Я не уверена: Женские истории о первом сексе

Телесность и секс до сих пор окружены массой мифов и табу. В странах, где в школах нет сексуального образования, советы, как впервые заняться сексом — как избежать боли, как не обидеть друг друга и расслабиться, каких ошибок не допустить, — часто ищут в интернете или глянцевых журналах. Нередко человек остается один на один с этими вопросами, неловкостью и стыдом: в обществе могут равно осуждаться как «чересчур бурная» половая жизнь, так и ее отсутствие — порой одновременно.

Девственность женщины, как и ее верность в браке, исторически привлекала к себе гораздо больше внимания, чем мужская: в высших кругах это было необходимо, чтобы избежать проблем с законностью наследников. Часто синонимом «девственности» служили «целомудрие», «чистота» и «непорочность», давая однозначную инструкцию, как лучше распорядиться своим телом.

Сегодня многие склоняются к мысли, что девственность — только социальный конструкт: не только потому, что ее «потеря» часто не ведет к изменениям в теле женщины (пресловутый разрыв плевы необязателен), но и потому, что наше сексуальное взаимодействие гораздо многообразнее, чем «традиционное» проникновение.

— В юности мои знания о сексе ограничивались впечатлениями от просмотра спрятанных родительских видеокассет и от рассказов подруг. Тогда я была уверена, что секс — одно из необходимых условий для вступления во взрослую жизнь, поэтому я избавилась от девственности как от помехи.

Сейчас я думаю, что первый секс — все-таки важное событие, и, кажется, я бы хотела его переиграть. Пока я наблюдала за взрослением дочери, у меня появилось навязчивое желание уберечь ее от «ошибок» и вместе с тем уменьшить собственную тревогу за ее будущее и мое прошлое. Поэтому я стала собирать чужие истории про потерю девственности.

Я избавилась от девственности как от помехи.

В интервью женщины вспоминали само событие и его предысторию, анализировали связь прошлого опыта с настоящим. Выслушав их истории, я поняла, что хочу сделать не просто портрет, а идеальную фотографию. Я все спланировала: нашла локации, похожие на места из историй, подготовила раскадровки и среднеформатную камеру. Для каждой героини я придумала многозначный образ, транслирующий зрителю суть ее опыта. Стремление к идеалу доходило до абсурда: перед съемкой я или ассистентка репетировали позы, прежде чем поместить в кадр героиню. Я снимала на пленку, но страховалась с помощью цифровой камеры и делала кучу дублей. Любое отступление от сценария угнетало меня.

Когда я закончила съемки и уже выбирала фотографии для проекта, я вспомнила о своих черновиках с репетициями. Сопоставив их с портретами, я увидела, как новый визуальный ряд становится похожим на попытку контролировать воспоминания и страх совершить ошибку. Мои попытки воссоздать и пережить чужое воспоминание приобрели иронический образ человека с обсессивно-компульсивным расстройством, который безуспешно пытается избавиться от тревоги с помощью навязчивых и утомительных действий, множит варианты и не может принять решение.

«Хотелось пойти на попятную, но было неудобно»

— Родители никогда не говорили со мной о сексе, у нас не принято разговаривать на неловкие темы. Но были подружки, с которыми мы мечтали об отношениях и сексе. Нам казалось, что за новым рубежом «прощай, девственность» будет небо в алмазах и какой-то праздник.

Мне было пятнадцать, когда я познакомилась со своей первой любовью. Это было летом у бабушки в деревне. Мы много гуляли, валялись в полях, катались на велосипедах и прыгали в пруд с пирса, по выходным ходили на местную дискотеку, а после целовались до одурения. В один из вечеров в лесу я предложила ему заняться сексом. Он галантно расстелил на земле свою толстовку. Когда я легла на нее, то поняла, что происходит что-то необратимое. Хотелось пойти на попятную, но было неудобно, я ведь уже всех обнадежила.

Ничего из того, о чем я мечтала, не произошло. Праздник не наступил. И не знаю почему, но потом на протяжении лет двух я спала с каждым, кто проявлял ко мне хоть какую-то симпатию. Ни один секс не был классным. Каждый раз наступало неминуемое разочарование и обида. Что я пыталась доказать? Что это вообще значило? Я до сих пор не понимаю.

«Мне хотелось делать недозволенное»

— У моей мамы был только один мужчина, и она всегда жалела об этом.

Мысль о потере девственности пугала меня тем, что будет больно. А еще я боялась ударить лицом в грязь, повести себя как-нибудь не так, облажаться. Мне казалось, что никто не смотрит на меня с вожделением — и не посмотрит.

Это было в июне. Мы познакомились случайно. Он пришел со своей компанией в нашу и позвал всех курить траву. Никто не пошел, а я пошла. Не помню, чтобы между нами пробежала искра или были какие-то особенные разговоры, — мы просто обменялись телефонами, и на следующий день он пригласил к себе. Я пришла. Он сделал это довольно аккуратно, больно почти не было. Какое-то время мы еще полежали рядом, и он сказал, что теперь у меня все пойдет по-другому.

