Bird in Flight Prize ‘21

10 любимых фотографий члена жюри Bird in Flight Prize ‘21 Паоло Вудса

Помните нашу классную рубрику «10 любимых фотографий»? Сегодня в ней Паоло Вудс — фотограф, исследователь, член жюри Bird in Flight Prize. Погружаясь в тему, он разбирает, как устроено то или иное явление: офшоры в Сингапуре или лотереи на Гаити, которым местные жители верят больше, чем правительству. По просьбе редакции Паоло выбрал 10 своих снимков, которые считает лучшими, и объяснил почему.
Паоло Вудс
Паоло Вудс

Фотограф, исследователь, соучредитель итальянского объединения военных репортеров Riverboom. Член жюри Bird in Flight Prize ‘21.

Отправить проект на конкурс Bird in Flight Prize ‘21 можно до 10 октября, перейдя по ссылке.

1

Первое изображение относится к долгому периоду моей работы в формате черно-белых квадратных снимков. Я был фотожурналистом, но необычным. Тогда все чаще использовали цифровые камеры, а я решил вернуться к более медленной фотографии.

Появилась одержимость скоростью: вы сделали фото, отправили его в журнал, там его выложили в интернет — через пару дней, а может, даже и часов. Я же хотел понять войны Америки в Афганистане и Ираке — это было частью моего проекта «Американский хаос». Это были две войны США в Афганистане и Ираке под руководством Буша. Я выступал за более глубокую, а не поверхностную журналистику, поэтому много путешествовал по обеим странам.

Афганцы, которые радуются уходу «Талибана», — это афганцы-шииты, в отличие от талибов, которые являются суннитами. Шииты подвергались жестоким репрессиям во время режима талибов. На фото они отмечают традиционный праздник, который был под запретом при «Талибане». Сейчас это особенно резонирует с тем, что происходит в Афганистане. Возможно, теперь дети этих людей переживают то же, что и их родители за годы правления талибов в Кабуле.

Это фотожурналистика, но внимательная к композиции и силе изображения. В то время я много работал с журналистами. Практически все мои проекты я делал совместно с фотографом Габриэле Галимберти и журналистами Сержем Мишелем и Арно Робертом. Поэтому мне было нелегко выбрать несколько изображений: они всегда являются частью проекта, более обширной истории, где снимки — только кирпичи в более крупной конструкции, то есть в повествовании.

Паоло Вудс

2

Это изображение сделано в Ираке, оно также является частью проекта «Американский хаос». Именно тогда я перешел к более классической фотожурналистике — но, опять же, с большим вниманием к языку фотографии. На этих кадрах — иракцы с американским оружием. Это восстание суннитов, которое в конечном итоге привело к гражданской войне в Ираке, вызванной свержением американцами Саддама Хусейна.

Я перешел от снимков с восклицательными знаками к снимкам с вопросительными знаками.

Для меня это время совпало с концом проекта, который начался с моего похищения. Тогда же я стал переосмысливать штампы фотожурналистики. Знаете, всю эту риторику вроде «если ваше фото недостаточно хорошее, значит, вы недостаточно близко подошли». А также пересмотрел и предположение, что фотография должна быть шокирующей — такой, чтобы вы увидели изображение и сказали: «Боже мой, вау». Я перешел от снимков с восклицательными знаками к снимкам с вопросительными знаками, что, на мой взгляд, более интересно.

Я начал фотографировать в Иране после Ирака и Афганистана, географически Иран как раз находится между этими двумя странами. Там я встретил Сержа Мишеля, журналиста, с которым мы вместе работали над восемью книгами. Я собирался в Иран с несколькими образами в голове. Это что-то встроенное в фотожурналистику, где вы воспроизводите один и тот же язык в разных контекстах. А Иран — это место, с которым на Западе связано очень много стереотипов.

Читайте также: Член жюри Bird in Flight Prize ‘21 Нюша Таваколян: «Самый простой способ заявить о себе — сыграть на стереотипах»

Приехав в Иран, я начал искать кадры, которые, как мне казалось, должен был сделать. Но быстро понял — эти картинки, даже если они существуют там, были очень маленькой частью того, что можно увидеть в стране. Иран оказался намного больше, сложнее и многослойнее, чем поверхностный образ бородатого парня с автоматом Калашникова. Так что я изменил подход, повествование, язык, инструменты. Я начал снимать в цвете, потому что это одно из самых красочных мест в мире — здесь чрезмерно яркие цвета, — что сделало его еще более интересным для меня.

Паоло Вудс

3

Это часть проекта «Китафрика» (Chinafrica), который для меня стал большим прорывом. К тому моменту я уже выпустил две нашумевшие книги, получил премию World Press Photo за снимки из Ирака, но проект Chinafrica все поменял. Это был феномен, о котором в то время практически ничего не знали, — о тысячах китайцев, приезжающих в Африку и инвестирующих в нее, не было ни статей в медиа, ни научных публикаций. Об этом явлении, которое в действительности меняет облик Африки, было крайне мало новостей. Поэтому мы с Сержем решили рассказать о нем.

