Приднестрованные: Выжить в непризнанной республике
Молдавский фотограф Рамин Мазур в детстве выискивал бутылки в доме своей бабушки, чтобы сдать их в пункт приема стеклотары. В шестнадцать лет он уехал из Приднестровья и старался туда не возвращаться — пока не решил снять там фотопроект. Его работа — о доме, распавшейся семье, застывшем времени и людях, которые живут на две, а то и на три страны и ни одну не могут назвать родной.
Молдавский фотограф. Окончил Школу искусств Тиш при Нью-Йоркском университете и получил стипендию от фонда Magnum. Сейчас работает над независимыми фотопроектами. Вошел в список 30 лучших фотографов до 30 лет по версии агентства Magnum и стал лучшим фотожурналистом по версии международного конкурса EyeEm Photography Awards 2017.
Приднестровье — непризнанная республика, которая формально является частью Молдовы, но фактически находится под протекторатом Российской Федерации.
В республике преобладают пророссийские настроения, а вопрос о политическом статусе Приднестровья до сих пор не решен. Его независимость признали два частично признанных (Абхазия и Южная Осетия) и одно непризнанное (Нагорный Карабах) постсоветских государства.
В регионе проживает более 200 тысяч граждан РФ, при этом десятки тысяч людей уезжают на заработки в Россию или в соседнюю Украину, так как средняя зарплата в Приднестровье не превышает 150 долларов.
— Я мечтал снять проект о Приднестровье с тех пор, как начал фотографировать. Я долго не решался — боялся поддаться клише: все привыкли к определенному образу Приднестровья и его жителей, который тиражируют в том числе зарубежные медиа.
«Левый берег» — проект о людях, которые предоставлены сами себе, никому не нужны и продолжают уезжать. Многие герои снимков — мои ближайшие родственники. Поэтому фотографировать было легко, а вот интерпретировать и понимать отснятое намного сложнее.
То, что я родом из Приднестровья, давало мне совсем другой угол обозрения и возможность экспериментировать. Мое детство прошло в жестких условиях: мне даже приходилось собирать пустые бутылки в доме своей бабушки (знаете, как старики любят все собирать) и я возил их в тележке в пункт приема за пять километров от дома. Когда муж моей бабушки умер, я начал помогать ей по хозяйству — совмещать это со школой не всегда получалось.
Приехав домой сейчас, уже во взрослом возрасте, я понял, что мало что помню о детстве, будто хотел избавиться от этих воспоминаний. Видимо, мне придется возвращаться сюда снова и снова, чтобы вернуть их — спустя годы они кажутся мне приятными.
Мои родители давно не живут в Приднестровье, брат уехал вскоре после меня. Мама однажды пыталась вернуться из Санкт-Петербурга в Рыбницу, но единственная работа, которую она смогла найти, — помощницы продавца в обувном магазине за 50 долларов в месяц. Поэтому она снова уехала в Россию.
Моя двоюродная сестра Кэтрин с мужем Александром остались. Ему чуть больше двадцати и совсем недавно он отслужил в армии. После срочной службы он изменил свое мнение и не похоже, что армия все еще ему нравится.
В столице Приднестровья — Тирасполе — много патриотически настроенных людей, но на севере региона, где я вырос, чувствуется безнадега. Это забытая часть никому не нужной страны.
Я хотел передать атмосферу безнадежности, которую ощущал здесь с самого детства. В Приднестровье меньше рабочих мест, чем в соседних Молдове и Украине, плюс нет законодательства в отношении частного бизнеса — поэтому выжить здесь сложнее, чем в других странах. Мой родной город Рыбница пытался выживать благодаря металлургическому заводу, но десять лет назад производство частично приостановили и ситуация только усугубилась.
Помимо паспорта непризнанного Приднестровья у местных жителей чаще всего есть второй паспорт — молдавский, украинский или российский. Активные люди готовы преодолевать любые границы, чтобы жить лучше, и стремятся уехать из этого региона.
Я понимаю, что мой проект мог быть снят в любой постсоветской республике. Но это личная история — я хотел рассказать о месте, которое утратило свою идентичность, пытаясь ее защитить.
