Олег Сенцов: «Сцену, которую я снял, через десять лет будут преподавать в киношколах»

Сюжет «Носорога» прост: не находя себе лучшего применения, главный герой картины начинает заниматься рэкетом. Он быстро поднимается на вершину криминального мира, оставляя за собой горы трупов. Но в финале так же стремительно падает вниз.
Несмотря на типичность, как для гангстерских лент, истории, фильм Сенцова можно считать одной из первых в украинском кино попыток осмыслить мрачные 1990-е и первой украинской криминальной драмой 2020-х.

Накануне премьеры «Носорога» Олег Сенцов рассказал Bird in Flight о том, как после первых неудачных короткометражек он решил снимать полный метр, почему отрекся от картины, над которой работал, и почему ему не по пути с Вуди Алленом и Педро Альмодоваром.

Посмотреть «Носорога» можно будет на фестивале «Киевская неделя критики», который пройдет 21—27 октября в кинотеатре «Жовтень».

Однажды вы сказали, что с вами как с политическим заключенным будут носиться не вечно и скоро забудут. Как думаете, когда это произойдет?

Я не знаю своего будущего — будет как будет. Еще выйдя из самолета, я понял, что когда-то ажиотаж пройдет и обо мне перестанут говорить как о политзаключенном, а будут вспоминать уже как режиссера.

Сейчас внимания не так много, как раньше. Моя жизнь стала спокойнее, чему я рад. Но, к сожалению, моя фигура политзаключенного все еще больше, чем фигура режиссера, а мои фильмы вообще очень маленькие.

Моя фигура политзаключенного все еще больше, чем фигура режиссера, а мои фильмы вообще очень маленькие.

Помните день, когда решили снимать кино?

Я с детства смотрел советские фильмы, а когда в 90-х появились видеосалоны, начал смотреть Голливуд. Творческая жилка у меня всегда была, но я решил заняться бизнесом. Так продолжалось до моего тридцатилетия. В тот день я понял, что деньги — это не интересно. И решил снимать кино.

Сначала я хотел поступать на московские Высшие курсы сценаристов и режиссеров, где в свое время училось большинство советских режиссеров. Я подал документы, меня пригласили на собеседование. На нем я начал спорить о кино с приемной комиссией, из-за чего и не прошел. Тогда я решил снимать кино самостоятельно.

В своих воспоминаниях Тарантино и Звягинцев пишут, что смотрели много фильмов, я делал так же: пересматривал все, что мог, иногда по пять фильмов в день.

А как же работа?

Мой бизнес функционировал и не требовал активного вмешательства.

Были моменты, когда отсутствие профессионального образования мешало?

Поначалу да. Было трудно войти в мир кино, никого не зная. Я не мог попасть ни на одну съемочную площадку. Это было неприятно: я — взрослый, сложившийся человек, имею двоих детей, бизнес, хорошую машину — готов работать на съемочной площадке кем угодно, но меня не берут.

Тогда я собрал таких же энтузиастов, взял свои деньги и начал снимать короткометражки. Первая вышла плохой. Вторая — тоже. Через полгода решил снять полный метр. Мне сказали: «Ты снимаешь плохие короткометражки, куда тебе полный метр?»

Действительно, зачем браться за сложный формат, если с простым не получается?

Я всегда ставлю себе высокую планку, к которой пытаюсь дотянуться.

«Википедия» говорит, что у вас две картины: «Гамер» и «Носорог». Но есть еще один фильм — «Номера», которые вы снимали вместе с Ахтемом Сеитаблаевым.

«Снимали» — не совсем точное слово. Я написал пьесу, по которой был сделан сценарий. В то время я сидел в тюрьме, поэтому в письмах рассказывал, как все нужно сделать. Режиссурой занимался Ахтем. «Номера» — это проект, у которого два автора.

Но ни на вашей странице, ни на странице Ахтема Сеитаблаева этот фильм не указан.

«Номера» — ребенок без родителей.

Как так получилось?

Я очень благодарен тем, кто занимался проектом, когда я был в тюрьме. Однако его не следует рассматривать как художественный, так как прежде всего он социальный. Когда я вышел, кино уже сняли, даже монтаж закончили. Но меня в том кино нет. Ахтема тоже нет. Это совместная работа, которая могла бы получиться и качественнее, и интереснее.

