Прямиком с улицы: Портфолио Елизаветы Букреевой

— Осознанно снимать я начала два года назад, хотя и мечтала быть фотографом с детства. Представляла, что у меня в глазу будет камера и я, моргая, буду делать кадры. Несколько тысяч подобных снимков так и живут в моей голове. Поэтому, похоже, у меня просто не было шансов — рано или поздно фотография взяла бы свое.

Я страшно люблю Киев, он как лоскутное одеяло, где много разных кусочков, которые зачем-то связали вместе. Меня интересует повседневная жизнь, сообщества и локальные культурные явления — как прошлого, так и настоящего. Но мне бы не хотелось каким-то событиям придавать важности, а другие исключать, поэтому я снимаю то, что характеризует сегодняшнее время и среду. И это может быть все что угодно.

Я бы не сказала, что вписываюсь в традиционный образ стрит-фотографа. Фотоанекдоты, глухие тени, выжидание персонажа или света — мне это не близко, я тяготею к документальной составляющей. На многие вещи люди не обращают внимания, хотя видят их каждый день, поэтому иногда их нужно вырвать из среды, изолировать. Вот об этом, как мне кажется, мои снимки.

Фотоанекдоты, глухие тени, выжидание персонажа или света — мне это не близко, я тяготею к документальной составляющей.

Специально предугадать что-либо в такой фотографии невозможно, от меня здесь ничего не зависит. Единственное, на что можно повлиять, — то, где я окажусь в этот день. Поскольку я работаю дома, то утром выбираю улицу, приезжаю туда и фотографирую. В процессе съемки я стараюсь меньше думать и больше доверять себе. На мой взгляд, важно быть открытым моменту и, главное, не бояться ошибиться, ведь правильного кадра не существует, как и неснятого. Поэтому между «скорее всего, не получится» и «снять» я выбираю снять, а потом уже думать.

Я никогда не прячу камеру от людей, мне важно, чтобы она была видимой, иначе я чувствую себя некомфортно и уязвимо. У человека должен быть выбор, попасть в кадр или нет. При этом я редко коммуницирую с героями. Когда люди позируют, они пытаются выглядеть немного лучше. Это неплохо, однако тогда человек становится главным на снимке, а мне хочется уравнять пространство и героев, уравновесить их важность в одной сцене. Но если фотография выиграет от того, что я перекинусь парой слов с героем, тогда я это сделаю.

Снимки удалять не приходилось, но конфликты и угрозы случались. Помню, как только купила свой Ricoh GR, зашла на рынок сделать несколько тестовых кадров, и уже минут через пять меня сзади схватил нетрезвый мужик и начал что-то бормотать о том, что мне нельзя снимать. Опыт был неприятный, однако полезный: теперь я всегда слежу за тем, что происходит за моей спиной.

У меня нет цели делать провокативные или трешевые фото либо же, наоборот, снимать стерильные документальные картинки, которые потом сложно отличить друг от друга. Я балансирую где-то между. У меня есть кадры с разными людьми, которых принято называть «маргиналами». Но я считаю, что не существует правильного общества и правильного пути, которому все должны следовать. И не только идеальное может быть привлекательным — у всего гораздо больше сторон и качеств.

Не только идеальное может быть привлекательным — у всего гораздо больше сторон и качеств.

Я испытываю эмпатию ко всем героям своих снимков и, к счастью, пока не сталкивалась с обратной реакцией зрителя. Если бы то, что я вижу на улицах, было кино, то его жанр — трагикомедия, и ее героям просто невозможно не сопереживать. Мне встречались разные люди: бабушки, стесняющиеся своего возраста, дети, которые проводили мне экскурсию по железнодорожному «отстойнику», мужчины, рассказывавшие о своей первой татуировке в обмен на лучший пиджак, и люди, которые читали молитвы за мою удачу. Мне кажется, без эмпатии на улицах делать нечего.

Сейчас я работаю над несколькими проектами. Один снимаю на барахолке в Киеве, он о среде выживания и локальном комьюнити. Я уже год езжу на Петровку каждые выходные, но летом особенно остро встал вопрос, смогут ли продавцы продолжать там работать. Надеюсь, барахолка выстоит. Другой проект называется «Мертвая вода», он про типичные украинские места отдыха у воды и сезонную потребность единения с природой. В фольклоре мертвая вода лечит раны, исцеляет, но не может вернуть к жизни. В реальности водоемы зачастую не вписаны в городскую среду, нет публичной информации о том, сколько всего озер и рек в городе. При этом примерно десять процентов территории — это вода, которая большую часть года «мертвая», а где-то начиная с майских к ней стягиваются люди.