Нешкан. Запах смерти

Село Нешкан (буквально переводится как «Голова нерпы») расположено на косе, разделяющей Чукотское море и лагуну Несыипильгын («Нешканская лагуна»). До районного центра Лаврентия — 300 километров. Добраться в Нешкан можно на рейсовом вертолете (летает каждые две-три недели) или на перекладных лодках с охотниками (путь в зависимости от погоды в море может растянуться на несколько недель).

Как и многие другие населенные пункты на Чукотке, Нешкан был создан искусственно. Советская власть насильственно свезла жителей морских прибрежных стоянок в одно место — так было проще обеспечить доступ к школам, больницам и магазинам. Работы в поселке нет — местные жители (их около 600) либо ездят охотиться и рыбачить в прибрежную зону, либо занимаются оленеводством в тундре.

Нешкан был создан искусственно. Советская власть насильственно свезла жителей морских прибрежных стоянок в одно место.

Рыбалка — основное занятие. Рыбу вялят, солят и продают через вертолетчиков в Лаврентия. Еще один важный промысел — сбор ягод (шикши, брусники, морошки) в тундре. Летом их собирают каждые выходные: на зиму.

Кажется, что жизнь в Нешкане остановилась еще в 1960-х, когда были построены многочисленные бараки и частные одноэтажные дома. Все эти здания — серые, примитивные, с потрепанными крышами и заколоченными фанерой окнами — производят гнетущее впечатление.

В таком же виде местный клуб, где два раза в неделю проходят «пьяные дискотеки». Других мест для развлечения в Нешкане нет. Островками цивилизации служат лишь новая больница (место моего временного пристанища), детская игровая площадка в центре села, а еще магазины — все три расположены на одной улице и закрываются одновременно, в шесть вечера. Хлеб есть только утром; круп, овощей и печенья нет вовсе. На полках — ряды консервов и сладкая газировка.

Кладбище ржавых бочек — картина, встречающаяся на Севере повсеместно. В советское время к местам поселений в таких бочках доставляли топливо — соляру и бензин. Опустевшую тару складировали, но не забирали. Некоторое время назад с острова Врангеля пароходом вывозили тысячи тонн проржавевшего металла. Еще одна попытка утилизации бочек была предпринята на восточном побережье, в поселке Лорино: за два сезона общественники при поддержке международного Красного Креста вывезли с песчаной косы десятки грузовиков с железными баками.

В километре от Нешкана шторм выбросил на берег кита полосатика. Вероятно, пострадавшее в схватке с касатками животное не один месяц болталось в море. Люди, собаки, птицы массово устремились к вонючей туше. Порезанную на куски шкуру уносили в корзинах — на корм собакам.

Уроки некрофагии

Мяса и добычи с моря в селе давно не было. Выручает временами только тундра (с забоя привозят туши оленей) и соседнее Энурмино, откуда на лодках местные охотники нередко передают в Нешкан своим менее удачливым родственникам свежее мясо китов и моржей.

Добычи с моря давно не было. Временами выручает тундра — с забоя привозят туши оленей.

Местные же морзверобои последнего и единственного кита добыли полгода назад. В совхозе есть свой бульдозер, но нет взаимопонимания с охотниками — тушу на берег затягивали вручную всем селом.

Один из местных охотников, молодой чукча Александр, показывает руки: одна неестественно срослась после перелома, на другой нет пальцев — весной добывал нерпу, надолго задержал бур в студеной воде и отморозил пальцы, пришлось ампутировать.

Вечером, на закате, заметил возле кита две фигуры — старик и молодой чукча раскладывали по мешкам увесистые куски жира. Старик казался нерасторопным — никак не мог одновременно справиться с несколькими кульками, улетавшими с порывами ветра в сторону дюн. Он, вероятно, рос в тундре — по виду тундровые чукчи всегда отличаются от береговых: основательные и неспешные, они часто вразвалку ходят вдоль побережья, заложив руки за спину.

Вечером заметил возле китовой туши две фигуры — старик и молодой чукча раскладывали по мешкам увесистые куски жира.