Все действительно пошло по-другому: я вдруг стала интересной женщиной, с которой все хотели общаться. Словно где-то на теле или на лице теперь было написано «ко мне можно». После первого раза я как будто намеренно выбирала в партнеры каких-то непонятных мужчин, с которыми даже второе свидание не нужно. Обычным делом стало переспать с кем-то в день знакомства. Я чувствовала, будто делаю что-то запретное. Был страх, что когда-нибудь я доиграюсь, что мне сделают больно, — но мне хотелось делать недозволенное, это страшно заводило.

«Процесс был долгим»

— Девчонки говорили, что я слишком много себе воображаю про свой первый раз, что можно и без чувств, ведь потом «все стирается». Но мне без чувств не хотелось.

Нас познакомила подруга, мне было тогда 19 лет. Первый раз мы увиделись в театре — я там подрабатывала и у меня почти всегда были «проходки» для себя и друзей. В тот вечер он принес мне какую-то восточную халву. После спектакля мы сидели в кафе, я очень смущалась и хотела ему понравиться. Потом мы стали общаться во «Вконтакте»: песенки, картинки, «доброе утро», «спокойной ночи». Как-то вечером он позвал гулять. Я влюбилась, хотя между нами не было ничего общего. На каждой нашей встрече у меня тряслись руки, я не могла нормально разговаривать — это и бесило, и нравилось. Я решила, что он будет первым.

Процесс был долгим, я не могла расслабиться, мне было больно. Но я слышала, что с первого раза и не должно быть приятно. Утром он спросил, как я себя чувствую. Я сказала, что все нормально, сделала ему кофе, и мы попрощались. В то утро между нами возникла дистанция, щекотливое волнение пропало. Наверное, он почувствовал то же самое — трещина между нами становилась шире с каждой встречей. Под конец он просто бесил меня, и я была рада, что мы больше не виделись.

«Он не тот самый, но я готова»

— Все могло произойти в 17 лет, но я не чувствовала, что готова. Мне хотелось дождаться «того самого», единственного. Того самого я не встретила ни в восемнадцать, ни в девятнадцать, ни в двадцать — может быть, потому, что все эти годы я была поглощена учебой. Когда учеба закончилась, я внезапно поняла, что я одна, а в общении с парнями зажата, излишне скромна и не знаю, как себя вести.

В 24 года я переехала в другой город, устроилась официанткой в кафе, познакомилась там с мужчиной. В один из вечеров, когда он забирал меня с работы, я подумала, что мне надоело оберегать себя. Да, он не тот самый, но я готова и будь что будет.

После него были и другие сексуальные партнеры. Я поняла, что секс может быть разным. Но вот что странно: каждый раз я преодолеваю барьер и желание заплакать, как будто я делаю что-то неправильное. Сейчас мне двадцать пять, и я в растерянности. Если я потеряла девственность, это значит, что теперь можно подпускать всех? Менять, искать, пробовать? Или закрыться ото всех и вернуться к мечте о единственном? Не знаю.

«Новых впечатлений минимум»

— Мой первый визит к гинекологу был в 14 лет. Врач осмотрела мою промежность и сообщила: либо я порвала свою плеву тампоном, либо у меня такое строение от природы. И добавила, что в первый раз мне не будет больно и не будет крови.

В тот же год я познакомились с ним. Он ремонтировал мотоцикл у подъезда, а мы с подругой сидели на окне четвертого этажа и сверху кидались в него болтиками и шурупами. Один раз мы попали, он вскинул голову и помчался к нам на этаж. Мы испугались. «У тебя есть еще такой шуруп? Какие есть, покажи!» Так и стали встречаться.

Через два года у нас произошел первый секс. Разрыва нет, крови нет — новых впечатлений минимум. Я начала чаще оставаться у него на ночь, и мы не заметили, как стали жить вместе. Прожили десять лет: с 16 до 26 лет; когда мои сверстницы пробовали и искали, я жила в моногамных отношениях.

В сериале «Секс в большом городе» меня вдохновлял эпизод, где Саманта, сдавая кровь на ВИЧ, не может подсчитать количество половых партнеров за год. Я думала, что со мной такого не будет. Но я заполнила этот пробел после нескольких долгих моногамных отношений. В тридцать семь, когда я сдавала кровь на ВИЧ, в анкете был тот же вопрос — и я тоже не знала на него ответ.

«Если бы мы могли просто переплетаться стеблями, и чтобы не было этой гадости»

— Были моменты, когда я размышляла, что всем хороша, одна только проблема — я девственница. Моя подруга «по несчастью» нашла себе мальчика, с которым договорилась о лишении девственности. Я подумала, что тоже так смогу. Договорилась с парнем, приехала к нему, но испугалась и сбежала. Мне было пятнадцать, но я продолжала считать, что с проклятой девственностью пора заканчивать.

Произошло это в новогоднюю ночь в ванной комнате со знакомым из школы. Сам процесс я не помню. Помню, что не понравилось, — хотя боль была терпимой. Через пару лет я сильно влюбилась и страдала от того, что не сохранила себя для первой любви.

Вроде бы это цитата из «Тропика Козерога» — главный герой говорит девушке, какая она сексуальная и привлекательная, а она ненавидит секс и думает: «Ах если бы мы могли, как цветы, просто переплетаться стеблями, и чтобы не было этой гадости». После первого раза я еще долгое время думала: да, было бы так хорошо.