«Чем больше ограничений, тем лучше»: Победительница «Укрсучфото» Яна Кононова

Яна, как ты от философии перешла к фотографии?

Моя диссертация была посвящена новой теоретической ориентации, которая ставила под вопрос методы социальной критики — то есть точку зрения, согласно которой все можно объяснить социальными отношениями, институтами и стереотипами. В этой ориентации вновь возникает интерес к реальности, когда-то «изгнанной» из теории.

После защиты диссертации мне стало интересно, что происходит в искусстве, которое не являлось бы комментарием к социально-критической теории, влиятельной до 1990-х годов. Я подумала, что это может быть фотография и кино, то есть те практики, которые «приговорены» к производству изображений. Как сказал Данила Ткаченко в своем интервью, фотография — это гетто, где до сих пор непонятно зачем производится огромное количество изображений. Мне стало интересно, как устроено это «гетто», где люди занимаются тем, чем заниматься уже «не принято», что даже, возможно, считается моветоном с точки зрения социальной критики.

Что тебя интересует в фотографии?

Меня интересует работа с образом. Мне интересно, как он возникает и какие условия этому должны сопутствовать. Но это не теоретическая, а экспериментальная практика.

Мне нравится немецкий термин Unheimlichkeit, не имеющей адекватного перевода на другие языки и неудачно переводимый на русский как «жуткое». Мне кажется, что он наиболее точно определяет работу с образом. Корень heim значит «домашнее», «привычное»; суффикс keit превращает его в существительное; un — отрицательная частица. Основная идея этого термина в том, что нам становится не по себе не от столкновения с чем-то неведомым и чуждым, а наоборот, с тем, что нам хорошо знакомо. Так вот, мне кажется, что образ возникает в этом самом месте — на материале повседневного, обычного, которое вдруг перестает узнаваться.

Как начался проект «Under the weather»?

Я живу возле Трахтемировского заповедника, в Григоровке — одном из уцелевших после затопления при строительстве Каневского водохранилища сел. Как-то, спустившись к магазину, где местные жители обмениваются новостями, я услышала, что один из них предлагает посмотреть на «погоду возле танка». Танк стоит на возвышенности у въезда в село как памятник проходившим здесь боям за Букринский плацдарм. Я отправилась туда, и с этой странной парадоксальной мотивации начался мой проект.

Меня и раньше интересовало то, как погода мобилизует человека, его внутреннюю жизнь: она возбуждает, обездвиживает, лишает сил. Выражение «погода возле танка» стало триггером — наверное, потому, что здесь значение погоды меняло смысл, отсылая уже не к естественному порядку вещей, но к чему-то сделанному и поэтому подключенному к источнику тревоги.

Я назвала проект «Under the weather». Это английская идиома, которая по отношению к состоянию человека значит что-то вроде невменяемости, несостоятельности, выпадения из естественного хода событий. В психическом регистре это выпадение, как мне кажется, соотносится с меланхолией — и я начала исследовать образы меланхолии. При этом меня интересует визуальная интерпретация меланхолии, не совпадающая ни с ее философским, ни с медицинским значением. Мне хотелось бы оставить в пространстве этой интерпретации не шанс для воображения или фантазии, а некоторую неопределенность, которую невозможно ничем заполнить.

Позднее возник еще один мотив. Мне встретилась легенда о том, что в сражении при Барнете в 1471 году сторонники дома Йорков обманулись туманом, который был вызван чарами монаха Банджи (в этой битве они, кстати, выиграли). И я задумалась, как благодаря искусственному характеру тумана изменяется значение исторического факта: некоторое сообщество выпадает из общей конвенциональной истории, получая неопределенный статус («пропадания» из зоны видимости), но одновременно его частная история определяется теперь отношением к туману, который становится как бы дополнительной сценой. И мой проект — это попытка показать отношения «неопределенного» сообщества и погоды. Такая практика полностью отличается от биографического и исторического методов исследования, непосредственно связывающих людей с данной местностью.

Первый твой проект был посвящен конкретной личности и конкретной местности, где она живет. Это тоже Григоровка?

Да, я езжу туда уже около 10 лет, а постоянно живу около полутора лет. В 2017 году я начала снимать свою соседку Лолу, с которой познакомилась благодаря Виктору — режиссеру когда-то существовавшего там театра.