Заполнив мешок и привязав его к пластмассовому корыту, эта пара двинулась в сторону села. На парня была накинута лямка, плотно облегавшая бедра, и основная нагрузка ложилась именно на него. Дед же шел рядом, время от времени хватая рукой за натянутую веревку, желая помочь внуку.

Говорят, что до среды море будет «качаться» — так здесь определяют состояние воды, когда в прибрежной полосе образуется метровый накат, не позволяющий лодкам с охотниками выйти в море, а грузовой барже — причалить к берегу.

Пьянки без песен

Вода в Нешкане привозная. Из крана она течет только в больнице, школе и магазине. Жилой сектор два раза в день объезжает машина с цистерной, из которой воду разливают по двухсотлитровым бочкам. Зимой развозка воды прекращается, брать ее негде: озера замерзают до дна, забор из моря невозможен из-за мелководья. С заморозками нешканцы сами едут на озеро, пилят лед и на нартах везут его домой.

Работающая воспитательницей в местном детсаду Елена Валерьевна живет в селе всего год. Говорит, что зима здесь невыносима и никакие заработки такую жизнь не оправдывают. Кроме отсутствия воды ее беспокоит массовое пьянство. Отпускать ребенка на улицу одного она опасается.

Другие мои собеседники соглашаются: Нешкан деградирует. Чукчи уже почти не говорят на чукотском (в интернатах обучение ведется только на русском), утраченная самобытная культура привела и к развалу традиционного уклада жизни. Процветает алкоголизм. Дети после пяти лет оказываются предоставленными сами себе, в восемь начинают пить и курить, а в пьянствующих семьях становятся фактически беспризорными.

Огромная удача — неожиданное знакомство с финской скрипачкой по имени Пия. Она уже второй раз приезжает на Чукотку, чтобы несколько месяцев кряду ездить по поселкам в поисках последних носителей чукотской песенной культуры.

В свой первый приезд, шесть лет назад, Пие удалось отыскать множество хранителей фольклора и записать более 800 чукотских песен. В этот раз она надеется записать хотя бы 80. Молодежь интереса к традиционной культуре не проявляет.

Пия — не профессиональный фольклорист и путешествует на собственные деньги. Только во второй приезд ей удалось получить крошечный грант, который частично покрыл затраты.

Финская скрипачка Пия уже второй раз приезжает на Чукотку в поисках носителей чукотской песенной культуры.

После бури

Звонок из северного чукотского поселка Рыркайпий — руководитель местного медвежьего патруля Татьяна Миненко организовывает спасение белого медвежонка. Его мать застрелили браконьеры. Животное захотели приютить в уссурийском зоопарке. Транспортировка медвежонка на материк займет неделю.

Штормовой день: подошедший корабль болтается на волнах на горизонте. У берега стая бродячих нешканских собак рвет дохлого кита. Время от времени волна захлестывает зловонную тушу вместе с собаками. Промокшие и соленые псы отскакивают в сторону — все, кроме одного, самого упертого: на дрожащих от холода лапах, мокрый, он продолжает вырывать куски тухлятины из животного.

Наконец, море поменяло цвет с синего на светло-зеленый, и на горизонте появился корабль с долгожданным для нешканцев продовольствием.

Вечером чукчи в промокших штанах-сапогах таскали с подошедшей баржи запечатанные упаковки с пивом. Всего за сутки разгрузили десять контейнеров с продуктами. На прилавках появились яйца, сметана, морковь, капуста, картофель, репчатый лук, яблоки и апельсины.

Утром на берег вышла девчонка с огромным плюшевым медведем. Она бросала его вверх и ловила. С порывами ветра медведь улетал в сторону моря, и девчонка неслась за ним, падала и кувыркалась в песке…

Оставаться незамеченным на открытом пространстве невозможно. Платой медведю за умение летать стала моя единственная банка сгущенного молока, припасенная в качестве неприкосновенного запаса для выходов в море. Но я не жалею. Кадры с медведем показались мне лучшими в истории о Нешкане.