Взгляд изнутри: Портфолио Геры Артемовой

— Я много лет работала дизайнером-графиком, затем стала соучредителем и арт-директором дизайн-студии. Но сейчас скорее определяю себя как художница, которая работает с фотографией. Еще мне очень интересны фотокниги, это точка пересечения фотографии и дизайна.

В какой-то момент я стала больше путешествовать и старалась все фиксировать. Появилась цифровая техника — она позволяла больше снимать, экспериментировать и учиться. Я поняла, что мне очень интересны люди, — и с удивлением обнаружила, что они в большинстве случаев позитивно на меня реагируют, идут на контакт, не чувствуют напряжения.

Я все время учусь фотографии. В 2008-м окончила курсы при Укртелерадиопрессинституте — тогда я начала интересоваться репортажной и документальной фотографией. Участвовала в нескольких международных мастер-классах, слушала лекции Виктории Мироненко, окончила курс концептуальной фотографии Романа Пятковки. Стараюсь посещать лекции и artist talks украинских и зарубежных фотографов, которые мне интересны.

Для фотографа образование желательно: это дает базис и среду общения, отправную точку для движения. Но это не догма, у каждого свой путь. Многое зависит от возраста, в котором человек приходит в фотографию, и от жизненного багажа.

В работе меня интересует человек в разных его проявлениях, его взаимоотношения с миром и временем, само время — изменяющееся и ускользающее.

Образ простреленного стекла как призмы восприятия пришел из жизни. После расстрела Революции достоинства на Майдане остались следы пуль и гранат. В здании Укркоопспилки (напротив стелы) огромное стекло вверху было пробито — видимо, осколком, поскольку отверстие было большое. Вокруг расходились лучи трещин. Сквозь это стекло было видно небо и стелу. Этот образ отпечатался в моем сознании как начало войны.

Через какое-то время я поняла, что уже не воспринимаю окружающую меня жизнь как раньше. Расстрелы на Майдане, российское вторжение и оккупация Крыма, тревожное ожидание полномасштабного вторжения, трагедия MН17, Илловайский котел, бои за ДАП, друзья, покинувшие свои дома в Луганске и Донецке, лихорадочный сбор средств для армии и госпиталя — в какой-то момент я поймала себя на мысли, что даже вдали от передовой война стала частью реальности: иногда невидимой, но постоянно ощутимой. Я как будто вижу все сквозь простреленное стекло.

Роман Пятковка на своем курсе говорил, что художнику нужно уметь «обнажаться» — то есть рассказывать о личном, о том, что внутри. И я помню, что мысленно спорила с этим утверждением. Однако оказалось, что помимо своей воли я поступаю именно так.

Я работаю в первую очередь с собственными травмами. Но я неразрывно связана с обществом, я его часть — естественно, все происходящие в нем процессы отражаются на мне.

Я работаю в первую очередь с собственными травмами.

В 2014 году мой взгляд «перефокусировался» снаружи внутрь. Если раньше я была больше сконцентрирована на внешних событиях и явлениях, на окружающих людях, то сейчас я рассказываю о происходящем через призму собственного восприятия. Это не значит, что мой переход к концептуальной фотографии окончательный и я не буду больше снимать документальные проекты, — прямая фотография мне по-прежнему интересна. Я следую своим внутренним изменениям.

Я думаю, с болевыми точками общества надо обращаться так же, как с собственными: выявлять, называть, рефлексировать. Непроявленные, неосознанные, запрятанные травмы разрушительны. Встреча со своей болью и страхами — первый шаг к исцелению и свободе.

С болевыми точками общества надо обращаться так же, как с собственными: выявлять, называть, рефлексировать.

Должны ли художники лично переживать темы, о которых они говорят? Не обязательно. Но тема должна интересовать художника, как-то его затрагивать. Насколько успешной будет работа, зависит от того, насколько глубоко художник погрузился в предмет, от уровня его эмпатии, от того, насколько тема резонирует в обществе, от найденных образов, в конце концов.

Художник ведет диалог с собой и обществом. Он может выступать исследователем и инициировать дискуссию или медиумом, который улавливает какие-то процессы и рассказывает о них. Но я убеждена, что если художник лично переживает тему, то сила произведения умножается.

Я считаю важным не только и не столько визуальное влияние, сколько философское — то, что выводит тебя на новый уровень зрелости. В первую очередь на меня повлиял мой дед, Всеволод Лопата: он был страстным фотолюбителем, сам печатал фотографии, снимал семью, друзей, поэтому фотография с самого раннего детства была естественной частью моей жизни. Дед оставил мне самое замечательное наследство — наш семейный архив, в котором много внимания к радости повседневной жизни, к людям, много хрупкого и ускользающего времени.

Фотограф Чен-Чи Чанг поразил меня глубиной философского подхода, гуманистическим звучанием снимков и их визуальной красотой. Он расширил мое понимание фотографии и очень повлиял на меня в человеческом плане — это один из самых удивительных людей, которых мне доводилось встречать. Сергей Параджанов оказал сильное эстетическое влияние — мой документальный проект о Космаче и серия «Меланка» отчасти были навеяны фильмом «Тени забытых предков».

Александр Гляделов и Александр Чекменев воспитывали своей бескомпромиссной честностью документальной фотографии, вниманием и любовью к людям. Александр Ляпин повлиял и как фотограф, и как лектор, и как художник, буквально расширив сознание. Роман Пятковка учил смело экспериментировать, свободно обращаться с материалом и с художественными приемами, учил честности, иронии и самоиронии.

Думаю, что UPHA (Украинская Фотографическая Альтернатива) как сообщество интересных и думающих авторов тоже влияет на меня: каждый из них отражает время, в котором мы живем, и наблюдение за творчеством других позволяет мне видеть происходящие процессы более объемно.