«Номера» — совместная работа, которая могла бы получиться и качественнее, и интереснее.

Это должна была быть веселая буффонада, комедия с глупым миром, без внешнего трагизма. То есть трагедия должна была быть скрытой, а фильм ее вытащил на поверхность и показывает.

Как вы относитесь к критике?

Нормально. Потому как самостоятельно ты не можешь оценить свой фильм адекватно.

Это хорошо, потому что я хочу поговорить о ваших работах. Начнем с «Гамера». Вы довольны тем, что получилось?

«Гамер» — это кино, которое надо было сделать, чтобы чему-то научиться. У меня было пять человек, фотоаппарат, 20 тысяч долларов и десять съемочных дней опыта. Во время работы над «Гамером» я много ошибался, но очень быстро учился.

Чему вас научила работа над «Гамером»?

Что сценарий — очень важная вещь, над которой нужно работать.

Какие художественные цели вы ставили, когда снимали «Носорога»?

В основе фильма — реальная история моего знакомого, который прошел через определенные испытания. Много ужасного, что случается с персонажем фильма, произошло с ним на самом деле. Однажды он подвозил меня домой, и мы разговорились. Оказалось, что он изменил свою жизнь.

Поэтому я обращаю внимание в «Носороге» на то, как человек может меняться. Моей задачей было показать трагедию особого персонажа. Я не снимал кино про хороших бандитов — это история про настоящих плохих парней.

Более глобальная задача состояла в том, чтобы показать, как 90-е повлияли на всех нас. К сожалению, эту тему никто не поднимает, поэтому часто у молодежи романтическое представление о том времени. А я не романтизирую 90-е. Это был тяжелый период, происходили ужасные вещи. Его влияние ощутимо в Украине и сегодня: мы не верим в государственные институции, не любим платить налоги, звонить в полицию, когда кто-то совершил преступление. Эти привычки родом из 90-х.

Как думаете, вы справились с этими задачами?

Трудно сказать. С художественной точки зрения влияние трагедии на героя можно было сделать более мощным. Возможно, есть проблемы сценария, но он так построен, что менять хоть что-то было невозможно.

Из актера, игравшего главную роль, я выжал максимум. Возможно, если бы Носорога сыграл профессиональный актер с большим диапазоном, было бы лучше, но не факт.

То есть первая задача не провалена, но можно было бы сделать лучше. Что же касается реконструкции 90-х, я думаю, в «Носороге» они показаны правдиво.

По поводу изменений, происходящих в герое. Ваш фильм о бандите, который делает много страшных вещей. Затем, под конец ленты, он начинает меняться. Но, если честно, кажется, что это происходит ни с того ни с сего. Что его заставило каяться?

Там много чего случилось, но я не могу спойлерить. Пусть люди смотрят и делают выводы.

Поверьте, я смотрел очень внимательно и не увидел переломных моментов. Вы уверены, что они там есть?

Есть. Кому-то может показаться, что эти моменты не работают. Это нормально.

Фильм начинается крутым кадром. Мы видим родительский дом главного героя. Видим, как он взрослеет, какие семейные события его формируют. И это все за десять минут, в одной локации: камера просто кружит по комнате. Как вы это придумали?

Придумал — и все. Этот эпизод всем нравится. Он сделан так, чтобы выглядело, будто все снято одним планом. Но на самом деле там 16 шотов и 16 отдельных планов.

Когда я решил снимать, команда сказала, что это невозможно сделать. Я им говорю: «Будем снимать». Потратили на сцену шесть съемочных дней. Насыщенность кадров, требования к процессу и актерам были очень высокими. Это была очень тяжелая съемка. Одна ошибка — и все рухнет, не будет этого ощущения целостности.

Когда я встретился с директором Венецианского фестиваля, главным отборником, который действительно разбирается в кино, он мне сказал: «Ты сделал то, что до тебя никто не делал».

Но вся группа не понимала, зачем мы это снимаем, боялась, что мы не склеим. Я говорил, что эту сцену через десять лет будут преподавать в киношколах, на нее будут равняться в контексте игры с пространством и временем.

Вы действительно уверены в этом?

Тогда был уверен, а сейчас тем более.