Я быстро понял, что фотографировать нечего: это не зрелищно, не похоже на войну, не захватывающе. К тому же китайцы не давали нам разрешения на съемку. Фотографировать войну было легче, чем китайцев в Африке.

Мне пришлось изобрести другой язык. Я играл с двумя типами языков — колониальной фотографией начала века (ну, вы знаете, бельгийские, французские и британские фотографы в Африке, документирующие свое видение), а также революционной фотографией в Китае во время правления Мао Цзэдуна.

На снимке мы видим китайского предпринимателя, долгое время проживающего в Нигерии. Он добился такого успеха, что был выбран африканским вождем и находился под защитой правительства. Он инспектировал дом, который одна из его многочисленных компаний строила для американской Chevron. За китайцем бежал охранник с зонтом, и я подумал — это так хорошо иллюстрирует то, что я пытался сказать о китайской Африке.

Я уже говорил о восклицательных и вопросительных знаках — а такая фотография вызывает больше вопросов, чем восклицаний. Еще мне нравится многослойность этого изображения. Глядя на него, в Китае сказали бы: «О, смотрите, каких успехов мы добились в Африке», а американцы произнесли бы: «О, „желтая опасность“, они собираются завоевать Африку и получить новую колонию». Что означает фотография, зависит от того, кто на нее смотрит.

Паоло Вудс

4

Похожая ситуация с четвертым снимком. Работая над Chinafrica, я понял, что китайцы и нигерийцы не говорят на одном языке и быть вместе для них — приговор. Не думаю, что где-либо видел столько расизма со стороны китайцев по отношению к африканцам и наоборот. Они искренне ненавидят друг друга, но нуждаются друг в друге из экономических соображений. Это делает снимок чрезвычайно интересным, потому что обычное колониальное фото — это «смотри, как мы счастливы». Например, прибытие бельгийца в Африку или революционные образы, которые говорят: «О, как великолепно то, чего при коммунизме удалось добиться в Китае».

И я сыграл на этом. Поза китайца напоминает позы Мао Цзэдуна, но вообще он что-то объясняет рабочему, который говорит на другом языке, поэтому им нужно использовать жесты. Присмотритесь к деталям: обувь китайца — это спецботинки, а нигериец обут только в тапки. Так вам откроется больше слоев.

Паоло Вудс

5

Когда вы думаете об Иране, первое, что приходит на ум, — это права женщин. Очевидно, что права женщин в Иране не такие же, как в Нидерландах. Однако, как я сказал ранее, Иран находится между Афганистаном и Ираком. И если посмотреть на страны вокруг, например на Саудовскую Аравию, то окажется, что в Иране прав у женщин намного больше, чем где-либо в регионе.

Мне говорили, что это постановочный снимок, что ни одна женщина в Иране не может быть дантистом.

То, что угнетение женщин в Иране существует, не обсуждается. Но мне было интересно показать, насколько все сложнее. На фото женщина-стоматолог лечит зубы мужчине. Это изображение было напечатано в журнале Time, и после публикации я получил много гневных писем от иранцев, которые бежали из страны в 1979 году во время революции и выступают против исламского режима в Тегеране. Мне говорили, что это постановочный снимок, что ни одна женщина в Иране не может быть дантистом.

Тогда я решил снова сломать стереотипы. Вместе с Сержем мы обнаружили, что иранское общество очень противоречивое, поэтому мы сделали следующее: нашли много разных людей из всех слоев — богатых, бедных, религиозных, светских, северян и южан, женщин и мужчин, гомосексуалов и натуралов — и объединили их. Так, как если бы они были кусочками пазла и составляли портрет иранского общества.

Паоло Вудс

67

Когда я жил в Париже, получить визу в Иран было чрезвычайно сложно. Годами Сержа не пускали в страну, поэтому я снял много историй самостоятельно. Однажды я полетел на Гаити, где должен был пробыть шесть месяцев, но остался на четыре года. Это совпало со сменой коллеги, я стал работать с Арно Робертом.

Гаити — одна из беднейших стран мира, существует множество архивов со снимками бедных гаитян. Я хотел показать, как общество относится к тому факту, что их государства не существует. Это особенно актуально сейчас, когда последний президент Гаити убит.

Читайте также: Валентин Бо: «Мои снимки повергли маму в шок»

Гаитяне играют в лотерею, называют ее банком и ненавидят настоящие банки: если вы вкладываетесь в лотерею, у вас больше шансов на выигрыш, чем если бы вы положили деньги в банк. На Гаити это чрезвычайно отлаженная система. Даже если вы находитесь в районе, где нет телефонной связи и электричества, там все равно будет лотерея. Это альтернатива государству.

Я жил в Ле-Ке, небольшом городе на юге Гаити на пятьдесят тысяч человек. В Ле-Ке почти половина населения неграмотна, немногие могут позволить себе телевизор, но у всех есть радио.

