Хлеба и независимости: Каково быть венгром

Шандор Петефи — венгерский поэт и революционер. В середине XIX века был активным участником движения за децентрализацию Австрийской империи, вылившегося в Венгерскую революцию 1848 года. Петефи вступил в революционную армию, писал патетические стихи и боевые песни. Скорее всего, 26-летний поэт погиб в сражении с войсками Российской империи в 1849 году.

В 1980-х появилась версия, что Петефи был взят в плен и этапирован в Сибирь, где провел остаток жизни. У венгров появилось выражение «исчез как Петефи в тумане».

В проекте «Труп Шандора Петефи» фотограф Томойа Имамура продолжил мысль о национальном герое: как на венгров повлияла постоянная борьба с колонизаторами?

— Мое увлечение фотографией началось в университете. Я поступил на факультет дизайна коммуникаций, но в моем вузе обучение построено по так называемой системе Баухаус: на первом курсе студенты должны изучать все дисциплины, даже не связанные с их специальностью. Прослушав несколько лекций по фотографии, я решил перейти на эту специальность.

На создание проекта «Труп Петефи» меня вдохновила собственная мультикультурная позиция: я наполовину японец, наполовину венгр, а все свое детство провел в Германии. Я свободно говорю по-венгерски и провожу много времени в маленьком городке Тольна, где родилась и выросла моя мать; но я также могу посмотреть на культуру Венгрии с точки зрения иностранца.

Мне захотелось совместить эти две части моей личности и показать, как история влияет на политику и общественную жизнь современной Венгрии. Я не знаю никого, кто бы исследовал эту тему, и это пугает.

На протяжении многих веков Венгрия постоянно находилась под чьим-то контролем. Сначала страну захватила Османская империя, потом Австрийская империя, затем Германия, а после Второй мировой войны Венгрия попала под влияние Советского Союза. Все это сформировало особую национальную идентичность, где люди привыкли бороться против внешнего врага — просто один его образ заменяется другим. В сознании большинства венгров всегда существует образ некоего колонизатора, который пытается подмять под себя всю страну и на которого можно возложить ответственность за политические и экономические неудачи.

Венгрия до сих пор очень далека от преодоления последствий коммунистической эры — как в экономике, так и в культуре. Если Будапешт выглядит вполне европейской столицей, то в городках вроде Тольны большая часть населения до сих пор поддерживает полуавторитарное правительство, действия которого часто противоречат демократическим ценностям Европейского союза.

В сознании большинства венгров всегда существует образ колонизатора.

В своем проекте я использую много символов. Например, фигуры из папье-маше — это национальная и коммунистическая символика, которая легко узнается венграми, но остается загадкой для всех остальных. Формально фигуры выполняют функцию белых пятен на фотографиях: вы понимаете, что здесь должна быть какая-то деталь, но ее нет или она не ясна. Единственное, в чем вы уверены, — эти фигуры имеют большое значение, ведь на них акцентируется ваше внимание. Но почему они важны, возможно, уже не вспомнят и сами венгры.

Килограммовые батоны хлеба — это прямая отсылка к стандартной практике нормирования продуктов, которая существовала в Венгрии во времена СССР. Тогда люди получали по килограмму хлеба, и в этом проекте он символизирует индустриализацию массового производства, безличную и смешную стандартизацию чего-то очень важного. Хлеб также символизирует тело Христа и религиозную направленность правого правительства.

Все вместе это складывается в образ Шандора Петефи, венгерского поэта, которого считают национальным мессией и чья смерть так же туманна и непонятна, как и эволюция венгерского самосознания.

Я думаю, молодые венгры, живущие в больших городах, уже немного изменили свое мировоззрение и приняли более космополитичную культуру. Но не стоит недооценивать количество застрявшей в прошлом молодежи. В маленьких городах по-прежнему много молодых людей, увязших в воспоминаниях о коммунистической эре. Ведь единственное, что они получили в наследство от своих родителей, — это страх и недоверие.

Единственное, что они получили в наследство, — это страх и недоверие.

Фотопроект, подобный моему, никогда не описывает что-то конкретное. Скорее, он пытается вызвать какой-то глубинный отклик у зрителей. Я бы хотел, чтобы люди задумались о сложной связи между прошлым и настоящим, между национальной идентичностью и индивидуальным мировоззрением. Мне бы хотелось, чтобы люди не забывали, как легко сползти обратно в, казалось бы, давно забытую историю. Думаю, зрители из западных стран задумаются над этими вопросами в более общих чертах, а вот жители Восточной Европы вполне могут узнать на фотографиях себя.