Каины и рабы картофеля: Краткая история человечества

Животные, весьма схожие с современными людьми, впервые появились 2,5 миллиона лет назад, но долгое время никак не выделялись среди других живых существ. Разве что объем мозга у них был побольше, чем у других зверей, и по мере эволюции эта диспропорция увеличивалась.

«Нам кажется, что едва ли стоит ломать голову над вопросом, почему эволюция поощряла этот самый мозг. Мы в восторге от своего интеллекта и убеждены, что чем голова больше и умнее, тем лучше. Но будь это безусловной истиной, кошачьи тоже произвели бы потомство, способное заниматься матанализом. На самом деле, чем больше мозг, тем больше затраты для всего тела: таскать его повсюду за собой нелегко, а еще труднее прокормить. У Homo sapiens 2-3% общего веса приходится на мозг, но он потребляет до 25% всей энергии. Древние люди дорого за это платили: их мышцы слабели, а это не лучшая стратегия для выживания в саванне».

Нам кажется очевидным, что именно большой мозг превратил человека в царя природы. Однако человек пользовался этим преимуществом 2 миллиона лет, оставаясь довольно слабым существом. Древние люди были беззащитны перед хищниками, им редко удавалось убить крупную дичь, и они обгладывали падаль, оставленную более сильными животными.

«Это ключ к пониманию истории и психологии человека. До недавних пор род Homo занимал весьма среднее положение в пищевой пирамиде, и только в последние 100 тысяч лет, с появлением Homo sapiens, мы стали верхним ее звеном. Последствия столь стремительного прыжка из промежуточного и зависимого положения на вершину оказались колоссальными. Другие животные, оказавшиеся на вершине, шли к этому миллионы лет, а человек попал наверх почти мгновенно. Многие исторические катастрофы, в том числе разрушительные войны и насилие над экосистемой, проистекают из нашего слишком поспешного прорыва во власть. Человечество — не стая волков, завладевшая танками и атомными бомбами. Скорее мы — стадо овец, которое в силу непонятной прихоти эволюции научилось пускать в ход танки и ракеты. А вооруженные овцы гораздо опаснее вооруженных волков».

Homo sapiens присвоили себе наименование «человек», пишет Харари, но когда-то род Homo включал в себя несколько видов. Причем они не сменяли друг друга, как принято считать, а существовали параллельно.

Возникает вопрос: куда же делись остальные? По этому поводу есть две взаимоисключающие версии. Теория межвидового скрещивания утверждает, что, осваивая новые территории, Homo sapiens заводил потомство с аборигенами и ассимилировал их. Теория вытеснения рассказывает гораздо более мрачную историю об «этнических чистках», которыми сопровождалось распространение человека разумного по миру. Какая теория верна — неясно. Но то, что вскоре после появления Homo sapiens в новых местах жившие там раньше виды Homo вымирали, — установленный факт.

С животными происходило то же самое: Homo sapiens изрядно уменьшили царившее когда-то на планете биологическое разнообразие. «Американская фауна 14 тысяч лет назад была гораздо богаче нынешней: там жили мамонты и мастодонты, грызуны ростом с медведя и саблезубые тигры и даже гигантские шестиметровые ленивцы. Но стоило в этой части света появиться Homo sapiens — и за два тысячелетия большинство уникальных видов исчезло без следа. Северная Америка лишилась 34 из 47 видов крупных млекопитающих, Южная — 50 из 60. И такие катастрофы происходили на всем пути Homo sapiens. Не верьте сентиментальным всхлипам — дескать, предки наши жили в согласии с природой. Задолго до промышленной революции они стали причиной гибели большинства видов животных и растений. Мы самый смертоносный вид в анналах биологии».

Причиной победоносного успеха Homo sapiens автор считает когнитивную революцию, которая произошла 30-70 тысяч лет назад и подарила людям новый инструмент общения — речь.

Звуковые сигналы подают друг другу многие виды животных, так что язык Homo sapiens вовсе не был первым на Земле. «Но он отличался гибкостью: соединяя в разные комбинации небольшое количество звуков и жестов, человек может составить бесконечное количество предложений, воспринять и передать огромные потоки информации. Мартышка была способна предупредить товарок: „Осторожно! Лев!“ — а sapiens имел возможность рассказать, что он видел льва утром возле излучины, когда тот гнался за бизонами. Получив эту информацию, люди могли еще и посовещаться, не прогнать ли им льва подальше от реки и не продолжить ли охоту на бизонов самим».

