«Я видел, как босс прострелил его голову»: История чужаков в проекте Даниэля Кастро Гарсии
13 и 19 апреля 2015 года две лодки с мигрантами перевернулись у берегов Ливии, погибли больше тысячи людей. Многие из утонувших были беженцами, спасавшимися от гражданской войны. Несмотря на то, что они защищены Конвенцией о статусе беженцев 1951 года, в британских газетах их смерти вызвали не так уж много сочувствия. Колумнист газеты The Sun Кэти Хопкинс написала статью, в которой сравнила мигрантов с тараканами или норовирусом. Она добавила, что Британии нужны не спасательные лодки, а штурмовики, чтобы отправить всех беженцев обратно. Хопкинс написала, что ее не трогают фотографии гробов, тел в воде: «Играйте на скрипках и показывайте мне грустных худых людей, мне по-прежнему наплевать».
Тогда британскому фотографу Даниэлю Кастро Гарсии стало по-настоящему страшно — как он рассказывал в интервью British Journal of Photography, его потрясла не только сама гуманитарная катастрофа, но и то, как СМИ отзывались об этой трагедии. Он решил увидеть все своими глазами и попробовать рассказать правду об этих людях.
Проект Даниэля Кастро Гарсии «Чужак» был показан как отдельная выставка. Серия, использующая разные стили съемки и презентации снимков, оставляет ощущение, что фотограф динамично и зрело пытался раскрыть тему. Зритель вовлекается в то, что видит, и пробует понять людей и истории.
«Чужак» — эпическое исследование кризиса беженцев в Европе с 2015 года. Это подборка фотографий из книги Гарсии «Чужак: миграция в Европу в 2015—2016 годах», дополненная новыми портретами, интервью и видео, которые были сделаны в начале 2017 года. Кроме того, фотограф использует статьи, написанные для своей книги «Чужак: собрание текстов 2017»; они дают контекст и оставляют у зрителя ощущение, что по мере продвижения по выставке он замедляет шаг.
Гарсия прибегает не только к документальным и фотожурналистским методам, но и к инсталляции, изобразительному искусству и мультимедиа. Он искусно использовал старую белую плитку и белые стены в больнице Кортоны, где проходила выставка: они подчеркивали беспризорность беженцев, покинувших свои родные страны и отправившихся в Европу.
В первом помещении выставки представлен широкий взгляд на проблему беженцев в Европе. Тут мы также видим черно-белые фотографии, которые призваны «отразить лицемерие Гарсии по отношению к истории». Имеется в виду ловушка, в которую фотограф попал, делая мэйнстримовые фотожурналистские снимки, которые, как ему казалось, привлекут больше внимания. «Включив их в выставку, я хотел показать контраст. В конечном итоге людям больше понравились мои портреты, работы Мадии и Али (двух героев проекта), чем черно-белые фото», — поясняет автор.
Гарсия вспоминает, как снимал мать с ребенком, которые прибыли в Европу на самодельной лодке, полной беженцев. После публикации их история стала сенсацией. Фотографы хотели за их счет получить просмотры, а не общаться с ними или дать им что-то взамен.
Затем Гарсия делает портреты беженцев в пути — например, сирийской девочки, которая бежит в Германию.
Работы во втором помещении выставки — гораздо более личные, упор сделан на фотоинсталляции и портреты. Здесь также представлены результаты сотрудничества фотографа с двумя беженцами из Северной Африки.
Работы с участием Али (друзья зовут его Гуччи) придают выставке — и фестивалю в целом — какую-то дополнительную интимность. Али сделал с Гарсией серию портретов и красивое видео. Их видеоинсталляция рассказывает яркую и личную историю о том, как Али приехал из Сенегала в Италию, а затем 3-4 года ждал документов. Воспоминания сочетаются с изображениями природы. Али вспоминает свое путешествие из Ливии к берегу Италии так: «Время уезжать! Если вы должны умереть, умрите в открытом море! Вы не должны возвращаться. Если кто-то из вас вернется, вы мертвы. Если кто-то из вас вернется, и мне скажут, вы мертвецы. Если вы должны умереть, вы все вместе умрете! Теперь уезжайте!»
Вторая история — история Мадии, который стал свидетелем того, как его друга убили выстрелом в голову на их пути в Европу. Воспоминания об этом преследуют его до сих пор. Видео с Али — визуально динамичное, а инсталляция с Мадией — простая и прямая, зритель видит лишь его лицо с различных ракурсов. Мужчина открывает и закрывает глаза и постоянно повторяет: «Я был там, я все видел, я свидетель». Эта простота доводит до слез.
