В двух словах

Секс, наркотики и рок-н-ролл в Париже: Жизнь в стиле битников

Английский писатель и журналист Барри Майлз — наверное, главный в мире специалист по битникам: в свое время он выпустил биографии и Керуака, и Гинзберга, и Берроуза. Но «Бит Отель. Гинзберг, Берроуз и Корсо в Париже» — не биографический роман, и он будет интересен даже тем, кто битниками никогда не увлекался. Это скорее история сумасбродного кутежа в декорациях Парижа 60-х.

«Бит Отель» — увлекательный рассказ о приключениях нищих американских литераторов в дешевом отеле на берегу Сены на рубеже 50—60-х годов. Все истории, включенные в книгу, Майлз рассказывает со слов своих героев: с большинством из них он дружил много лет. Книгу он издал в 2001 году, но в русском переводе (к сожалению, довольно тяжеловесном и не всегда точном) она вышла значительно позже, в 2013-м.

Париж в качестве постоянного места обитания облюбовало еще предыдущее, довоенное поколение американских писателей, от Хемингуэя и Фицджеральда до Генри Миллера: нравы здесь были куда свободнее, чем в пуританской Америке, а жизнь — дешевле. А уж битникам, которых на родине, мягко говоря, не жаловали, туда была прямая дорога.

Бит-отель был довольно суровым местом даже на фоне остальных дешевых гостиниц района. Окна некоторых номеров выходили на внутреннюю лестницу, и свет в них проникал только через закопченные лестничные окошки; коридоры изгибались под причудливыми углами; занавески стирались раз в год, постельное белье — немногим чаще. По коридорам разгуливали крысы. Из удобств — туалет системы «дырка в полу» (один на этаж) и душ (вообще один). В номерах, правда, были раковины.

«Занавески стирались раз в год, постельное белье — немногим чаще. По коридорам разгуливали крысы».
Уильям Берроуз рядом с машиной и двумя пьяницами. Фото: Брайон Гайсин
Пара танцует джайв в джаз-клубе Maxim Suarez в Париже. Фото: Гарольд Чепмен

Зато хозяйка отеля, пожилая почтенная вдова мадам Рашу, питала необъяснимую слабость к представителям богемы. Она часами слушала их разговоры, разрешала приводить ночных гостей любого пола и с любым цветом кожи, защищала своих постояльцев от нежданных визитов полиции и даже иногда брала картины в качестве платы. Причем совершенно бескорыстно: позже выяснилось, что старушка не сохранила ни одной из них, просто не веря, что они могут представлять какую-то коммерческую или художественную ценность.

Въехавшие в отель в 1957 году Аллен Гинзберг, Питер Орловски и Грегори Корсо отлично вписались в атмосферу отеля, где «…в одной из чердачных комнат жили фотограф, который за два года не сказал никому ни слова, и художник, наполнивший свою комнату соломой. Среди шлюх, джазовых музыкантов и натурщиков попадались совсем эксцентричные личности, например мужчина из французской Гвианы такого гигантского сложения, что едва протискивался в узеньких коридорчиках, и надменная индокитайская дама, всегда ходившая в шелковых платьях, а на двери у нее висела бамбуковая занавеска. Первый из так называемых битников приехал в 1956 году, это был художник-швейцарец, которого все звали Иисусом Христом. Он носил длинные грязные хлопковые одежды и ходил в сандалиях на босу ногу даже в самые сильные парижские холода. У него не было денег на холсты, и он рисовал на стенах, а потом очередь дошла до потолка и пола его номера на третьем этаже. Месье Рашу относился к этому безразлично, он надеялся, что запах краски отпугнет клопов».

«Ну, они отличные писатели, великие писатели и поэты». — «Это не те психи, которые заблевывают всю квартиру?»
Аллен Гинзберг перед портретом Артюра Рембо. Фото: Гарольд Чепмен
Грегори Корсо в бит-отеле. Фото: Гарольд Чепмен

Период жизни в бит-отеле позже назовут самым продуктивным в творчестве битников: именно здесь Берроуз закончил работу над «Голым завтраком», Аллен Гинзберг — написал многие из лучших своих стихотворений. Битников тогда почти не публиковали, но отягощать себя работой никому и в голову не приходило. Финансовые проблемы решали по-разному: Корсо, например, брал деньги у своих обеспеченных подружек, а Берроузу родители ежемесячно присылали 200 долларов с тех самых пор, как он в 1936 году окончил Гарвард. В освободившееся таким образом время они экспериментировали с новыми формами творчества и психоактивными веществами, читали (Гинзберг, в частности, увлекся стихами Есенина, которые он читал во французском переводе и даже пытался перевести на английский) и попадали в истории, которые Майлз описывает красочно и с удовольствием.

