Приметы первой необходимости: Беженки в золоте в проекте о мигрантах Греции
В апреле 2015 года резкое увеличение потока беженцев в ЕС стали называть «европейским миграционным кризисом». Это произошло после серии катастроф, в результате которых в Средиземном море затонули несколько судов с более чем тысячей жителей Африки. Среди причин, приведших к стремительному росту количества беженцев, — военные конфликты и отсутствие экономических перспектив в Ираке, Сирии, Афганистане, Ливии и Пакистане. Для тех, кто решается на опасное путешествие, это часто последняя надежда на лучшую жизнь.
Одна из стран, ставших точкой входа мигрантов в Европу, — Греция, где их число в 2015-м увеличилось на 500%. Ольга Стефату пообщалась с беженками, попавшими сюда в этот период.
Художница. Работает с фотографией и смешанными медиа. Родилась в Греции. Фотографию изучала в Технологическом образовательном институте Афин, а в 2012 году получила степень магистра мультимедийной журналистики в Болтонском университете, Великобритания. На протяжении двух лет работала специалисткой по фотографии в Qatar Museums. Принимала участие в выставках в Канаде, Катаре, Греции, США, Австралии и других странах. Сотрудничает с Der Spiegel, Die Zeit, The Economist, NBC News и Vanity Fair.
— Миграционный кризис я сначала освещала как фотожурналистка, что позволило мне глубже понять проблему. В проекте «Кокон» я решила сосредоточиться на конкретных аспектах жизни этих людей, подчеркнуть мощную энергию и индивидуальность беженок через их портреты. Но в то же время мне хотелось рассказать о жутких условиях, в которых они вынуждены продолжать свое путешествие даже в XXI веке.
«Кокон» — серия портретов цисгендерных и трансгендерных беженок. На фото женщины из Сирии, Ирана, Ирака, Афганистана, Камеруна и Конго позируют на импровизированной сцене в золотых костюмах, сшитых из аварийно-спасательных одеял. Как портреты, так и сопроводительные тексты отражают различный опыт участниц и их путь миграции. Декорации позволяют каждой из них почувствовать себя смелой и неповторимой.
На фото женщины из Сирии, Ирана, Ирака, Афганистана, Камеруна и Конго позируют на импровизированной сцене в золотых костюмах, сшитых из аварийно-спасательных одеял.
Беженки часто сталкиваются с серьезными проблемами, связанными с интеграцией. Большинство из них, нередко по культурным причинам, остаются в значительной степени изолированными в лагерях или квартирах, где они все еще живут с воспоминаниями о жестоком прошлом. «Кокон» — попытка поделиться, понять и подбодрить друг друга. Но больше всего мне хотелось подарить участницам положительные впечатления, помочь им сформировать новые приятные воспоминания.
Работу над проектом я начала в 2018 году, приглашая принять в нем участие абсолютно любых женщин. «Кокон» стал платформой — или, что будет более уместным, принимая во внимание его визуальный язык, — сценой для женщин, готовых продемонстрировать свою красоту и силу.
Я сбежала из-за политического и гендерного притеснения. Ночью я пересекла границу Ирана с Турцией. Было так темно, что я не видела даже мужа. Я чувствовала, словно кто-то завязал мне глаза и заставил идти вперед. Контрабандисты били меня, заставляя бежать быстрее. Пальцы на ногах кровоточили. В лодке до Лесбоса нас было больше 40 человек. Дважды я падала в холодное море. Наконец мы добрались до острова. Я планировала поехать в Германию, но северная граница оказалась закрытой. Теперь у меня есть вид на жительство. Путешествие сделало меня бесстрашной. Я хочу забыть ужасы, которые мне пришлось пережить в Иране из-за того, что я женщина. Я не говорю по-гречески или по-английски. Приготовление еды — мой способ общения. В Афинах я чувствую себя свободно, и именно свободы я желаю всем иранским женщинам. Я желаю им того же, что чувствую сейчас сама, рассказывая о своих мечтах на камеру. Я люблю танцевать. Махбуб, 33 года, родом из Ирана
Я принесла на фотосессию свои золотые туфли. Моя семья и я перешли границу между Ираком и Сирией, откуда мы отправились в Турцию. Мы передвигались только ночью. Оба моих сына все еще не могут оправиться от того, что им пришлось пережить. ИГИЛ не хотел, чтобы люди из Мосула бежали. И их мы боялись больше всего. Мы прибыли на греческий остров Кастелоризо на лодке. К счастью, она не утонула. Сейчас мы живем в Афинах как prosfiges («беженцы» по-гречески). Здесь я хожу в кулинарную школу и работаю. Работа дает мне силы. Мечтаю открыть собственный ресторан иракской кухни. Я хочу вдохновить иракских женщин стремиться к переменам. Роаа, 27 лет, родом из Ирака
Я разведенная мать. Мой муж был жестоким. Мы никогда не любили друг друга. Мне приходилось работать, чтобы содержать себя и двоих детей. Жизнь была очень тяжелой. Я ушла из дома. Я пересекла границу между Ираном и Турцией, чтобы добраться до Греции, одна с детьми. Я хочу забыть ужасное время в лагере для беженцев Мория на Лесбосе. Моя мать — в Германии, и она присылала мне деньги, чтобы я пересекла границу на севере. Контрабандист украл их вместе с моими документами. Программа, занимающаяся беженцами, отказала нам в воссоединении семьи. Сейчас мы живем бесплатно в афинской квартире, ждем статуса беженцев. Нам был назначен социальный работник, но он никогда нас не навещает. На людях я чувствую себя очень одиноко и некомфортно. Я хочу, чтобы все знали, что афганцам очень тяжело. И неважно, где в Европе мы находимся. Нам просто нужен мир и поддержка, чтобы начать все заново. Я хочу хороший дом и образование для моих детей. Я хочу наслаждаться свободой. Наргес, 27 лет, родом из Афганистана
Размышляя над темой пути, я решила остановиться на золотом цвете и его символизме. В сотрудничестве с моим хорошим другом и художником Гурамом Чачанидзе мы превратили аварийно-спасательные одеяла в наряды, причем каждый был создан специально для конкретной участницы и отражает ее женский дух. Также аварийное одеяло — это символ тепла и выживания, когда вам холодно и страшно. Это первый предмет, попадающий в руки человеку после долгого и опасного путешествия по морю на лодке.