Панегирик для Саны
Он был моим другом, приятным парнем с хорошим сердцем. Чистая кожа. Мы встретились в городе Ниамей, в Нигерии. Я был один. Я ехал из Дакара через Мали и Буркина. Когда я встретил его, он забрал меня, и мы пошли дальше вместе через пустыню. Мы шли из Ниамея в Агадез, «рот» Сахары. Мы были подготовлены, мы были на шаг ближе. Здесь путешествие становилось тяжелым. Время огня и льда. Мы забирались назад в пикапы, держались за перекладины ногами, чтобы не упасть. Мы провели очень много дней так. Держались. Держались. Торговцы выбросили нас в Мадаме. Мы остались на 8 дней в пустыне ждать. У нас не было еды, только гари и немного воды. Ночами мы замерзали. Днем… пустыня — это пустыня. После 8 дней торговцы вернулись, и мы продолжили путь в Ливию. Сначала мы приехали в Катрун и потом в Сабху. Дом… комната была невообразимая. Больше сотни людей, двадцать в каждой комнате, все спали на полу. Я спал рядом с Саной. В один из дней пришел босс. Арабский мужчина. Он был злой и достал пушку, поэтому мы все выбежали из комнаты. Он прострелил Сане голову. Я свидетель. Я был там. Я видел это. Он не сделал ничего плохого. Он не заслужил смерти. Он хотел состояться в жизни и дать лучшую жизнь своей семье. Это такая большая несправедливость. Он был очень хорошим парнем. Он любил людей. У него были задумки. Он хотел выбраться из бедности. Он хотел однажды стать кем-то. Реализовать свои цели, мечты, он думал, что Европа — это рай на земле. Я свидетель, потому что я видел, как он упал на пол, когда тот мужчина застрелил его. Я видел пушку. Я слышал звук, когда мы бежали. Я видел его падение. Все было в крови. Все в крови. Он прострелил ему голову. Кровь была повсюду… на его лице… на земле. Я представил, что это вода, которую кто-то разлил на землю. Он плавал в собственной крови. Мы знали, что он мертв. Мы ничего не могли поделать. Мы были в Ливии, в их стране. Без закона или правосудия, без смысла или причины. Они творят собственные законы и делают то, что хотят. Никакого контроля. Мы спасались. Мы не могли в это поверить. Мы вернулись в комнату, подобрали его и подвинули к двери, укрыли его тело простыней. Когда босс вернулся, они увезли Сану в госпиталь. С тех пор мы больше никогда его не видели. Мы так и не узнали, что случилось с ним. Мы даже не знаем, закопали ли они его… Мы не знаем. Последнее, что я запомнил о нем… когда он лежал там, у двери. Это продолжает крутиться у меня в голове. Иногда, когда я сплю, я вижу эту картинку. Я провел много времени, думая об этом. Это ведь мог бы быть и я. Что было бы с моей мамой, моей семьей, моими сестрами, моими братьями, если бы они узнали, что это случилось со мной? Что было бы с их жизнью? Я помню, что это было он. Он рассказывал мне, что хочет поехать в Европу, найти работу, помогать своей маме. Наши цели были разными. Я хотел учиться. Чтобы пересекать границы. Чтобы открывать двери. Чтобы видеть другие вещи. Получить новые возможности. Встретить других людей. Говорить о них, обо мне. Рассказать им, кто я такой, и узнать, кто они. Это было непросто — покинуть дом. Иногда я спрашиваю себя: если бы я родился в Европе, хотел бы я поехать в Африку? И если бы я хотел поехать, поехал бы я на лодке? Почему такая разница существует? Некоторые из нас продолжают двигаться к своим желаниям. Желаниям Саны. Он хотел стать успешным. Я теперь стараюсь быть успешным для него. Я приехал, но это было непросто. Из Сабхи мы поехали в Триполи. Это было трудно. Мы были в большом доме на территории Ливана. Жизнь была сложной, невообразимой. Это были нечеловеческие условия. Мы жили, как… Вы не поймете, потому что вы так никогда не жили. Однажды торговцы приехали за нами, отвезли на пляж, и мы забрались в лодку один за одним. В две линии, по одной на каждой стороне. 150 человек. И мы поплыли. Человек сказал нам следовать к большой звезде на небе, и мы плыли всю ночь. Утром мы увидели большую лодку и поплыли за ней. В полдень они спасли нас. Это был немецкий корабль, и они были хорошими людьми. Они переправили нас на берег Италии, на юг Сицилии, Поццалло. Это было наше место назначения. Мы приплыли в Европу. Мы думали, что это будет рай, но реальная жизнь и система непростая. Многие из нас тут проводят много времени без документов, без работы, выживая в лагерях, на улицах. Многие люди спят на улицах. Многие жалеют о путешествии, но другие все еще хранят свои мечты в сердцах и головах. Мы должны закончить то, что начали. Верить в возможности, которые жизнь может кому-то дать. Новое общество, новые друзья. Мы пытаемся адаптироваться и быть как вы. Делать то, что делаете вы, и то, что вы хотите, чтобы мы делали, чтобы мы могли следовать нашим целям. Это путешествие было непростым. Это было давно. Я свидетель. Я видел это. Я не знаю, закончилось ли путешествие или я останусь, потому что мы проверяем. Многие из нас уезжают, потому что в нашей стране идет война. У нас много насилия. У других иные причины, но все мы ищем и проверяем, есть ли пути к лучшей жизни… Ищем рай.
Мадиа Суаре
На мультимедийном портрете Мадиа изображен с сеткой на голове в форме конуса (изначально предназначенной для букета цветов). «Вот так это выглядело», — вспоминает Мадиа о смерти своего друга. С фотографии на пол спадают красные нитки, как будто само фото истекает кровью. Это центральное изображение выставки — самой сложной и динамичной на фестивале.
.