Речь позволила Homo sapiens делиться информацией не только о львах и бизонах, но и друг о друге. Человек — животное общественное, он выживает и размножается благодаря взаимодействию. Поэтому людям недостаточно знать, где бегают львы: гораздо важнее выяснить, кто в племени кого ненавидит, кто с кем спит, кто надежен, а кто не очень. Такая информация позволила маленьким группам объединяться и развивать все более сложные формы сотрудничества.

Но ключевым Харари считает другое свойство речи человека разумного. «Это способность сообщать о предметах, которых мы никогда не видели, не слышали и не нюхали. Только Homo sapiens умеет говорить о не существующих в реальности вещах и готов поверить в них. Вы не уговорите мартышку поделиться с вами бананом, посулив ей сколько угодно бананов после смерти».

Благодаря этой особенности люди смогли создавать общую мифологию, а она, в свою очередь, наделила их небывалой способностью к сотрудничеству в больших коллективах.
«Любое широкомасштабное человеческое сотрудничество вырастает из общих мифов. Два католика, в жизни друг друга не видевшие, могут вместе отправиться в крестовый поход или собирать средства на строительство госпиталя, потому что оба верят, что Бог воплотился в человеке и позволил себя распять. Два незнакомых серба понимают друг друга, поскольку оба верят в существование сербского народа, сербской отчизны и сербского языка. Два незнакомых сотрудника Google эффективно работают вместе, потому что оба верят в существование Google, акций и долларов. Два незнакомых юриста найдут общий язык: оба верят в существование законов, справедливости и прав человека. Но все это существует лишь внутри историй, которые люди придумывают и рассказывают друг другу: в реальности нет богов, наций и корпораций, нет денег, нет прав человека и законов. Если бы все sapiens дружно утратили способность обсуждать то, чего не существует в реальности, в мгновение ока исчезли бы корпорации, биржи, религии, государства, деньги и права человека». При этом воображаемая реальность — вовсе не ложь: пока общая вера сохраняется, выдумка обладает реальной силой.

Многие особенности современного человека уходят корнями в те времена, когда sapiens были охотниками и собирателями. Оседлыми люди стали совсем недавно, их мозг с тех пор не успел эволюционировать. Поэтому наши пищевые привычки, конфликты, сексуальность зачастую обусловлены взаимодействием мозга охотника и собирателя с постиндустриальной средой.

«Почему, к примеру, мы такие толстые? Мы едим, едим и едим, причем обжираемся самой соленой, сладкой, жирной, высококалорийной пищей, до которой только можем добраться. Эта загадка решается, если вспомнить, что в саванне и в лесу, где обитали наши предки, высококалорийные сладости попадались редко, да и вообще с едой было не очень. Собиратель знал лишь один вид десерта — спелые фрукты, и если женщина каменного века набредала на фиговое дерево, самым разумным было съесть как можно больше плодов на месте. Инстинкт, побуждающий впихивать в себя высококалорийную пищу, сидит у нас в генах: даже если мы теперь живем в роскошных апартаментах, наша ДНК все еще думает, что мы бегаем по саванне».

Сотни тысяч лет Homo sapiens кормились собирательством и охотой — и вдруг около 10 тысяч лет назад перешли на оседлый образ жизни. Долгие годы ученые единодушно считали аграрную революцию огромным шагом вперед: якобы эволюция сделала людей настолько умными, что они смогли разгадать тайны природы, приручить овец и посеять пшеницу. Как только это произошло, они с облегчением отказались от тяжелой кочевой жизни и зажили в сытости и довольстве.

«Все это сказка. Наоборот, скотовод или земледелец работал гораздо больше, а питался хуже, чем охотник или собиратель. Аграрная революция оказалась величайшей в истории аферой, где „обманщиками“ стали несколько видов растений: пшеница, рис, картофель. Это не Homo sapiens приручил их, скорее они заставили его служить себе. Полуобезьяна жила себе счастливо, пока не перешла на каторжный земледельческий труд. Теперь sapiens приходилось, надрываясь, расчищать поля, выпалывать сорняки, оберегать посевы от вредителей, таскать воду из ручьев, удобрять почву. Их тело было не предназначено для таких задач, поэтому с появлением сельского хозяйства возникло множество новых болезней: смещение дисков, артрит, грыжа. Даже питаться sapiens стали гораздо хуже: собиратели кормились многими десятками видов животных и растений, а древние крестьяне — зачастую только одним, что совсем не полезно. И безопасности земледелие не приносило: если кочевники могли прокормиться даже в голодный год, то для земледельца неурожай, саранча или грибок означали гибель.

