Сценаристка сериала «Спіймати Кайдаша» Наталья Ворожбит: «На украинском телевидении очень редко говорят честно»

Наталья Ворожбит окончила московский Литературный институт имени Горького и десять лет работала в России. Писала пьесы и сценарии для телесериалов, была соавтором нашумевшего телесериала «Школа» Валерии Гай Германики.

В 2004 году Ворожбит вернулась в Украину, где стала одним из самых плодовитых драматургов и начала писать сценарии для полнометражных фильмов («Дикое поле», «Киборги»).

Сериал «Спіймати Кайдаша» — первый проект Ворожбит для телевидения за последние семь лет, в котором она выступила не только сценаристом, но и шоураннером, то есть отвечала за все, от кастинга актеров до подбора декораций. Сериал обыгрывает сюжет классического произведения Нечуя-Левицкого, перенося его героев в современное украинское село. В истории Кайдашевой семьи, рассказанной на новый лад, многие отметили достоверную атмосферу: неприукрашенные пейзажи, суржик, русскую попсу из приемников.

В интервью Bird in Flight Наталья Ворожбит рассказала, за что ее не любят руководители украинских театров, как телевизионные продюсеры в Украине относятся к своему зрителю и какой она видит дальнейшую судьбу Кайдашей.

Чтобы прочесть материал на украинском языке, переключите кнопку в правом верхнем углу. Если вы читаете с мобильного, переключите язык в меню в левом верхнем углу.

«Спіймати Кайдаша» — сериал-прорыв?

Для украинского пространства — да. Если суммировать реакции на эту историю, то все используют слово «честно». На телевидении очень редко говорят честно, редко снимают сериалы, в которых показывают украинскую реальность.

Вы писали сценарий полтора года. Обычно сценаристам на сериал дают гораздо меньше времени. Почему вам дали такой карт-бланш?

Наверное, продюсер, с которым мы до этого много работали, мне доверился.

Вы сейчас про Владимира Бородянского (генеральный директор телеканала СТБ с 2004 по 2018 год. — Прим. ред.)?

Да. Но он не один принимал сценарий. Еще была Тала Пристаецкая и Сергей Назаров, который, к сожалению, до премьеры не дожил. Они втроем читали сценарий, и им нравилось, поэтому и не редактировали.

В сериале очень много деталей, какие встречаются в настоящих сельских интерьерах: часы на стене, отрывной календарь, книги, полочки для них. Долго собирали реквизит?

Нет, подготовка к съемке проходила очень быстро. Члены команды видели сценарий задолго до начала съемок, но, должно быть, по телевизионной привычке поисками реквизита занимались за день до или утром того дня, когда надо было что-то показать.

Когда художник принес первые эскизы, на них были деревянные лавки, старинные коврики — совсем не то, что я хотела. Затем он услышал меня и оформлял дом уже иначе. Я ему постоянно в вайбер отправляла картинки нужных вещей. Художники удивлялись: «Ой, а что, можно реквизит делать реалистичным?»

Несмотря на внимание к деталям, в «Кайдаше» все же много огрехов: не к месту смеющийся герой, магазинные пирожки, которые зрителю пытаются выдать за домашние, у актеров виден грим. Почему так?

Лаж очень много, я согласна. Они были из-за заниженных вдвое бюджетов и очень сжатых сроков: на съемки нам дали три месяца вместо шести. Мы работали почти без выходных, на подготовку у художников времени не было. Часто они получали план съемок только вечером, поэтому не успевали найти нужный реквизит.

Кроме того, команду мы набирали в последний момент. Хорошо, что Вадим Шинкарев (художник-постановщик сериала. — Прим. ред.) вообще согласился участвовать в проекте. Ему пришлось очень быстро искать локации и строить декорации.

Обычно сериалы у нас не снимаются с таким количеством деталей. По сути, мы делали кино, но телесериальными инструментами. Поэтому и лаж было много. В них виновата прежде всего я — но это опыт.

А что с гримом?

Обычный телевизионный грим. В основном художники пришли в проект с телевидения — там другие требования к гриму.

К тому же не все актрисы были готовы гримироваться для сцены по полной. Они хотели выглядеть в кадре красивыми, поэтому иногда протестовали, если гримеры их старили или не делали хороших причесок. Художники им потакали, а времени на то, чтобы исправлять ляпы, не было, хотя я часто бегала по площадке и расплетала актрисам косы, просила уменьшить количество макияжа.

