«История болезни» Бориса Михайлова

Серия «История болезни» Бориса Михайлова была создана в 1997–1998 годах. В неё вошло почти 500 фотографий, на которых изображены харьковские бомжи. Тогда бомжей не снимали только очень ленивые фотографы или брезгливые эстеты-гламурщики. Однако творчество тех, кто всё же уделял внимание этой теме, носило не глобальный исследовательский концептуальный характер, а скорее характер поверхностный и случайный. Для Михайлова же это была среда, в которой он черпал вдохновение, чувствовал себя как рыба в воде и понимал актуальность темы, её будущий скандальный и, соответственно, коммерческий успех. Вспомним михайловские трешовые, но гениальные «Красную серию», «Солёные озера», «У земли», «Неоконченную диссертацию», в которых население советского и постсоветского пространства предстаёт в виде полулюдей, поражённых эпидемией идиотизма. Запад ужасался и принимал Михайлова в свои объятия.

Почему серия Бориса Михайлова «История болезни» с изображениями бомжей считается шедевром? Если вы спросите об этом у обыкновенного постсоветского потребителя искусства, он наверняка вам объяснит, что всё это полная ерунда, надувательство, глупость, спекуляция, коммерция, конъюнктура, извращение.

Возможно, в словах насчёт спекуляции, коммерции и конъюнктуры и есть доля правды (к концу 90-х Михайлов уже окончательно осознал роль шока и потрясения в искусстве для продвижения и коммерческого успеха), но серия несёт в себе ещё много иного и более важного. Во-первых, этот проект — не что иное, как откровенный, злой, наглый, некрофильский, плотоядный автопортрет. Михайлов снимал себя, своё нутро, свою душу, жадно смакуя и наслаждаясь вонючими, грязными, начавшими уже разлагаться, обречёнными на скорую гибель телами. Во-вторых, это ещё и портрет страны, общества, нас с вами. Тех, кто виноват в том, что понятие «бомж» стало массовым явлением.

Творчество Михайлова было мощным исследовательским порывом, эстетическим путешествием по запретному, акцией по реабилитации запретных тем. Михайлов снимал не ужасы войны, не голодомор — он внимательно всматривался в течение мирной жизни, акцентируя внимание на каннибальской сущности государства, пожирающего своих детей. Массовый человек предстаёт как кусок живого мяса без мозгов, покрытый кожей с глазами и ртом. Жалкий, инертный, глупый, смирившийся со своей участью — каждый из нас мог стать бомжом и смиренно принять ниспосланную свыше судьбу.

В «Истории болезни» Михайлов активно унижает своих моделей, и без того опущенных до предела. Художник подчёркивает: мол, он платил им, и они готовы были на всё за жалкие гроши. Бомжи — лишь зеркало, художественное и документальное отражение всего общества, яркая болезненная метафора. Они на самом деле обнажённая и гнилая суть всех этих миллиардеров, рабочих, студентов, домохозяек, элитных проституток, депутатов всех уровней, художников, писателей и всяких других приличных людей, породивших это явление, этот класс людей-отбросов.

Кроме того, Михайлов публично заявил, что фиксирование, смакование, обыгрывание, любование уродливыми, изъеденными вшами, покорёженными болезнями телесами, да ещё в таких объёмах, — абсолютно естественный и нормальный художественный жест. Он доказывал, что любое тело имеет право быть показанным, любое тело имеет эстетическую ценность и красота — понятие всеобъемлющее.

Михайлов оказался прав. На выставках побывали миллионы людей, изданы десятки книг, в журналах выстрелили сотни публикаций. Художник просто обрушил на головы зрителей все нечистоты тёмной стороны жизни и заставил их всмотреться в плоскость снимка как в зеркало. Такого глобального подхода к фотографии как к инструменту образного исследования постсоветского общества не делал никто. Это был бесценный опыт для Запада, вызвавший массовый интерес к патологическим трансформациям восточных сообществ. Из всех этих радикально-актуальных, противоречивых и невероятно глубоких по смыслу аспектов и выкристаллизовалась шедевральность «Истории болезни» Бориса Михайлова.