Переход произошел постепенно. Всякий раз люди подписывались вроде бы на незначительное усложнение работы — скажем, не просто рассыпать семена, а еще и мотыжить землю. Они говорили себе: „Да, придется поработать. Зато какой мы соберем урожай! Наши дети никогда не будут голодать. То-то заживем!“ Но они не смогли предугадать, что число детей тоже вырастет и придется кормить больше ртов». Как вид Homo sapiens действительно выиграл: население увеличилось по экспоненте, но это было очень голодное население.

В следующих частях автор рассказывает, как человеческие сообщества все укрупнялись и усложнялись: от крестьянских поселений — к городам, государствам, империям… Последние главы посвящены нашим дням, которые Харари считает поворотными для истории Homo sapiens.

«Традиции досовременного знания — ислам, христианство, буддизм и так далее — исходили из убеждения, что всеми нужными сведениями об устройстве мира человек уже располагает. Не допускалось и подозрения, что в Коране или Библии упущена какая-то тайна Вселенной. Современная наука в этом смысле уникальна: она не боится признать коллективное невежество в самых важных вопросах. Биологи разводят руками: они так и не поняли, каким образом мозг продуцирует сознание. Физики не знают, что вызвало Большой взрыв и как примирить квантовую механику с общей теорией относительности».

Развитие науки изменило даже отношение к смерти. Все религии и мировоззрения во все времена принимали ее как данность, современные же ученые смотрят на нее скорее как на техническую проблему, ждущую решения. «Люди умирают не потому, что так назначено богами, а из-за технических сбоев: инфаркта, рака, инфекций. Да, пока мы умеем справляться со многими из них, но ученые все глубже исследуют физиологические, гормональные и генетические системы, отвечающие за болезни и старение. До недавних пор ученые, правда, отрицали такого рода амбиции: „Победить смерть? Чушь! Мы всего лишь пытаемся найти средства от рака“. Однако сейчас мы подошли к тому моменту в истории, когда можем говорить откровенно: главный проект научной революции — бессмертие для человечества».

Привело ли все это современного человека к счастью? Харари совсем не уверен. «Если оценивать жизнь эпизод за эпизодом, то, конечно, тяжелых моментов у средневековых людей было гораздо больше. Но если они верили в вечное посмертное блаженство, то вполне могли обрести в своей жизни куда больше смысла и содержания, чем современный атеист, которого в конце не ждет ничего, кроме полного и бессмысленного забвения. Так значит, наши предки были счастливы, находя утешение в коллективной иллюзии потусторонней жизни? Да. С сугубо научной точки зрения смысла в человеческой жизни маловато: человечество возникло в результате случайного эволюционного отбора, не имевшего ни разумной причины, ни цели. Если завтра планета Земля взорвется, Вселенная будет себе существовать дальше, ничего не заметив. А потому любой смысл, что люди приписывают своей жизни в наши дни, иллюзорен так же, как мечта средневекового человека о потустороннем блаженстве».

Четыре миллиарда лет все живые организмы развивались в процессе естественного отбора. Но в ближайшем будущем, пишет автор, намечаются сразу три пути вытеснения естественного отбора: биоинженерия, киборги и создание неорганической жизни.

Сегодня генетики не только совершенствуют живущих на Земле существ, но и пытаются вернуть давно вымершие виды: одна команда ученых восстановила геном мамонта, другая поговаривает о «воскрешении» неандертальца. В обозримой перспективе методы биоинженерии позволят улучшить и самого человека — причем не только физиологию, но и интеллект.

«Трудно сказать насчет неандертальца, но с sapiens биоинженеры, скорее всего, покончат. Может быть, манипуляции с генами и не убьют нас, но мы изменим Homo sapiens настолько, что будем уже не Homo sapiens. Мы можем лишь одно: влиять на направление изменений. Поэтому важнейший вопрос для современного человечества — кем мы хотим стать».