Вы мыслите масштабами истории.

Да. Иногда чувствуешь, что делаешь что-то серьезное. Вместе с тем «Носорог» — простой фильм, только ступенька. Это не мой максимум даже близко.

«Носорог» — простой фильм, только ступенька. Это не мой максимум даже близко.

Когда будет максимум?

Я не знаю. Надеюсь, что каждый мой фильм — это шаг вперед. Когда ты выходишь на максимум и начинаешь делать одинаковые фильмы, это означает, что ты спускаешься вниз. Последние картины Альмодовара все одинаковые, не цепляют вообще. Вуди Аллен прекрасный режиссер, но одинаково снимает.

Теперь поговорим об актерах. Расскажите, когда и как вы познакомились с Сергеем Филимоновым, который сыграл главную роль в вашем фильме.

Меня с ним познакомила наша кастинг-директор в конце 2019-го.

Вы знали, что Филимонов был членом ультраправой группировки?

Это очень скользкая тема. Во-первых, я не несу ответственности за его позицию и его действия. «Носорог» — не фильм о политических предпочтениях Филимонова.

Во-вторых, у меня снималась куча людей, вполне возможно, что кто-то из них когда-то делал вещи, которые мне могут не нравиться.

Но Филимонов — исполнитель главной роли. В сети есть фотография, где он рядом с парнем, у которого татуировка в ​​виде свастики. Кроме того, он руководил киевским центром «Национального корпуса» — ультраправой организации, которая, помимо прочего, занималась разгоном ромского табора в Киеве. Эта акция очень напоминала погром.

О ромских погромах я впервые слышу.

Как бы то ни было, Сергей Филимонов уже давно этим не занимается. Он продвигает общественные инициативы, касающиеся Киева и защиты прав человека. Он получил стипендию за гражданскую позицию имени Кати Гандзюк. Он учится в школе лидерства. Он растет. Его история похожа на историю Носорога, который отошел от своего прошлого и теперь стремится к другому.

Кроме того, Филимонов был на войне, умеет держать оружие, участвовал в драках. Мне такой герой и был нужен. Я знал, что он был в правом движении. Где бы я нашел такого, как не там?

Среди бандитов, возможно?

Бандиты не снимаются в таких фильмах. Мы искали, но вы можете представить человека, который признается, что он криминальный авторитет или член банды?

С людьми каких взглядов вы точно не работали бы?

С теми, кто поддерживает Российскую Федерацию и ее агрессию. С насильником, убийцей.

Но если человек фотографируется возле чувака со свастикой, это тоже о нем говорит. Разве нет?

Я не видел фотографий, где Филимонов бегает со свастикой.

А он и не бегал. Он стоял рядом с тем, кто бегал. И по фотографии понятно, что эти люди встретились не случайно.

Это свежая фотография?

Не знаю.

Спрашиваю, потому что российская пропаганда часто опирается на такие снимки. Думаю, фото было сделано в довоенные времена, когда Филимонов был членом фанатских группировок.

Ты общался с азовцами или «Правым сектором»? Среди них есть очень разные люди с весьма различными взглядами. Иногда эти люди оказываются рядом.

Повторюсь: Филимонов воевал против нашего врага, России, а сейчас занимается общественной активностью. Это, конечно, не оправдывает человека, который открыто занимает нацистские позиции. Но я никогда не слышал от него ничего, что указывало бы на это. Я видел его наколки, когда мы гримировали его, — он набил герб Украины.

А если бы на нем была свастика?

Мы бы не работали вместе.

Почему на главную роль вы не взяли профессионального актера?

При всем уважении к украинским актерам, к сожалению, они еще в большом долгу перед искусством.

Первые кастинги мы провели в 2013 году. Уже тогда я знал, что мне нужен непрофессиональный актер, который сыграет самого себя. Он должен был пройти через войну, тюрьму, уличные драки.

Когда нас познакомили с Филимоновым, он был такой скромный, в костюмчике, с бородкой. Я тогда сказал, что он нам не подходит. Я искал какое-то животное, а он был слишком спокоен. Потом мне сказали: посмотри на него еще раз. Я с ним общался. Он согласился набрать вес, на пробах доказал, что он лучший. Поэтому я его и взял. Хотя я колебался до самого конца — всегда ищешь кого-то идеального в своей голове. Сейчас могу сказать, что я доволен его работой.