Вот отрывок о знакомстве со знаменитыми дадаистами. «В Париж приехал Дюшан, — вспоминает один из их парижских друзей, — и отец сказал: „Устроим для него вечеринку в американском стиле, пригласим друзей“. Так что мы позвали Дюшана, Мэна Рея с женами, всех доживших до этого дня дадаистов, Макса Эрнста с женой, Бретона с супругой, Бенжамина Пере, великого Пере. Я ответил: „Я бы хотел позвать нескольких друзей-американцев“. Отец спросил: „А кто они?“ „Ну, они отличные писатели, великие писатели и поэты“. А мама спросила: „Это не те психи, которые заблевывают всю квартиру?“ Я ответил: „Нет, нет, конечно же, нет!“ Конечно же, я позвал Уильяма, Грегори и Аллена. Естественно, они все напились до усрачки. Ближе к концу, когда люди начали разъезжаться, я увидел, как они подошли к Дюшану. Перво-наперво Аллен упал на колени и начал целовать колени Дюшана. Он пытался сделать что-то, как ему казалось, дадаистичное. Но самая потрясающая вещь случилась позже. Грегори обнаружил на кухне ножницы и обкромсал шнурки Дюшана. Они хотели этим сказать: „Мы — дети, мы — глупыши, мы восхищаемся вами“. Это был жест любви».

И наконец, о поэтических чтениях: «„Кто-то спросил меня, что я понимаю под настоящей поэзией. Я разделся и стал читать свои стихи. Два моих волосатых приятеля встали охранниками и пригрозили, что побьют любого, кто захочет уйти во время моего чтения. Я имел большой успех“, — вспоминал Корсо. Это было традиционное чтение битников, хотя Аллен и уверял, что это было лишь бледным подобием того, что творилось в Сан-Франциско».

дадаизм — авангардистское течение в литературе, изобразительном искусстве, театре и кино, существовавшее в 1910—1920-х годах

Марсель Дюшан — французский и американский художник и теоретик искусства, стоявший у истоков дадаизма и сюрреализма. Он оказал влияние на формирование поп-арта, минимализма и концептуального искусства

«Но самая потрясающая вещь случилась позже. Грегори обнаружил на кухне ножницы и обкромсал шнурки Дюшана».
Питер Орловски и Аллен Гинзберг в Париже. Фото: Гарольд Чепмен

О прогулках по кладбищу Пер-Лашез: «Художник Хоуи собирался возвращаться в Штаты в начале декабря и, наслушавшись рассказов Аллена о кладбище, в ночь перед отъездом напился и решил захватить с собой в качестве сувенира могильную плиту Бодлера. В окрестностях отеля он собрал помощников, попал туда и Аллен, все они забились в одно такси и отправились на кладбище Монпарнас на бульвар Распай, там Хоуи перелез через стену и растворился в темноте. Остальные его подождали немного на улице, а затем отправились ждать к кафе Select на бульвар Монпарнас. В конце концов Хоуи появился и заявил, что стена слишком высокая и могильная плита, которую он так и не нашел, все равно чересчур тяжелая».

О поездке в Оксфорд: «В университетском колледже они увидели статую Шелли из белого мрамора, и Грегори решил поцеловать ноги статуи. Потом он захотел знать, где жил Шелли. Они находились в юго-западном углу площади, но Морес этого не знал и неопределенно махнул рукой в сторону ближайшей двери. Грегори распахнул ее и пополз на четвереньках по ковру, покрывая его страстными поцелуями к огромному изумлению жильца, который в это время как раз наливал себе чай и ошарашенно уставился на Грегори, не произнося ни слова».

Бит-отель закрылся весной 1963 года. Берроуз оставался в нем до самого конца и собственными глазами видел, как бывшая хозяйка печально покидала его со своим старым котом на руках. Вскоре здание полностью перестроили: теперь на его месте респектабельная гостиница со всеми удобствами, где о бит-отеле уже ничего не напоминает.

Комната 41. Фото: Гарольд Чепмен

Новое и лучшее

37 580

8 829

10 784
11 020

Больше материалов