.jpg", "alt": "", "text": "Приднестровье, возле города Дубоссары, 12 апреля 1992 года, Позиции антиправительственных войск вблизи Дубоссарской ГЭС. Солдаты «шутят» с вражеским снайпером."},
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_08.jpg", "alt": "", "text": "Приднестровье, возле города Дубоссары, 12 апреля 1992 года, Позиции антиправительственных войск вблизи Дубоссарской ГЭС. Боец наблюдает за противоположным берегом реки Днестр, где находятся правительственные войска Молдавии."},
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_09.jpg", "alt": "", "text": "Апрель 2012 года. Южный Судан. Город Малакал. Полицейские готовят к уничтожению изъятое у боевиков оружие."}
У меня есть фотография «Солдат идёт на войну», сделанная на украинском блок-посту в горах Сербской Краины: дед с карабином Маузера образца 1898 года, в шапке со звездой Броз Тито времён Второй мировой и в югославском кителе того же времени. На вид ему 45–55 лет, но скорее всего он был моложе. В пакете боец нёс сапоги и бутылку ракии, которую пришёл менять у наших миротворцев на патроны. И ему бы дали патронов за ракию, но всё это видели журналисты и замполит батальона, так что деда спровадили. Не могу представить себе, чтобы сейчас ополченец ДНР шёл на войну с какой-нибудь «трёхлинейкой» и в старой шапке. Сейчас у них есть всё, потому что их вооружает Россия. Главное отличие этой войны от других, где я был — это открытая граница, через которую идёт оружие. Я знаю, что сторонам конфликта на территории бывшей Югославии продавали вооружение в том числе Украина и Россия, но это не делалось через открытую границу. Ещё одно отличие — в подлости. Кто мог сказать год назад, что Россия будет воевать против нас? Да никто. А получилось: ты с человеком живёшь-живёшь по-доброму, и тут он тебе нож в спину.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_01.jpg", "alt": "", "text": "Сербская Краина, 6 ноября 1994 года. Сербский ополченец по дороге на свои позиции пытается на блокпосту ООН выменять бутылку ракии на патроны."}
Этот конфликт быстро не закончится. Даже если завтра стороны договорятся воткнуть штыки в землю, среди тысячи найдутся двадцать придурков, которые будут стрелять, или один ненормальный командир.
После первых поездок в зону АТО меня сильно задевал контраст: на Донбассе война, а в Киеве мирная жизнь. Приезжаешь с востока на Дарницкий вокзал, уставший, небритый, и тут мимо проходит пьяненькая весёлая компания молодёжи и песенки поёт, мужики поодаль пьют пиво… Всего шесть часов назад я видел разбитые хаты, прячущихся в подвалах людей, бойцов у костра, бабушку, пришедшую на украинский блок-пост просить еды у военных. Обидно, когда ты знаешь, что там происходит, а «праздных зевак» это не цепляет. Вначале приходилось себя осаждать: стоп, стоп, чувак, всё нормально, там — так, а здесь — по-другому. Сейчас такой остроты я уже не испытываю.
Рассказывать о войне дело неблагодарное. Войну может знать и понимать только тот, кто её видел. Я убедился в этом во время отпуска в Карпатах. Контингент на базе отдыха оказался сплошь из буржуазных семейств, на хороших машинах. Разговорился как-то с одним мужиком: видный такой, бьёт быков на мясокомбинате. Просит: «Раскажи шось про війну». Я рассказываю, какую жестокость видел три дня тому, а он: «Да ти брешеш». Что было дальше я не скажу, но через пару дней я оттуда уехал.