Итак, в этом маленьком городке пятнадцать различных радиостанций, которые представляют все типы сообществ: есть религиозное радио, радио вуду, американское радио, левое радио, футбольное радио и так далее. Они становятся очень хорошим зеркалом общества. Так что я сделал серию портретов на радиостанциях. Мне нравилось это тем, что на радиостанциях нечего снимать, а когда снимать нечего, начинаешь думать. На Гаити я думал больше о том, как работает эта система, а не о том, чтобы сделать фотографию о бедняках.

Paolo-Woods Паоло Вудс
Paolo-Woods Паоло Вудс

89

На восьмом фото — офшорная зона. Это еще один долгий проект, на который я и Габриэле Галимберти потратили пару лет. Я не экономист, но если бы я родился снова, я бы изучал экономику. Было чрезвычайно интересно понять, что такое офшорные зоны. Я думал, что это что-то из фильмов про Джеймса Бонда. Но на самом деле они лежат в основе финансовой системы: Amazon не могла бы работать без офшоров, Apple не могла бы работать без офшоров, поставщик бананов Chiquita не мог бы работать без офшоров. Как мне сказали: «Это законно, но не этично».

Это не значит, что офшоры — всегда мафия. Больше всего ими пользуется Amazon, что позволяет компании платить очень низкие налоги по сравнению, например, с районной библиотекой: она не может пользоваться офшорами, поэтому платит большие налоги.

И вот мы находимся в сингапурской FreePort, одной из самых грандиозных офшорных зон. Это фото будто имитирует сцены из «Джеймса Бонда», но в действительности мы рассказываем о том, как работают финансы. Здесь мы находимся у открытого бассейна в Сингапуре с видом на финансовый центр.

Когда вы фотографируете что-то в офшорных зонах, вы должны найти другой язык для истории, потому что там не на что смотреть. Мужчина на снимке работает в офшорной зоне. Он был в Сингапуре на симпозиуме для крупных компаний, посвященном тому, как избежать налогов. Он показан парящим, не скованным законами гравитации, как все остальные.

Я всегда говорю, что мои проекты длятся так долго не из-за того, что я фотографирую медленно, а из-за огромного количества исследований, и это подводит нас к моему последнему проекту.

Paolo-Woods Паоло Вудс
Paolo-Woods Паоло Вудс

10

Моя последняя серия называется «Таблетки счастья» — это самый долгий и сложный проект, над которым я когда-либо работал. Он вышел в формате книги, представлен на выставке в музее Швейцарии, также был опубликован в журнале Internazionale. Это еще и кино, и я впервые создаю свой фильм.

После офшорных зон я хотел снять еще один проект об индустрии, и здесь речь идет о фармацевтической промышленности. Я сделал его с Арно Робертом. Он быстро понял, что, работая над проектом об индустрии, я не собираюсь фотографировать лаборатории, не занимаюсь журналистскими расследованиями, не хочу поднимать скандал. Я просто пытаюсь понять, а затем, возможно, объяснить, как работает система.

Если вы маленького роста, мы дадим таблетки для роста; если у вас не встает, дадим виагру, если вы в депрессии — у нас есть таблетка для счастья. Идея заключалась в том, чтобы сделать проект о нас как потребителях и нашем стремлении к химическому счастью.

Таблетки заменяют нам религию и философию.

Проект начался с фармацевтов на Гаити. Это необразованные продавцы, которые ходят и предлагают таблетки, ничего о них не зная. У них есть все, это лекарственный пузырь и башня обещаний. Людям нужно хотеть эти таблетки; им нужно желать их, как если бы они были конфетами. Башня на фотографии выглядит отличной метафорой такого обещания.

Сроки реализации проекта совпали со вспышкой коронавируса, и это невероятно. Клянусь, я этого не планировал. Мы монтировали фильм в швейцарских горах, так что весь мир для нас остановился. Я не мог вернуться в Италию к своей семье, и мы с Арно подумали: может, нас спасет вакцина? Наши отношения с лекарствами удивительны.

Люди спрашивали у нас, что такое таблетки счастья. Одна из таких таблеток — пентобарбитал, который в Швейцарии дают, чтобы помочь избежать самоубийства. Там мы снимали человека, который хотел покончить с собой, и для него пентобарбитал стал таблеткой счастья. В одном из регионов Перу, в котором мы побывали, четверть девушек забеременели до восемнадцати лет. Противозачаточные таблетки дают им контроль, так что для них это и есть таблетка счастья. В Тель-Авиве мы снимали гея, который принимает препараты для предотвращения заражения ВИЧ. Несколько лет назад он испытывал страх каждый раз, когда у него завязывались отношения. Но теперь он принимает таблетку и у него есть что-то вроде химического презерватива.

В любой ситуации есть таблетки. Они заменяют нам религию и философию.

Паоло Вудс


Фото Паоло Вудса: Магали Дугадос

Новое и лучшее

37 515

8 790

10 732
10 976

Больше материалов