В «Спіймати Кайдаша» много лаж, потому что мы делали кино телесериальными инструментами.

То есть как это «потакали»?

Актрису гримируют, делают «хорошей». А по сюжету ее героиня только проснулась и еще умыться не успела. Или сцена, в которой Танюха утром принимает Мелашку и варит ей вареники, — там актриса была загримирована так, будто пришла на ток-шоу. Спрашиваю: почему? Мне говорят: «Надо же показать, что она тоже была счастлива, что у нее жизнь наладилась». Они делали это из лучших побуждений.

Но я не хочу сейчас никого обидеть: команда старалась, и я всем безмерно благодарна. Этот проект и им и мне станет наукой на будущее. С этой командой я бы еще раз поработала, потому что теперь они готовы к таким проектам и понимают, чего я хочу.

В начале работы над сериалом был момент, когда вы с режиссером Александром Тименко не сошлись во взглядах и едва не разбежались. Что случилось?

Это совершенно обычная история, которая случилась бы со мной и любым другим режиссером. В Украине режиссеры не привыкли воспринимать сценариста серьезно и пускать его в орбиту съемок. Все решения в проектах принимает режиссер и креативный продюсер. Поэтому режиссерам трудно осознать, что креативным продюсером и сценаристом на проекте может быть один человек.

Я присутствовала на всех этапах работы над фильмом, и окончательное решение было за мной. В какой-то момент Саша принял правила игры. Он отвечал за съемки, работу с актерами, хорошо понимал этот юмор и многое привнес в проект — без него бы получилось совсем другое кино. Мне с режиссерами всегда трудно, работа с Сашей — самый легкий опыт из всех возможных.

«Спіймати Кайдаша» выглядит как приговор украинскому обществу. В героях сериала я узнал себя, своих родственников, многих знакомых. Все ссорятся и, кажется, никогда не помирятся. У вас есть ответ, что с этим всем делать?

Откуда я знаю, я же не психолог. Я констатирую то, что вижу, а зритель делает выводы. Но я хочу верить, что у детей эту психологию можно исправить.

Произведение было написано 150 лет назад — с тех пор, судя по сериалу, ничего не изменилось.

Тем жестче хочется столкнуть людей со своими наблюдениями, чтобы встряхнуть их немного.

Читая отзывы о сериале, я поняла, что людям было некомфортно его смотреть. Кто-то говорит: «В Украине люди не такие». Это тоже хорошая реакция — значит, зрители видят себя по-другому, то есть пытаются быть лучше.

Вы сейчас монтируете расширенную режиссерскую версию сериала. Что в нее войдет?

Немного воздуха, потому что фильм действительно порезали по живому: много резких переходов, многие сцены пришлось выбросить, чтобы влезть в хронометраж. Мы добавим по 10 минут в каждую серию.

Давайте поговорим об украинском телевидении. Последний украинский сериал, который вам понравился?

Украинские сериалы я давно не смотрю. Знаю, что вышли «Первые ласточки» и еще какой-то — говорят, это интересные работы, поэтому я обязательно посмотрю. Остальные украинские сериалы даже смотреть не буду — подозреваю, что в них нет ничего хорошего, потому что если бы было, то я бы о них уже слышала.

Говорят, вы один из самых дорогих драматургов и сценаристов в Украине. Сколько стоит сценарий для сериала от Натальи Ворожбит?

Не буду об этом говорить.

Скажу только, что на телевидении гонорары значительно выше, чем в театре. В Украине считается нормальным не платить драматургу за пьесу — а я считаю, что автор должен получать хоть что-то. Сама я, хоть и не бедная и работаю на телевидении и в кино, все равно заставляю театры платить мне гонорары и проценты — поэтому, наверное, меня не любят руководители украинских театров. Я это делаю не только для себя, но и для других драматургов — потому что наши драматурги боятся озвучивать сумму гонорара. Такое ощущение, что написание пьес для них — хобби.

Хоть и не бедная и работаю на телевидении и в кино, все равно заставляю театры платить мне гонорары и проценты.

Если у театра нет денег на гонорар, вы не даете ему свою пьесу?

Зависит от театра. Я могу и бесплатно отдать, если с деньгами совсем никак, таких случаев было много. Но если я знаю, что театр может платить, то я не дам свою пьесу бесплатно.

После «Спіймати Кайдаша» заказов стало больше?

Нет, ничего не изменилось. Но, думаю, сейчас заказчики прочтут, что я самый дорогой драматург в Украине, и будут бояться ко мне обращаться.

