Улицы разбитых фонарей: Нью-Йорк Уиджи
Добро пожаловать в Нью-Йорк
Ашер Феллиг, известный как Уиджи, родился в 1899 году в украинском городке Золочев. В 1909-м вместе с семьей он переезжает в Америку. В автобиографии Уиджи так описывает свой первый миг в Новом мире: «На Эллис-Айленде, который показался мне самым красивым местом в мире, сотрудники иммиграционной службы внимательно осмотрели нас. В особенности наши глаза. Один добрый человек дал мне банан и апельсин. Я не знал, что с ними делать, я никогда не видел банан или апельсин».
Дальше — бедность, грязные комнаты в обшарпанных квартирах, школа. В четырнадцать лет молодой Артур начинает зарабатывать на жизнь в мастерской фотографа. «Через несколько месяцев я получил свою первую работу у коммерческого фотографа на Гранд-стрит. Здесь, в настоящей студии с застекленной крышей, я думал, что смогу узнать больше о фотографии. Фотограф специализировался на изображениях предметов, которые были слишком тяжелыми для коммивояжера: люстры, медные кровати, пианино, стеклянная посуда, мягкие диваны, столы».
Уиджи — неисправимо нью-йоркский фотограф. Он путешествовал, работал в Голливуде, даже побывал в Советском Союзе, но главный город его жизни — Нью-Йорк. Это и понятно: в середине прошлого века ни одно место на земле не могло дать столько материала молодому, голодному и любопытному человеку.
Нью-Йорк — динамичный город, и почти все кинотеатры, отели и полицейские участки, которые снимал Уиджи, вскоре исчезли или сильно изменились. Давным-давно не стало навесных станций метрополитена над Бауэри, не существует прежней — скромной и уютной — Таймс-сквер, изменилась мода, растворились в потоке времени маленькие магазинчики и бары, мюзик-холлы и рекламные плакаты, модные некогда шрифты, модели автомобилей. Ничего этого нет. Но мы можем вообразить и попытаться реконструировать тот мир с помощью фотографий вездесущего Уиджи. Его снимки — потрясающее свидетельство бурных 30—40-х в американском мегаполисе.
Он путешествовал, работал в Голливуде, даже побывал в Советском Союзе, но главный город его жизни — это Нью-Йорк.
Ожидая беду
Нью-Йорк Уиджи — темный город, как и Нью-Йорк Генри Миллера: «…из уродливых строений Нью-Йорка несется музыка такого черного отчаяния и несостоятельности, что от нее пробирает дрожь. Здесь ни один камень не клался с любовью или почитанием, ни одна улица не прокладывалась для танцев и веселья» («Тропик Козерога»). Нью-Йорк, снятый Уиджи, полон анархии. В нем в любой момент может произойти беда. В нем нет стабильности и веры в устои.
Пожалуй, стиль фотографа можно лучше всего описать словом «нуар». Уиджи «путешествует» за линию принятых в обществе норм, туда, где зловещий рок довлеет над каждым, кто попал в объектив.
Вместе с тем для Уиджи город — это декорация, театральный задник, существующий для того, чтобы показать нам людей, их судьбы, их страсти, их бесславный конец. В этом огромное отличие фотографий Уиджи от господствующего в искусстве 30—50-х обобщения. Уиджи всегда в гуще событий, всегда свидетель, всегда сочувствующий. Он свой среди своих. «Когда вы начнете чувствовать связь между вами и людьми, которых вы фотографируете, когда вы будете смеяться и плакать вместе с ними, вы поймете, что вы на правильном пути».
Бедняки и преступники
Итак, в центре мира Уиджи — человек. Но какой человек? Это не воспетый XX веком «уберменш», не семьянин, не отец, не герой. Рассматривая фотографии Уиджи, писатель Люк Санте замечает: «Сегодняшний зритель может быть удивлен фактом, что мужчины всех социальных классов в середине прошлого века носили костюмы и галстуки и женщины всех классов носили платья, чулки и шляпы; несмотря на это, всегда можно определить рабочих. Они те, кто выражает подлинные эмоции. В море лиц, снятых на улице, богатые сдержаны и пассивны, а вот бедные — не имеющие причин прятать свои чувства — активно реагируют на то, что видят, каждое из их лиц — отчетливый и читаемый текст».
О персонажах снимков Уиджи прекрасно сказал Эдвард Коснер: «Люди Уиджи в основном выглядят смешно, и они плохо одеты. Многие из них убиты — кровь образует лужи вокруг их голов, колени пересечены самым странным образом, словно они отдыхают в канаве. Машины их разбиты, их жилье уничтожается огнем, их любимые рыдают на улицах. Даже их домашние животные угрюмы. Редко они бывают счастливы, празднуя победу над Гитлером или в толпе, в лобби Рокси-театра, перед шоу оркестра Джимми Дорси».
Одним словом, персонаж Уиджи — это маленький человек, совершивший преступление или попавший в беду. «Дальнейшая судьба преступников, которых я снимал живыми, была лишь делом времени. Наступал момент, и я уже снимал их мертвыми, лежащими в луже крови. Их последнее фото я старался сделать предметом искусства».
Джентльмен-бродяга
Путешествие на темную сторону жизни для Уиджи длилось несколько десятилетий. Однако самые известные его фотографии сделаны для прессы между концом 30-х и началом 50-х. Он продолжал снимать, и многие кадры Уиджи успешны в поздние годы его карьеры, но мир изменился. Богема Нижнего Манхэттена и Голливуд не были его естественной средой, хотя голливудские серии очень красивы. Магический союз мастера, зрителя и предмета съемки в новом мире 50-х годов претерпел существенные изменения.
Если судить по автопортретам, Уиджи — загадочный и вечно ускользающий от зрителя взрослый ребенок с грустными глазами. Он называл себя «джентльмен-бродяга»: всегда помятый, небрежно одетый, он не спал ночами, ожидая момента, когда можно будет снять для прессы главное фото прошедших суток.
«Когда я фотографирую горящее здание, я забываю о здании и начинаю искать людей. Женщина, стоящая у пожарной машины и плачущая, всегда интереснее самого пожара».
«Женщина, стоящая у пожарной машины и плачущая, всегда интереснее самого пожара».
Похожие материалы
Новое и лучшее