В фильме есть сцена, где герой Филимонова, узнав о гибели близких людей, заламывает руки, словно играет в дешевом сериале. Как вы пропустили ее?

Мы действительно долго ее снимали. Из семи дублей я взял в фильм шестой. Дело в том, что играть такую ​​сцену непрофессиональному актеру сложно. Но мне нужно было выжать из него эмоции, чтобы показать потрясение.

Конечно, можно было не взять эту сцену, как и не взять другие, где он говорит философские тексты. Но тогда это будет документальное кино о 90-х. А зачем об этом снимать?

Васянович тоже снимал «Атлантиду» с непрофессиональными актерами. Но у него была ассистентка, которая подтягивала их.

Помогло?

Разве нет?

Я не хочу оценивать работу моего друга. Тем более «Атлантида» — это больше визуальное кино, чем актерское.

Сколько времени вы сейчас уделяете кино?

Я занимаюсь им постоянно. К сожалению, общественная деятельность отвлекает. Но я не могу отказаться от нее, потому что война продолжается, в России еще есть наши пленные.

Публичность тяготит?

У каждого свой крест. Своего я не хотел, но так сложилась судьба. Теперь я несу его и делаю все, что могу.

В сети часто пишут, что режиссер Сенцов стал известным только потому, что сидел в тюрьме. Это вас обижает?

Чего обижаться, если это правда. А вот когда люди говорят, что Сенцов снял два херовых фильма, один из которых они еще не видели, — это уже передергивание.

Когда люди говорят, что Сенцов снял два херовых фильма, один из которых они еще не видели, — это уже передергивание.

«Гамер», несмотря на то, что он маленький и дешевый, собрал много призов.

Я был первым, но не единственным, конечно, режиссером, кто ездил с кино по Европе после провала 90-х годов.

«Носорога» тоже показывают на фестивалях в Венеции, Варшаве, Батуми. Мы подписали контракты с тремя европейскими телеканалами на прокат, дистрибьюторы уже заключили контракт с большой платформой. Мы многое сделали.

Вы говорите, что каждый ваш фильм — это шаг вперед. В визуальной части шаги заметны. Но, по моему профанному мнению, с диалогами беда. Довольно часто в «Носороге» герои просто констатируют то, что видит зритель.

Во-первых, это действительно простые фильмы. И «Гамер», и «Носорог». Во-вторых, я стараюсь быть максимально реалистичным.

Но живые люди так не говорят.

Люди по-разному говорят. А я постоянно работаю над диалогами. Например, сейчас переписываю свой новый сценарий.

На площадке у моих актеров нет сценария. Они знают, о чем говорить, однако не произносят вылизанный текст. Порой они упрощают, но при этом звучат естественно.

О чем будет ваша следующая лента?

Мой следующий фильм называется «Кай». Это драма о семье, которая находится на грани развода. У них есть больной ребенок, муж переживает кризис среднего возраста и немного увлекается творчеством. Для этого кино я взял что-то от себя, что-то от других.

Это снова будет полный метр?

Да. Но фильм будет сложнее других моих картин, поэтому я буду работать с профессиональными актерами.

Мне еще надо выкристаллизовывать сценарий, драматургию и текст. Я хочу сохранить в нем естественность, но чтобы он был четким и неразмазанным.

Кем бы вы хотели остаться в истории: политзаключенным или режиссером?

Посидеть в тюрьме — не достижение.

Но ваше заключение было политическим.

Ну и что?

Мне трудно выбрать что-то одно. Наверное, именно поэтому, когда меня спрашивают «Как вас подписать?», я отвечаю: Олег Сенцов.

Вообще, в жизни каждого человека может быть много граней, поэтому я занимаюсь разными вещами. И пока не знаю, что буду делать через пять лет.

То есть не исключено, что режиссура — это не финальная остановка?

Да. Сейчас я занимаюсь яхтингом, поэтому, возможно, через десять лет куплю яхту и поплыву вокруг света. Жизнь одна, и прожить ее надо так, как хочешь ты, а не так, как от тебя ждут другие.

Фото: Светлана Левченко