«Самолет уже пролетел»: Интервью с «Открытой группой», которая представит Украину на биеннале в Венеции

На 58-й Международной выставке искусств в Венеции Украину будет представлять «Открытая группа» — художественное объединение Юрия Билея, Антона Варги, Павла Ковача и Станислава Турины. Их проект «Падающая тень „Мрії“ на сады Джардини» был отобран экспертной комиссией 16 ноября.

Согласно идее, крупнейший в мире транспортный самолет Ан-225 «Мрiя», созданный киевским заводом ОКБ имени О. К. Антонова, пролетит над Венецианскими садами (Venice Giardini) в полдень во время открытия биеннале. На борту самолета будет находиться информация об украинских художниках, и таким образом каждый из них сможет стать участником конкурса.

Темой основного проекта Венецианской биеннале 2019 года стало выражение «Чтоб вы жили в эпоху перемен». Куратор биеннале Ральф Ругофф говорит о том, что содержание произведения искусства лежит не внутри самого произведения, а в диалогах, окружающих его. Именно это, по его мнению, и будет важно на предстоящей выставке.

«Падающая тень „Мрії“ на сады Джардини» — это и критика, и утверждение одновременно. С одной стороны, критика художественного мира и самой биеннале, которая рассматривает искусство с позиций прошлого столетия: национальные павильоны, конкурсы, борьба концепций. С другой стороны, «Падающая тень „Мрії“ на сады Джардини» — это история успехов и падений, история целой страны, которая пытается завоевать свое место в мировом художественном пространстве.

Истории участников биеннале от независимой Украины всегда были связаны со скандалами и склоками внутри художественного сообщества. Украина, оставшаяся без павильона (павильон был построен в 1914 году на средства киевского мецената и коллекционера Богдана Ханенко и спроектирован архитектором Щусевым; после распада СССР он перешел Российской Федерации), должна была искать свое место за пределами «элитного» круга, отделенного Венецианскими садами. «Падающая тень „Мрії“ на сады Джардини» имеет множество важных коннотаций и смыслов.

Кажется, что это мечта — прозрачный процесс отбора проекта на биеннале. Но каждый раз он приводит к поляризации художественной среды. Вы все равно решили попробовать себя в роли кураторов — зачем?

Юрий Билей: Даже зная про все эти сложности, скандалы и разделения на два лагеря, мы не думали, что подобная ситуация может возникнуть вокруг нас. Мы не скандальные художники и в скандалах никогда не участвовали. Когда мы подавали заявку, не предполагали, что демократический проект об украинской мечте может привести к проблеме или поляризации. Наоборот, мы думали, что он должен объединить общество и художественную среду.

Павел Ковач: Мы в первую очередь художники и всегда исходим из проекта — он должен быть классным. Что происходит дальше, вокруг него, предположить нельзя. Ранее мы были участниками национального павильона и параллельных программ, мы смотрели на организацию биеннале со стороны и никогда не принимали участия в этих склоках. Но я могу сказать так: все, что сегодня происходит, нам на руку — это развивает миф о Мечте.

Ю. Б.: На пресс-конференции мы увидели, что мечта выставиться на биеннале существует.

Стас Турина: Относительно поляризации сообщества: мы не так давно в художественной среде — мы начали свой путь условно с 2011 года. Нам сложно говорить о том, что было раньше, как происходила поляризация. Но она очевидно существовала всегда и проходила по разным фронтам.

П. К.: Не может что-то нравиться всем. Если проект нравится всем, с ним что-то не так. Но нам никто и не говорил, что проект плохой, — нам говорили, что он невозможен. А мы знаем, что возможен.

О вашем проекте до недавнего времени никто ничего не знал. Это порождает мифы и полемику. Почему вы не опубликовали концепцию ранее?

Ю. Б.: По правилам участия национальных павильонов министерство не имеет права оглашать концепцию, пока она не будет принята в Венеции и пока не будет зарегистрирован павильон.

П. К.: У нас была идея опубликовать текст заявки еще в самом начале, потому что, если честно, мы не думали, что победим. Увы, мы этого не сделали.

Ваш проект состоит из двух частей: самолет, который пролетит над садами Джардини, и собственно национальный павильон в Арсенале, в котором перформер будет пересказывать миф о Мечте. Почему вы не отказались от павильона?

Ю. Б.: Нам буквально недавно стало известно, что работа павильона на протяжении шести месяцев — обязательное условие биеннале-2019. В нашей заявке, которую мы подавали в первом туре отборочного конкурса, не было павильона. Во второй заявке, которая уже выиграла конкурс, тоже. Мы согласились на работу с павильоном в Арсенале несколько недель назад. Тем не менее за эти несколько недель мы проделали большую работу с Министерством культуры Украины, изучили все документы биеннале, чтобы соответствовать новым правилам и требованиям конкурса.