Когда видишь в интернете горы трупов противника, возникает чувство восторга от победы, но потом одёргиваешь себя и думаешь: как же можно радоваться такому? И в этом тоже ужас войны — когда радуешься смерти врага.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_10.jpg", "alt": "", "text": "8 июля 2014 года. Бойцы 2 батальона 30-й бригады на позициях около поселка Металлист на окраинах Луганска готовят завтрак."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_11.jpg", "alt": "", "text": "8 июля 2014 года. Позиции украинских войск около поселка Металлист на окраинах Луганска. Танк 1-й танковой бригады готов к бою."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_13.jpg", "alt": "", "text": "25 сентября 2014 года. Красногоровка около Донецка. Старшина 20 батальона территориальной обороны встретил своего бывшего командира взвода, который в данный момент служит в другом подразделении."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_14.jpg", "alt": "", "text": "25 июня 2014 года. Бой артиллеристов 95-й бригады возле села Кривая Лука недалеко от Славянска."}
Дочка, сын, жена, мама и тёща переживают по поводу моих поездок на войну. 19 января 2014 года меня ранило осколком гранаты на улице Грушевского в Киеве. Это была совершенно глупая ситуация, я сам себя винил: значит был недостаточно внимателен. Никак не думал, что в столице будет такая бойня. Это ранение стало потрясением для семьи, они до сих пор боятся. Перед командировкой жена смотрит на меня умоляюще, сын просит: «Папа, может, не поедешь?». Я еду. Но зато когда я возвращаюсь — это фейерверк. На войне лучшее чувство — это когда ты приезжаешь домой. А каково оно, когда это бывает часто?
Страшно остаться инвалидом. Или уж погибнуть сразу, или уцелеть, но инвалид — это плохо. Знаю по своему ранению на Майдане: это неприятные ощущения, мысли, семья переживает… Ещё неизвестно, кому хуже: мне или моим родным.
Самое неприятное, самое глупое ощущение на войне — когда где-то недалеко взрываются мины или «грады», а ты лежишь и понимаешь, что ничего не можешь сделать. От тебя ничего не зависит, всё решает господь бог, судьба, случай. И в такие моменты, мне кажется, приятнее и проще геройски погибнуть в открытом бою, а не тогда, когда ты прячешься.
Если ты боишься — не отправляйся на войну. Если едешь — не бойся, оставь свой страх дома. Нужно осознавать, что на Донбассе тебя могут убить, и ты должен с этим согласиться. Если ты с этим не соглашаешься, то сиди в Киеве, снимай официоз, концерты и моделей. Ты не должен бояться смерти, но должен быть осторожным насколько это возможно.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_15.jpg", "alt": "", "text": "2 января 2015 года. Добровольцы 5-го батальона добровольческого украинского корпуса «Правого сектора» в селе Пески. Лодку приспособили как санки для перевозки грузов. Водитель ЛуАЗа по прозвищу Танчик через несколько дней погиб во время миномётного обстрела."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_16.jpg", "alt": "", "text": "25 июня 2014 года. Артиллеристы 95-й бригады возле села Кривая Лука недалеко от Славянска. Такой солдатский душ."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_17.jpg", "alt": "", "text": "16 января 2015 года. Село Крымское возле Бахмутской трассы. Утром после обстрела «градами» со стороны террористов жители ремонтируют дом."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_18.jpg", "alt": "", "text": "8 июля 2014 года. Позиции 30 бригады около поселка Металлист на окраинах Луганска."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_19.jpg", "alt": "", "text": "8 июля 2014 года. Позиции 30 бригады около поселка Металлист на окраинах Луганска."}
Опасные ситуации на войне могут возникнуть где угодно. Как-то мы ехали в посёлок Пески, и вдруг на машину летит 30-миллиметровый трассирующий снаряд, выпущенный из БМП. Водитель дал резко в сторону, «трассер» срикошетил об асфальт и ушёл вверх. Мы минуту постояли и поехали дальше. Или в Артёмовске, во время выхода украинских военных из Дебальцево. Я в расположении одного из батальонов пытаюсь подключиться к интернету и отправить карточки. Звонит Саша Течинский — он вместе с немецким журналистом хочет прорваться как можно ближе к Дебальцево и предлагает присоединиться к ним. Отлично! Я с раскрытым ноутбуком выхожу из расположения части, перехожу дорогу и жду коллег, попутно отправляя фотографии. Из этой же базы, где я только что был, выходит боец, подходит, направляет автомат на меня и передёргивает затвор: «А ну уё…й отсюда». — «Что случилось? Ты же видел, что я только что от вас вышел». — «Ты нас сдаёшь». Глаза у него были безумно-стеклянные, и, я думаю, ему ничего не стоило спустить курок. Спокойно, говорю, спокойно, я ухожу. Закрыл ноутбук и пошёл, пошёл.