На самом деле, немало продюсеров и продакшенов ждут моих заявок. Мне нужно только собраться и сформулировать, о чем я хочу писать. Есть вещи, которые нужно лишь оформить, а есть такие, которые надо начинать с нуля.

Я давно не ищу работу и могу отказываться от заказов, которые мне не интересны.

От каких проектов отказываетесь?

Я отказываюсь примерно от 80% предложений, которые мне поступают. В основном это проекты, которые меня не трогают. Человеческий фактор тоже важен: если чувствую, что между заказчиком и мной нет энергии, то за работу не берусь.

Сценаристы говорят, что в Украине гонорар зависит в основном от договоренностей с продюсером. Неужели у нас нет фиксированных расценок и понятных правил игры?

К сожалению, нет. Были времена, когда за сценарии платили очень много, особенно в России. В Украине как договоришься, так и будет.

Сценарий — основа фильма. Поэтому когда сценарист называет цену, он должен помнить общий бюджет картины и понимать, на что рассчитывает продюсер. Если сценаристу платят 5 тысяч долларов при бюджете фильма в миллион, то это безобразие.

В идеальном мире сценаристу должны платить 10% от общего бюджета — это мир сценариста в Америке. Но реальность другая. Например, бюджет фильма «Киборги» — где-то полтора миллиона долларов. Думаете, мне кто-то 150 тысяч долларов заплатил? Конечно, нет.

А если бы сценарий «Кайдаша» написал менее известный сценарист, который не работал раньше с Бородянским, у него не было бы шансов на то, что фильм снимут?

Продюсерам понравился сценарий. Если бы другой сценарист написал такой же сценарий, возможно, и у него был бы шанс.

Мы привыкли, что в Украине цель «показать реальную жизнь» ставят только перед авторским кино, но не перед сериалами. Думаю, после выхода «Кайдашей» ситуация изменится.

Хотя наше телевидение сделало все, чтобы талантливые люди не хотели там работать. Сценаристы привыкли: какой бы сценарий они ни написали, все равно получится фигня — либо из-за режиссера, либо из-за продюсера, либо из-за порезанного бюджета. В случае с «Кайдашом» совпали благоприятные обстоятельства, поэтому все удалось.

Сценаристы в Украине привыкли: какой бы сценарий они ни написали, все равно получится фигня.

Талантливые люди ушли с телевидения?

Мне кажется, в последние годы их туда и не приглашали. Назовите мне телевизионных продюсеров, которые широко мыслят и готовы рисковать.

Получается, украинское телевидение — территория бездарей?

Если и не бездарей, то людей, которые считают своих зрителей бездарями, недостойными качественного продукта и серьезного разговора. На телевидении работает много моих талантливых коллег. Они умные, у них хороший вкус. Дома они смотрят нетфликс, но почему-то считают, что их зритель должен смотреть низкокачественное телевидение.

А что с театром — когда вы последний раз были на украинской постановке?

Театр всегда был для меня чем-то настоящим; я очень внимательно отношусь к театральным постановкам. Поэтому, честно говоря, давно не получала колоссального удовольствия от театра. Кино мне сейчас ближе.

Я недавно смотрела в Театре на левом берегу два спектакля: «Вино» и «Семейный альбом». Мне понравилось. Были такие постановки в моей жизни (например, от прибалтийских режиссеров), которые переворачивали душу и все на свете. Когда я жила в Москве, это были спектакли Театра.doc, который меня сформировал как драматурга: «Борьба молдаван за картонную коробку», «Кислород», «Час 18».

Ваш коллега Максим Курочкин как-то сказал, что драматург должен написать одну пьесу и если она не изменит мир, то ему следует заняться чем-то другим. Вы с ним согласны?

А сам он такую ​​пьесу написал? Мне кажется, я тоже не написала.

Вы же понимаете, что это гипербола. Конечно, мы должны быть амбициозны: все, что мы делаем, должно быть нацелено на то, чтобы изменить мир. Но это не значит, что если мы с первого раза не изменили что-то, дело надо бросать. Если ты веришь, что сможешь написать такую ​​пьесу, то главное — не останавливаться. Тем более если у тебя это неплохо получается — а у Максима прекрасно получается писать.

Говорят, вы не были на премьере «Плохих дорог» (пьеса Натальи Ворожбит о войне на Донбассе. — Прим. ред.) и вообще ни разу не смотрели постановку. Почему?