Мы должны были согласиться на павильон, чтобы пройти регистрацию. Мы очень долго упирались, перечитывали документы, так как хотели избежать задействования павильона — не только из-за финансовых затрат, но и из-за того, что эта репрезентация длиною в полгода рушит целостность проекта. Что бы мы ни выставили в павильоне в Венеции, это будет отвлекать от главного события, от сиюминутности, о которой мы говорим.

С. Т.: Самолет должен пролететь над садами в полдень, в день открытия биеннале и в момент оглашения результатов конкурса. В какой-то момент самолет отбросит тень, и все обратят на это внимание. Это нам важно.

Возможно, формулировка о сиюминутности — это недостаток: ведь на самом деле это более длительный процесс — сбор информации обо всех художниках, живущих сейчас в Украине.

Участие и присутствие всех украинских художников на биеннале — большая провокация. Возникают вопросы, как будет проведена селекция, кто будет включен, как вы будете презентовать каждого художника.

Ю. Б.: Наполнение тени — бесспорно, важная часть нашего проекта. Кто, как не художники, могут наполнить эту тень? Возможно, это наша мечта кратковременного объединения всех художников Украины, еще одна мечта о чем-то нереальном.

Мы отказываемся от селекции. Мы отказываемся определять, кто хороший художник, а кто нет. У нас не будет open call, будет работать аппликативная форма.

П. К.: Процедуру, как это будет происходить, мы разрабатываем. Но информация обо всех художниках Украины точно пролетит над Джардини. Все вопросы, которые нам задают по проекту — как это будет выглядеть, какие риски, зачем павильон, — все это нам помогает развивать миф, который на самом деле уже начал формироваться вокруг нашего проекта. Обсуждения — это уже его начало.

С. Т.: Будет электронная форма, которую можно будет заполнить самостоятельно. Таким образом мы снимаем с себя ответственность за определение того, кто такой художник. Это, конечно, вопрос: кто такой художник в XXI веке, кто такой украинский художник в ХХІ веке, какой художник может быть представлен от Украины на Венецианской биеннале, а какой нет. Меня тоже эти вопросы интересуют.

Например, как вы отнесетесь к тому, что там будут представлены художники психически больные, находящиеся в местах лишения свободы? Стоит ли включать несовершеннолетних художников? Где и как искать художников-одиночек, которых пока почти никто не знает? Для меня это все важные вопросы, которые значительно расширяют наше поле работы. Это все меня интересует гораздо больше, чем то, будет ли наш проект провалом или грандиозным успехом.

П. К.: К тому же одно дело говорить о том, что все являются художниками, другое дело — ощутить, что такое «все».

Вы утвердили проект в Министерстве культуры. Оставляют ли они вам возможность быть гибкими в реализации — в части павильона и в части самолета?

П. К.: Самолет — это основа.

Ю. Б.: Нам важно реализовать этот проект таким, как мы его придумали. Без этого мы бы не подавались как кураторы и не участвовали бы в конкурсе.

Как возникла идея с самолетом? Почему именно «Мрiя»?

Ю. Б.: Мы разрабатывали идею и концепцию на резиденции в Катовице. Там нам удалось реализовать похожую идею. В небо поднялся самолет, к которому было прикреплено полотно с надписью «Мы были где-то среди вас». Самолет пролетел над теми местами в Катовице, которые мы выбрали. Этот проект был о месте художника, о его присутствии в городе, в мире.

Вы были в контакте с АНТК имени О. К. Антонова. Какие условия они предлагают вам, а вы им? Как происходит совместная работа?

Ю. Б.: Хочу уточнить, что официальное подтверждение того, что мы являемся кураторами национального павильона, пришло нам на почту около недели назад. До этого мы вели предварительные переговоры.

П. К.: Но теперь переговоры будут вестись более продуктивно, так как мы уже имеем статус официальных кураторов. Этими переговорами занимается команда профессионалов, которые уже устраивали подобные полеты. Нам помогает команда Укроборонпрома, которая организовывала полеты в Амстердаме.

Какие институции привлечены?

Ю. Б.: Заявленным партнером с самого начала был Вальдемар Татарчук, директор галереи «Лабиринт» в Люблине. Предварительные переговоры с Укроборонпромом вело Министерство культуры.

П. К.: У нас есть главное — подтверждение, что реализация проекта возможна. У нас уже есть контакты всех людей, которые нужны, чтобы реализовать нашу идею.

Ю. Б.: Сначала мы узнали, сколько стоит коммерческий полет «Мрiї» — 200 тысяч евро. Позже мы узнали, что все самолеты летают над Венецией на высоте 3 тысяч метров. Это наши первые точки отсчета. Реально ли это? Это бизнес, и тут нет ничего невозможного.

Венеция — сложный город, который защищен ЮНЕСКО. Есть определенные правила касательно его воздушного пространства и ограничение по высоте, но для нашего проекта должно быть сделано исключение. Получить разрешение на полет над Венецией, не будучи официальными кураторами, без расчетов и документов, мы не могли. Сейчас мы готовы начать переговоры с властями Венеции, чтобы просить их снизить для нас ограничения по высоте.