Уже тогда я задумалась, почему она меня волнует, почему мне хочется снимать ее — не потому ведь, что она живет рядом и с ней проще всего договориться. Я поняла, что меня в ней интересует тип сексуальности, который попадает в некую неопределенность: нельзя сказать, что Лола следует каким-то гендерным ролям, но в то же время она не является представителем эмансипированных кругов. В ее сексуальности есть двойственность, которая, скорее, относится к таинственности или неопределенности пола как такового, в отношении которого культура вынуждена постоянно производить некие образцы сексуального поведения. Но нам они достаются всегда уже готовыми, а в ее случае этого готового шаблона просто нет.

Ты создавала портреты людей, исследуя образы меланхолии. Твои герои ей подвержены, или это все сконструировано?

Нет, мне казался интересным какой-то человек, и я договаривалась с ним или с ней о съемке. Меланхолия здесь и является постановкой, и нет: я жду, когда в процессе работы человек вдруг отделяется от себя известного.

Мне кажется, что я снимаю не портреты, а историю, которая стоит за определенным человеком, но о которой сам он как бы ничего не знает: она не соотносится ни с его личностью, ни с биографией, ни с какими-либо фактами действительности. Вернее, я ориентирована на встречу с такой историей, но к ней невозможно подготовиться.

При этом мне важно не спекулировать на маргинальном или экзотическом контексте, поскольку его использование предполагает, что есть один мир и есть место, где можно жить не по его правилам. Для меня эта романтическая идея лишена смысла — миры везде, и они разные.

Да, в современной фотографии все чаще критикуют экзотический, спекулирующий взгляд на маргинальные группы. Как ты выстраивала взаимоотношения с героями проекта?

В фотопрактике существует термин TFP — «время за отпечатки», — регулирующий этические отношения между моделью и фотографом. Но для меня тут кроется неоднозначный вопрос, потому что этот формат маскирует сам факт, что фотография — это сделка. Для некоторых людей, с которыми я сталкивалась, вообще не существует такой абстракции, как «время»: все, что у них есть для обмена, — это «они сами».

Часто попадаешь в ситуацию, которая регулируется не прозрачными абстрактными конвенциями или готовыми этическими схемами, о существовании которых кто-то до тебя позаботился, а голой экономикой желания — твоего и человека, который почему-то согласился оказаться перед камерой. А желание и его законы непрозрачны, и здесь вопросов гораздо больше, чем ответов.

Мой хороший знакомый, когда я предложила ему поработать вместе, сказал, что чувствует себя очень странно и крайне неуютно. Но именно этот дискомфорт, по его мнению, и отвечает за создание специфичности фотографической ситуации (определенного «затмения»), в которой что-то может возникнуть.

С пейзажами легче — не нужно просить разрешение на съемку. Но выбор, что и как снять, тем не менее не становится проще. Какие образы ты искала в пейзаже?

Так как сама идея проекта началась с фразы «погода возле танка» и этой погодой был туман, я стала работать с туманными ландшафтами. Мне интересно, как туман изменяет привычную оптику и проявляет самые незначительные детали, которые до сих пор не имели значения, но вдруг обрели смысл.

В проекте, посвященном Лоле, меня интересовало, как изломанная геометрия береговой линии, заброшенные цветущие сады и странные инсталляции на дне яров (лес был посажен после войны и вырос неравномерно) могли усилить идею проекта. Меня привлекала неестественность природы — как если бы она разыгрывала саму себя.

И последний, технический вопрос: почему ты работаешь с пленкой и средним форматом?

Я использую обычный естественный свет, пленку — все, что максимально приближено к действительности. Я не пытаюсь утрировать или использовать специальные приемы. Статичность камеры и ограничение свободы, когда ты со штативом прикреплен к одному месту, позволяют работать с планом длительностей, отличным от того, когда ты ориентирована на запечатление момента.

Мне нравятся работы фотографов, снимающих на средний и большой формат: например, пейзажи Авоиски ван дер Молен, как будто бы впервые увиденные глазами астронавта. Ее работы — отличный пример смещения привычного относительно себя самого. Или совершенно минималистичные образы Кольер Шорр.

Чем аскетичнее средства и больше ограничений, тем для меня интереснее ситуация.

С 27 апреля по 12 мая в киевской галерее Dymchuk Gallery пройдет выставка Яны Кононовой «Under the weather».

«Укрсучфото» — премия за достижения в фотографии, учрежденная журналом Bird in Flight. Идея номинации «Открытие года» — поддержать начинающих перспективных авторов, чьи проекты пока не известны широкой аудитории. В жюри номинации вошли 14 экспертов, среди которых основатель арт-центра «Я Галерея» Павел Гудимов, фотограф и художник Саша Курмаз, основатели издательства BOOKSHA Ярослав Солоп и Миша Букша и другие.

Партнер премии — Panasonic в Украине.