Дуэйн Майклс: Из снимков слов не выкинешь
Дуэйн Майклс — человек-лабиринт, фотограф-загадка. Он пытался доказать, что снимать надо то, что мы не видим глазами, но чувствуем сердцем. Все настоящее скрыто и проявляет себя сложно — на уровне флюидов, не осязаемых такими примитивными органами, как глаза.
«Мы то, что мы чувствуем. Мы — не наши глазные яблоки, мы — наш разум. Люди верят своим глазам, и они совершенно неправы. Вот почему я считаю большинство фотографий ужасно скучными… Как глупо было думать, что все будет так просто. Я принимал внешний вид деревьев, автомобилей, людей за реальность и верил, что фотография этого внешнего вида и есть фотография этих объектов. Но вот грустная правда: я никогда не смогу снять их. Я — отражение, фотографирующее отражение внутри отражения. Фотографировать реальность — все равно что фотографировать НИЧТО».
Майклс смешивал философию и поэзию; притворялся неучем, хотя учился в нескольких высших школах искусств. Своим образованием он оставался всегда недоволен: там не учили заглядывать за предел, ловить неуловимое, видеть не поверхность, а суть вещей. Не зря он начал карьеру фотографа в СССР, где сразу стало понятно, какая истина кроется за оболочкой, за кожей этого людоедского государственного образования в образах его граждан. Майклc быстро вошел во вкус игры в «видимое — это невидимое», ощутил ее азарт и страсть.
Он превратил камеру в инструмент самокопания: снимая проекты, он изучает собственные комплексы и беспокойство — примеряет свои страхи на других. Дуэйн Майклс стал коллекционером эмоций и страхов. Он играет ими с радостью и восхищением. Фотографии Майклса — это торжество гедонизма, несмотря даже на то, что он постоянно рассуждает о смерти. Смерть стала его прекрасной неуловимой музой.
Фотографии Майклса — это торжество гедонизма, несмотря даже на то, что он постоянно рассуждает о смерти.
Важная часть работ Дуэйна — тексты, которыми он приправляет почти каждый снимок и некоторые серии. Конечно, многие фотографы, в том числе великие, отмечали, что фотография должна говорить сама за себя. Джоэл Мейеровиц и Гарри Виногранд ушли с выставки Майклса раздраженными, а последний вообще презрительно заявил: «Это не фотография». Редакторы The New York Times отказали Дуэйну в рецензии: по их мнению, так представлять снимки, как это делал он, было преступлением. Но художник отмахивался от них: «Если бы я стремился к тому, чтобы мои работы были приняты, я бы делал картинки как Ансель Адамс — они всем нравятся. Все, что делал я, никто не понимал, но, к счастью, мой интерес и любовь к работе помогли мне пережить это».
При этом тексты, которые писал фотограф, существовали как бы сами по себе — хотя и обращались к фотографии, связывались с ней тончайшими капиллярами. Дуэйн писал под снимком ручкой или карандашом, корявым почерком, и зритель благодаря этому будто слышал приглушенный голос фотографа, представлял себе его руку и лицо. Более того, слова служили оформлением изображениям, важным декоративным элементом — как рамка или паспарту. Дуэйн стремился к тому, чтобы текст наполнялся визуальным языком фотографии, а фотография обогащалась за счет текста, и в результате они превращались в единое целое.
Вот, например, работа 1992 года «Бабушка и Одетта посетили парк». Суровая пожилая женщина сидит на скамейке со своей внучкой. «Одетта, я хочу, чтобы ты сидела спокойно, как хорошая девочка, когда я читаю газету», — написал Майклс на полях фотографии. В последующих снимках серии Одетта гуляет по парку и находит новые развлечения, в том числе катание на карусели. Последний кадр изображает девочку сзади, когда она подходит к пустой скамейке. Фотограф использует аллегории, чтобы показать нам что-то, причудливое или поэтичное, за которым скрыто нечто резкое и страшное.
Дуэйн — яркий новатор в творческой фотографии. Он придумал аллегорические фотосерии, а также впервые стал писать тексты к фотографиям не как дополнение, а как элемент целого. Он открыл путь для многих художников — Франчески Вудман или Дэвида Левинталя; отголоски стиля Дуэйна можно найти в «Неоконченной диссертации» Бориса Михайлова.
Рассказывают, что в 2014 году, через день после сложнейшей операции, 84-летний Дуэйн слез с кровати и заявил: «У меня зуд! Мне нужно реализовать много новых идей, мне некогда здесь лежать». Его творчество — сплошной шедевр, ради которого художник преодолевал все возможные ограничения.
Он придумал аллегорические фотосерии, а также впервые стал писать тексты к фотографиям не как дополнение, а как элемент целого.