Насколько для вас важна тень? Будет ли проект считаться реализованным, если она не упадет?

П. К.: Тень важна. Но уже есть люди, которые видят тень, а есть те, кто не хочет ее видеть. И этот вопрос возникает сейчас и будет после. Была-будет ли тень от мечты?

Ю. Б.: Существуют перформеры, которые просчитывают каждую деталь своего перформанса, а есть те, кто рассчитывает на случай, на процессуальность. Но в нашем проекте то, насколько детально мы все продумаем, общий эффект не изменит. Случай — это важная составляющая. Будет ли солнечная погода или пасмурная? Мы не можем знать наперед.

С. Т.: Кто имеет право судить, насколько хорошо был реализован проект? Чего мы ждем от украинского представительства? Как просчитать успех и получить «Венецианского льва»? Если бы каждая страна знала, как это сделать, она бы уже это сделала.

Ю. Б.: Мы можем предварительно просчитать прогноз. Но после 31 января 2019 года мы не сможем поменять дату полета. Даже если за два дня до открытия мы будем знать, что в день полета будет идти дождь, мы ничего не сможем поделать. Мы продумывали момент, что тень может быть не видна тем, кто будет находиться в Джардини, так как они могут быть внутри этой тени. Получается, что очевиднее всего тень на ее границе со светом. И чем выше будет лететь самолет, тем тень может быть большей и более размытой. Но она будет в любом случае.

С. Т.: Кто отвечает за успех павильона? Если честно, меня этот вопрос не сильно волнует, но я озадачился этим после пресс-конференции, на которой нас представили. Кто определит: был ли прошлый украинский павильон удачным или он не был удачным? Где заявления по этому поводу? А относительно других павильонов? Я как участник национального павильона 2015 года не слышал, был ли наш проект удачным или нет. Может быть, нам стоит придумать должность для человека, который будет за это отвечать? И если вдруг он/она провалит это задание, мы его сможем с треском уволить. Но где этот человек? Для успеха ли это делается?

П. К.: Наш проект не может быть реализован нигде, кроме как на биеннале. И его может реализовать именно украинский павильон.

Когда вы говорите о мечте, что вы имеете в виду в первую очередь?

П. К.: Для нас это в том числе критика самой процессуальности: выбери лучшее. Правила спорта переносятся на искусство, но искусство — это не спорт. Конечно, мы сами поддаемся этим правилам и принимаем участие в конкурсах, но для нас это возможность реализовать свой проект. Возможности, которых не так много.

Навязывать свою трактовку мечты нам бы не хотелось. Нам хочется, чтобы каждый понимал под этим нечто свое. Когда ты мечтаешь, ты идешь к мечте. И этот путь часто гораздо интереснее, чем сама реализация.

С. Т.: Лично я не могу сказать, о чем я мечтаю, я об этом не думал. Но это что-то, не связанное с Венецианской биеннале.

Ю. Б.: Для меня мечта очень важна. Я помню, когда мы впервые были на биеннале в 2015 году, у меня было такое ощущение, что мы какие-то не такие. Да, у нас был свой павильон, но когда я был в Джардини, я эту разницу ощутил. У меня была мечта, чтобы у Украины был павильон.

Если бы мы часто думали, что что-то нереалистично и это невозможно сделать, мы бы многие свои работы так и не реализовали. В 2015 году, когда мы делали работу «Синоним к слову „ждать“» в украинском павильоне «Hope!» и по очереди голодали на протяжении трех месяцев, чтобы дождаться возвращения украинского солдата с войны, нам бы тоже могли сказать, что это физически нереально: как можно такое реализовать, сидя в стеклянном павильоне на солнце? Но для нас тогда было важно увидеть этот момент возвращения солдата домой.

В наших проектах мы всегда беремся за то, что находится в процессе, то, про что сложно сразу однозначно сказать, возможно это или нет. Возможно, мы везучие художники: мы верим, что нам удастся, и мы это делаем.

Говоря о мифе, что вы имеете в виду?

П. К.: Для нас очень важно, что будет происходить после полета: как это будет восприниматься, какой будет реакция аудитории, как этот миф будет передаваться из уст в уста. Я думаю, что работа медиа — это документация проекта, где он развивается и деформируется.

Ю. Б.: В нашем проекте важно пространство, где он происходит и где развивается миф. В данном случае я говорю о воображении человека. У многих в их представлении самолет уже пролетел, кинул тень и реализовал мечту. Каждый раз, когда это проговаривается, образ наполняется новым смыслом.

Для нас было важно, чтобы наше название объясняло все — поэтому в нем есть и тень, и мечта, и сады, и слово «падающая». Нам хотелось отразить в одном предложении всю идею.

П. К.: «Падающая тень „Мрії“ на сады Джардини» — это поэзия.

Фото предоставлены «Открытой группой»
Все рисунки: Алевтина Кахидзе и неизвестный автор 9 лет