Я не люблю смотреть собственные премьеры. И то, что я не видела спектакль, сыграло мне на руку: когда я снимала кино, мне не мешало впечатление от увиденного (в 2020 году Наталья Ворожбит сняла фильм по собственной пьесе. — Прим. ред.).

Кроме того, я хотела принимать больше участия в процессе постановки. Такой возможности не было, поэтому я решила не идти, хотя была рада, что спектакль состоялся.

Вы обиделись?

Я не обиделась. Ситуация была такой: или я соглашаюсь на их условия, или они на мои. Если режиссеру не интересно, что я имела в виду, когда писала это произведение, то мне не интересно, как режиссер его трактует. В европейских театрах к работе над постановкой приобщают драматурга, написавшего пьесу, — я хотела так же.

Но после премьеры я всех поздравила. Я читала отзывы, поэтому знаю, что это прекрасная работа. Тамара (Тамара Трунова — украинский театральный режиссер, которая поставила спектакль «Плохие дороги». — Прим. ред.) — очень талантливый режиссер.

Я хотел еще поговорить о фильме «Киборги», снятом по вашему сценарию. Когда вы собирали материал для этой картины, то его хватило еще и на пьесу «Плохие дороги». Одна тема, материал похожий, но иногда казалось, что диалоги в «Киборгах» писали не вы — настолько в них много прямолинейного патриотического пафоса. Как так получилось?

Я не считаю, что там есть патриотический пафос.

Некоторые сцены как гвоздем в голову забивают: «люби Украину».

Я гвоздями ничего не забивала. В фильме есть герои, которые снижают пафос простыми бытовыми вещами. И я не воспринимаю это как пафос — возможно, потому, что я в тот момент (да и сейчас) была под его влиянием, или потому что это не пафос.

В то время не хватало разговоров, в которых можно было бы найти ответы на вопросы, почему мы в это ввязались и зачем эта война. Ответов на эти вопросы и сейчас не хватает. Вы называете это пафосом. Выходит, нам вообще не говорить о важных вещах?

Говорить нужно, но зачем так прямо? В «Плохих дорогах» нет прямолинейности, хотя люди переживают ту же войну, пытаются найти ответы на те же вопросы. Но материал выглядит гораздо честнее.

Конечно, театр от кино отличается. Во время работы над «Киборгами» я понимала, что пишу сценарий для массового кино, которое будут смотреть обычные люди. Но это не значит, что я играла в поддавки сама с собой: и «Плохие дороги», и «Киборги» я писала погрузившись в материал одинаково глубоко и честно.

Я понимала: «Плохие дороги» будет смотреть в основном театральная публика и публика за рубежом, которая не видела нашей войны. Ее надо столкнуть с этой жестокой реальностью и показать, насколько все неоднозначно. А «Киборгов» будут смотреть военные и матери, потерявшие своих детей на войне. И на Донбассе этот фильм смотреть будут, поэтому жителям тех регионов нужно будет объяснить, за что мы любим Украину.

Не кажется ли вам, что война ворует время не только у молодых людей, которые вынуждены воевать, но и у драматургов, для которых эта тема становится обязательной?

И да и нет.

Процессы, которые происходили в Украине до войны, были гораздо менее интересны украинской творческой среде, чем сама война. Сейчас иначе: мы все получили новый импульс для творчества.

Конечно, эта тема не добавляет радости, многие от нее устают. Но пока война идет, мы не можем делать вид, что ничего не происходит, — это безответственно.

Хотя несколько лет назад я пообещала себе, что не буду писать о войне, — и пока не нарушила обещания. В «Кайдаше» тоже есть тема войны, но история гораздо шире.

И последний вопрос. У Лаврина и Мелашки все будет хорошо?

Да откуда я знаю (смеется. — Прим. авт.)? Для меня судьба персонажей заканчивается там, где она заканчивается для зрителя.

Возможно, Лаврин и Мелашка будут вместе, возможно, будут с другими людьми. Для меня это такой же вопрос, как и для всех. Конечно, хочется, чтобы все герои были счастливы, но кино из такой истории не получится: счастливый конец исключает внутреннюю работу зрителей над фильмом. А в случае с «Кайдашом» она продолжается. В фейсбуке интеллектуалы и люди, которые обычно не смотрят СТБ, всерьез рассуждают о том, кто прав — Мелашка или Лаврин. Наблюдать за такими разборами очень интересно.

Фото на обложке: Наталья Ворожбит на съемках «Спімати Кайдаша». Фото: пресс-служба телеканала СТБ.