Изофронт: Насилие в плакатах начала ХХ века

Плакат стал востребованным инструментом пропаганды во время Первой мировой войны. Ярче всего эту эпоху в книге «Русский революционный плакат» (1925) описывает критик того времени Вячеслав Полонский. Он называл плакат «орудием массового распространения» и считал его «красочно раскрашенными картинками», в которых «кровь лилась потоками, так что нередко возникало опасение за полное уничтожение запасов красной краски». Вместе с тем Полонский отмечает: «Ноты миролюбия в нашем плакате не преобладали. Да и могло ли быть иначе? Ведь этими раскрашенными листами говорила сама эпоха с ее кровью и слезами, с отчаянием и ненавистью, с ее безоглядной решимостью победить и с забвением всяких гуманностей».

В этой «лихорадке борьбы, пафосе наступления, мужества отчаяния и бешеной скорости» центральной темой стала оборона. Оборона должна была осуществляться как от империалиста, так и от деникинца, петлюровца, махновца. Вскоре образ врага постепенно приобрел более широкую трактовку — врагом обозначали каждого, кто стоял на пути всемирной революции: кулака, лодыря, попа, предателя, спекулянта.

После окончания войны и революции 1917-го плакат оставался оперативным и востребованным медиа. Новые средства выражения — в особенности монтаж — позволили плакату стать более динамичным.

Стоит вспомнить одну биографию — украинского советского художника Адольфа Страхова (настоящая фамилия — Брацлавский). Выходец из бедной многодетной семьи, он пытался заработать деньги на свое обучение, пока во время войны не пошел на фронт — а вернувшись в Екатеринослав (ныне Днепр), принял сторону большевиков. Во время Гражданской войны Страхов и его коллеги создавали массовую пропаганду, ориентируясь на Рериха, Гогена, Матисса и других европейских модернистов.

Хотя в 1921-м Страхов написал серию плакатов «Азбука революции», которая неоднократно экспонировалась на выставках, известность ему принесли графические работы 1930-х, где его герои (срисованные с реальных работяг и шахтеров Донбасса) больше напоминали солдат. Суровый стальной взгляд, четко прорисованные скулы — всему этому Страхов как график и скульптор уделял много внимания. Позже он даже говорил, что разработал собственный стиль тем, что перенес в графику скульптурный объем.

Важным событием в истории плаката стала дискуссия о его художественной ценности и целях, в 1930 году организованная Объединением новых видов художественного труда «Октябрь» в Москве. Один из докладчиков — критик П. Аристова — утверждала, что в большинстве проанализированных ею работ нет былого духа, плакаты не такие острые, а лицо пролетариата и вовсе стерто — все это делает образ непонятным для широкого зрителя. Но самое важное — проанализированные ею плакаты не отразили ни экономический кризис, ни нарастание классовых битв, ни хитрых врагов, которые готовятся к войне против государства. Некачественные плакаты, по ее мнению, — «не оружие, они — тупые предметы», которые не могут нанести вред врагу.

Одним из докладчиков на собрании «Октября» был художник Густав Клуцис. Свое выступление он посвятил монтажу как востребованному и актуальному методу борьбы на «изофронте». Наиболее ярко Клуцису удалось создать ощущение динамики и «приближающейся угрозы» в серии плакатов, новшеством которой стало «тройное изображение» (необходимо было разместить рядом три одинаковых плаката). Клуцис был расстрелян в 1937 году в связи с «латвийским делом», как и другие украинские участники Расстрелянного Возрождения — поэт-неоклассик профессор Мыкола Зеров, футурист Мыхайль Семенко, создатель театра «Березиль» Лесь Курбас, драматург Мыкола Кулиш, писатели Валериан Пидмогыльный, Марко Вороный и другие. Плакатная риторика войны и героических побед вылилась в 1937 год — самую кровавую точку межвоенного времени.

Все изображения, если не указано иное, — из книг «Русский революционный плакат» Вячеслава Полонского и «Russian revolutionary posters» Дэвида Кинга.