Люблю и ненавижу: улицы Уильяма Кляйна

Великий фотограф Уильям Кляйн начинал творческую карьеру как карикатурист. После окончания Второй мировой войны он служил в американской воинской части, расквартированной во Франции, и все свободное время посвящал созданию шаржей и язвительных рисунков. Некоторые сослуживцы ненавидели его, узнавая себя в персонажах Кляйна; другие умирали со смеху, глядя на рисунки, и подбадривающе хлопали художника по плечу.

Кляйн с детства мечтал стать художником, но его родня была категорически против: бизнесменам, кровью и потом заработавшим состояние, Кляйн казался предателем семейной традиции. Поэтому он решил остаться во Франции.

Там Кляйн влюбился во француженку Жанну и в 1955 году женился на ней. С этой женщиной Кляйн прожил пятьдесят лет до ее смерти в 2005-м. В последнее время фотограф часто признавался, что постоянно думает о ней; в их парижской квартире Кляйн все стены украсил ее картинами. В одном японском издательстве вышла книга «Уильям и Жанна», состоящая наполовину из репродукций картин Жанны и наполовину — из фотографий Кляйна.

После окончания службы Уильям поступил в Сорбонну; заодно он осваивал специальность скульптора в мастерской Леже. Он был во власти знаменитого авангардиста, подражал ему до того, что сам немного раздражался: Кляйн хотел быть собой и получать за это кучу денег.

Уильям с детства мечтал стать частью потерянного поколения — быть рядом с Пикассо и Джакометти. Однажды в Антибе он встретил Пикассо и осмелился подойти к нему с чемоданом своих картин. Пикассо сначала принял Кляйна за назойливого торговца всякой ерундой, но, посмотрев картины, заявил: «Вы художник, определенно художник. Какие краски!» Теперь Кляйн был уверен в своем предназначении: он художник, и безразлично, что у него в руках — фотокамера или кисть, резец или карандаш.

Уильям занялся фотографией. Он купил 28-миллиметровый объектив и был в восторге от своих снимков: «Однажды я нашел в фотомагазине широкоугольный объектив — в то время это было еще в диковинку. Это была любовь с первого взгляда. Я выбежал на улицу и стал снимать все подряд, иногда наводя камеру на объект, иногда щелкая навскидку. Мне все было мало. С тех пор 28-миллиметровый объектив стал для меня штатным».

Кляйн поехал в Нью-Йорк и как сумасшедший бродил по улицам, окликивая понравившихся прохожих. Они поворачивались к нему, улыбались, махали руками; дети целились в него из игрушечного пистолета. Кляйн был провокатором, актером, организатором и участником игры в фотографирование Нью-Йорка. В нем пробудился талант карикатуриста с его сарказмом и юмором.

Кляйн отрицал методы Картье-Брессона, который в те годы уже был богом для фотографов: «Я всегда старался делать то, чего избегал Картье-Брессон. Он фотографировал, не вмешиваясь, оставаясь невидимым. Я же старался быть заметным, насколько это возможно». Кляйн считал, что нужно испытывать сильные чувства к объекту съемки, и тогда объект будет отвечать тем же. Если вы будете стараться быть объективным и нейтральным, то у вас выйдут тоскливая съемка и скучные фотографии, говорил фотограф.

«У Анри (Картье-Брессона. — Прим. ред.) идеально выверенная композиция, у меня сплошные спонтанность и анархизм… Люди смотрят в объектив моей камеры — это же замечательно». Даже сейчас приемы уличной фотосъемки, используемые Кляйном, кажутся слишком смелыми, даже революционными. Он абсолютно не заморачивался техникой, традицией, качеством. Занятия в художественной студии авангардиста Леже научили его свободе от условностей. Он уяснил, что искусством является все, к чему прикоснулся художник, и позволил себе снимать не так, как было принято.

«Я фотографирую то, что вижу перед собой. Чтобы лучше рассмотреть, я подхожу как можно ближе, а чтобы охватить как можно больше пространства, использую широкоугольный объектив. Для меня нет никаких табу в технике съемки: зерно, контраст, размытость, неправильная композиция, всякие случайности — будь что будет… Я кричу, могу размахивать руками, разговаривать, валять дурака в конце концов… Я не имел ни образования, ни комплексов. Черный юмор, абсурд, паника — это мои инструменты».

Эта свобода помогла ему полностью отдаться вдохновению, превратиться в ветер, который носился улицами мегаполиса, вызывая у улиц ответную реакцию.

Нью-Йорк не принял труды Кляйна, обиделся и отвернулся. Зато в Европе все были в восторге: книга выдержала несколько изданий, принесла автору славу и деньги. Благодаря книге он попал в проигрывающий конкурентную борьбу «Вог» и начал создавать там шедевры, гоняя моделей по знакомым нью-йоркским улицам и имитируя уличную жизнь.

Так никто не снимал, потому что никто не знал, что так можно снимать. Уильям Кляйн создавал шедевры, потому что знал: нет ничего такого, что делать нельзя.