Чтобы сохранять хладнокровие, не надо бухать. Это самое гнусное, что может быть там. Правда, от этого никуда нельзя деться. Увиденное и прочувствованное на войне будет с тобой всю жизнь и никуда не уйдёт. Заливать это алкоголем — глупое занятие и бесполезная терапия. Я не слечу с катушек — я уже достаточно взрослый.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_20.jpg", "alt": "", "text": "8 июля 2014 года. Позиции 30 бригады около поселка Металлист на окраинах Луганска."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_21.jpg", "alt": "", "text": "5 июня 2014 года. Боец 51 бригады на блокпосту возле Красноармейска."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_22.jpg", "alt": "", "text": "20 июня 2014 года. Военные 95-й бригады ведут конвой недалеко от горы Карачун вблизи Славянска."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_23.jpg", "alt": "", "text": "26 августа 2014 года. Украинские военные ведут обстрел недалеко от Красногоровки."}
Иногда не решаешься снимать и просто наблюдаешь за происходящим. Так было, когда из-за линии фронта в морг Артёмовска привезли тела погибших. Обмен телами между сторонами был на нейтральной территории без журналистов. Трупы привезли в бронированном медицинском автомобиле. Жуткое было зрелище, когда их начали извлекать из машины — они были мёрзлые и напоминали дрова. Я стоял и не решался поднять камеру. Тогда присутствовавшие там полковники, один военный, другой милицейский, сказали: «Снимай. Пусть люди видят эту жесть». Я сделал несколько снимков, и тут приехал командир медроты им. Пирогова Национальной гвардии Игорь Илькив. Увидев меня, он заявил в ультимативной форме: «Не знімайте, це мої хлопці» — среди этих тел было три медика, с одним из них при жизни я был знаком. Военный заступился за меня: «Нет, пусть снимает». Но начмед настаивал на своём. Тут милицейский полковник подошёл к машине, увидел тело своего друга и заплакал. Игорь Илькив тоже плакал. Это была такая ситуация, когда можно было даже не снимать тела, а снимать, как мы говорим, «отражёнку» — реакцию людей на происходящее. Всё, что я успел запечатлеть — несколько кадров тел в машине. И меня беспокоит, что в нашей войне многое не снято.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/04/brabo_death.jpg", "alt": "", "text": ""},
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_12.jpg", "alt": "", "text": "21 февраля 2015 года. После спецоперации по обмену в морг города Артёмовск привезли тела погибших во время выхода из Дебальцева украинских солдат."}
Меня огорчает недостаточно чёткая позиция в сфере информационной политики со стороны Министерства обороны. Если есть фотографы, желающие поехать на войну, почему бы им не помочь в этом: договориться с командиром одного из воинских подразделений, чтобы он разрешил фотографу там снимать. Я согласен на цензуру, пусть потом просмотрят съёмку и скажут, что можно печатать сейчас, а что по прошествии времени. Мне кажется, что из-за невнятного подхода наших силовиков к СМИ утрачены важные моменты истории — они не остались в фотографии. В ДНР, судя по фотографиям Максима Авдеева, напротив, отношения с журналистами выстроены более профессионально.
Фотографии вьетнамской войны в какой-то мере способствовали её прекращению. В наше время подобные кадры стали повседневностью, люди пресытились картинкой. В ту войну интернета не было, телевидение было не такое развитое, как сейчас, когда прямой эфир ведётся с позиций на передовой через спутник. Фотография была одним из главных средств коммуникации, визуальным свидетельством происходящего. Я не думаю, что на вьетнамской войне было много фотографов. Не могло много быть и самих карточек, и поэтому фотография была ценна. Сейчас мы при желании увидим в интернете всю картину дня, видео и фото с разных сторон конфликта, снятые как профессиональными фотографами, так и участниками событий. Ценность картинки снижена, поэтому фотография не обладает таким влиянием, как прежде. Иногда мне кажется, что фотография замыкается в себе, и ценители фотографии — это сами фотографы. Но её роль как свидетельства, безусловно, остаётся.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_24.jpg", "alt": "", "text": "23 октября 2014 года. В селе Пески местный мальчик Данило общается с офицером 95-й бригады Аскольдом."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_25.jpg", "alt": "", "text": "25 июня 2014 года. Бой артиллеристов 95-й бригады возле села Кривая Лука недалеко от Славянска."}
{"img": "/wp-content/uploads/2015/05/Klimenko_26.jpg", "alt": "", "text": "24 июля 2014 года. Во время взятия села Пески. Раненый доброволец."}
Новое и лучшее
