Я рада: Домашний альбом про материнство

Материнство поначалу игнорировалось в фотографии. Доходило до того, что маленьких детей фотографировали с помощью «спрятанной матери»: женщина придерживала своего ребенка, чтобы тот не шевелясь высидел долгую выдержку, но сама в кадре не появлялась, а пряталась за драпировками.

По одной из версий, матерей не снимали рядом с детьми из-за приниженного положения женщин в обществе. По другой — материнство продолжали поэтизировать: архетипичный образ матери — Мадонна с младенцем. С ребенком постарше женщина становилась менее иконической.

Позже многие женщины-фотографы — Маргарет М. де Ланге, Робин Шварц, Мартин Фужерон — озвучили тему материнства, посвятив своим детям отдельные серии и книги. Самой известной стала серия Immediate Family, которую почти 10 лет снимала Салли Манн. Ей удалось зафиксировать тонкости процесса взросления — от мокрой кровати до крови из носа и конфет-«сигарет». Эта «материнская» серия прошла по грани между сокровенным признанием и выдумкой, нетерпением детства и изучением себя, скоротечностью и бессмертием — и стала важным этапом документальной фотографии.

— Я снимала на пленку с первого курса. Когда я забеременела, потребность сделать тот или иной кадр стала почти болезненной — и не потому, что у ребенка «такие сладкие щечки». Снимки мило спящей дочери я тоже делаю, но ими забиваю телефон; этот проект стал чем-то другим.

Все в моей жизни поменялось вместе с Радой, и это отразилось в фотографии. Материнство сделало меня внимательнее к себе: где я, какие шторы в комнате, покалывает ли в левом боку, хочу ли отвечать на звонок.

Мне нравится думать, что я делаю «отпечаток любви». Мы с Радой часто обнаженные на снимках, потому что обнаженное тело — «говорящее», честное. Все, что между нами происходит, очень тактильно.

Все, что между нами происходит, очень тактильно.

Я делаю свой опыт публичным, но не чувствую, что от этого он перестает быть личным. Людям естественно проявлять себя — так мы подтверждаем, что существуем. Бывало, что в материнстве я теряла чувство «я есть», и фотография восстанавливала его.

В какой-то момент я просто знаю, как выглядит будущий снимок. Образ всегда есть, нужна лишь тишина, чтобы услышать или увидеть его. Хорошо владеть инструментом, с которым работаешь, тоже важно — тогда на техническую часть не уходит слишком много энергии.

У меня есть потребность быть рядом с природой и тишиной. Я хочу жить у реки и срывать петрушку с земли, люблю фотографировать цветочки.

Люблю фотографировать цветочки.

Недавно для меня открылась тема истощенности современных художников: чем старше они становятся, тем менее ресурсно их искусство. Я думаю, это истощение приходит от отсутствия периодов тишины — так бывает, когда у тебя выставки два раза в год и все прочее.

Мне кажется, что для современного искусства мало прилагательного «современное», нужно вообще другое слово, чтобы не путать его с тем, что раньше было принято называть искусством. Красота современного искусства в том, что у него нет функции, оно никому ничего не должно — оно просто происходит. Это очень легко читается чутким зрителем.

Фотография обслуживает момент.

Графика и живопись для меня не обесценились, но они требуют определенного состояния и, главное, очень много времени, которого у меня совсем нет. А фотография обслуживает момент.

Мне близка именно пленочная фотография; это очень притягательный, только отчасти контролируемый процесс. Между желанием сделать снимок и результатом проходит мало времени, но довольно много процессов — это делает фото живым. Мне ближе всего формат артбука — конструкция очень выразительна.

То, что я делала до Рады, тоже можно отнести к формату домашнего альбома (хоть и не так буквально). Сейчас я мама — и принятие факта, что ничего не будет как раньше, позволяет мне быть в искусстве тем, кем я являюсь.