Призрачная красота: Фотография против болезни

Для многих людей фотография — способ рассказать о себе, своем настроении, досуге, любимых занятиях и окружении. Изображение продает, критикует, хвастается и бросает вызов. Но почти с момента изобретения фотография выполняла и более прикладную роль, фиксируя результаты научных исследований в самых разных областях: от ботаники до медицины. Формально фотографиями считаются и рентгеновские снимки, помогающие поставить диагноз пациентам.

На стыке искусства и научно-практической фотографии — творчество австралийки Софи Габриэлль, чья «музыкальная» фотокнига «Хрупкость случается» вышла в издательстве IIKKI этой весной. Когда рак забрал нескольких членов семьи девушки, она решила изучить визуальную сторону болезни, в том числе ее научную фотодокументацию.

Так в сериях появились разнообразные, порой очень странные, архивные снимки — например, с фиксацией процедур лучевой терапии, проводимой в СССР в 1930-е годы. Извлеченные из контекста, они больше напоминают футуристические декорации фильмов про иные цивилизации.

«Рентгеновские снимки [пораженных легких] могут быть и красивыми», — уверена Габриэлль. Образы, изначально понятные только Софи, превращаются, по ее утверждению, в «секретный сад», извилистые тропинки которого ведут в мир новых интерпретаций и параллельных реальностей.

— Мне очень нравится работать с анонимным материалом: это источник бесконечных интерпретаций и вопросов. В мире, наводненном новыми медиа, фотографиями «на телефон» и постоянной жаждой свежих стимулов, очень приятно находить время для размышлений и вспомнить историю и богатый потенциал фотографии.

Когда я только начинала заниматься творчеством, я часто снимала семью, особенно отца. Но эти изображения оказались слишком личными, и я не решилась демонстрировать их широкой аудитории. Было бы жестоко выставлять напоказ портреты близкого человека, находящегося в наиболее уязвимом состоянии. Я не фотограф-документалист, и, создавая что-то, я пытаюсь сохранять безопасную для меня дистанцию.

Серия «Беспокойство о том, что не склевали птицы» началась как личная реакция на рак — диагноз, который поставили моему дедушке Барри, а затем и всем мужчинам в семье. Я начала изучать болезнь, пытаясь разобраться, с чем нам предстоит столкнуться в ближайшие месяцы. Тогда я не собиралась превращать исследования в какой-то осознанный творческий проект. Я чувствовала, что если буду знать чудовище «в лицо», то будет легче ему противостоять.

Так началась коллекция научных изображений (фиксаций стадий болезни, рентгеновских снимков с разными диагнозами и так далее), которая росла параллельно с событиями в жизни моей семьи. В поле внимания попадали фотографии, связанные с документацией методов лечения, постановкой диагноза, выздоровлением или смертью.

Если буду знать чудовище «в лицо», то будет легче ему противостоять.

Есть также снимки лекарственных и ядовитых растений — способ рассмотреть такое направление в борьбе с раком, как фитотерапия. Многие верят, что сочетание двух типов растений способно ускорить выздоровление, хотя если обращаться исключительно к такому лечению, шансы ничтожно малы.

Коллекционирование архивной фотографии — занятие, привлекавшее меня еще с детства. У меня масса папок с цифровыми изображениями и тонны самодельных блокнотов, заполненных снимками. Ко всяким странностям меня тянуло всегда: например, есть куча вырезок из Ripley’s Believe It or Not и других книг и журналов, публикующих необычные истории и странные картинки.

Когда у меня появляется тема серии, поиски нужного материала становятся почти наваждением. Есть в этой навязчивой идее и элемент терапии, исцеления, превращение сугубо научных образов в нечто новое, помогающее рассказать историю семьи. Результат — что-то одновременно очень личное и при этом универсальное, понятное всем.

Когда у меня появляется тема серии, поиски нужного материала становятся почти наваждением.

Одно из моих любимых изображений в коллекции — портрет мальчика, проходящего лечение от онкозаболевания лучевой терапией и в результате процедур потерявшего все волосы. Образ очень долго не выходил у меня из головы, однако, по каким-то причинам, я не могла его использовать. Отсутствие волос казалось таким очевидным маркером болезни.

Так получилось, что этот снимок долго пролежал под кроватью у меня в комнате. Взглянув на портрет по-новому спустя два месяца, я поняла — он может оказаться в проекте центральным: глядя на него, ощущаешь одновременно тревогу и хрупкость всего живого. Именно с такими переживаниями я продолжаю работать, используя терапевтический потенциал фотографии.