Ответственность за дизайн наряда лежала не только на Гураме, до съемок я всегда спрашивала у женщин, как они представляли себе свое платье и какие части тела хотели бы скрыть. Затем я снимала мерки, делала снимки и предоставляла все это Гураму. Подготовка платья могла занять от недели до нескольких месяцев. Материал аварийных одеял чрезвычайно чувствителен, с ним сложно работать, но Гурам стал экспертом, подготовив в общей сложности 17 нарядов.
Работать над проектом было непросто, в основном по культурным причинам, но также и потому, что в течение нескольких лет я жила в Дохе и это затрудняло мои исследования. Однако отказы или любые другие сложности, возникающие в процессе съемок, ничуть меня не останавливали. Я верила, что все равно найду женщин, готовых показать себя и поделиться историями, которые привели их в Грецию.
Сначала я стеснялась описывать им концепцию проекта. Мне казалось немного глупым рассказывать беженкам о золотых платьях, когда им, возможно, не хватало элементарных бытовых вещей. Но реакция, к моему удивлению, оказалась прямо противоположной: большинству затея понравилась. Мода — универсальный язык, а арабские и африканские женщины особенно любят заботиться о себе даже в самых ужасных обстоятельствах. Некоторые даже приносили на фотосессию «золотые» туфли.
Мне казалось немного глупым рассказывать беженкам о золотых платьях, когда им не хватало элементарных бытовых вещей. Но их реакция оказалась прямо противоположной.
Тем не менее были и женщины, которым сначала идея проекта нравилась, но в итоге на съемку они не приходили — нередко из-за того, что им не позволяли это сделать мужья. Другие боялись покинуть базу или, испытывая различные психологические проблемы, к моим намерениям отнеслись с подозрением. Однако, какой бы ни была причина, я всегда реагировала с пониманием: всем этим женщинам пришлось через многое пройти. Я проявляла терпение и уважение, пытаясь построить с ними отношения до фотосессии и поддерживая после.
Я хотела лучшей жизни и большей свободы. Когда ситуация стала слишком опасной, я решила бежать. Сначала в Ливан, затем в Египет, Турцию, а теперь оказалась в Греции. Часто я была в депрессии. Вся жизнь связана с выживанием. На лодке, направлявшейся на Лесбос, было 25 детей. Шел дождь. Из-за холода я не могла пошевелиться. После того как нас спасли, мы попытались перейти северную границу. Но мы приехали слишком поздно, и я застряла в лагере Херсос. Я начала работать переводчицей у военных медсестер. Я была девочкой, одна и не носила хиджаб. Люди, придерживающиеся строгих традиций, это осуждают. Женщине всегда нужно напоминать себе о том, кто она. Когда мне было шестнадцать, мама сказала мне: «Теперь тебе решать — быть собой или принять жизнь, которой ты не хочешь. Посмотри, какая ты красивая». Во время путешествия мне удавалось работать, потому что я хорошо говорю по-английски. Теперь я рада тому, что получаю за приложенные усилия. Я мечтаю продолжить образование. Я чувствую, что ни от кого не завишу. Самар, 24 года, родом из Сирии
Я пыталась пересечь границу 12 раз. Я вышла замуж в 14 лет, затем переехала в Иран. Дорога до Греции была очень сложной. Когда мы добрались до Турции, нас арестовали и посадили в тюрьму на 45 дней, а затем депортировали. Когда нам удалось пересечь турецкую границу, я была беременна дочерью. Мне было очень страшно. В Греции у нас с мужем начались проблемы, и он уехал в Германию. У нас также есть сын, который живет с родителями мужа в Швеции. Они не позволяют мне с ним разговаривать. Я очень хочу уехать из Греции как можно скорее и оказаться рядом с моим мальчиком. Я трижды пыталась пересечь северную границу и каждый раз попадала в тюрьму. Если бы у меня были деньги, я бы попробовала еще раз, даже без документов. С ребенком это обойдется в 6 тысяч евро. Сейчас я живу с дочерью в сквоте в Афинах. Прямо сейчас мне звонит муж и просит прекратить фотосессию. Я знаю — это ошибка, но, скорее всего, я вернусь к нему. Я должна это сделать, если хочу увидеть сына. Мне всегда не везло. Я хочу наконец стать счастливой. И буду — если этого хочет Аллах. Назанин (имя изменено), 25 лет, родом из Афганистана
С документами или без, поеду в Германию к дочерям. Я никогда не видела своих троих внуков. Я живу в центре Афин. Мне стыдно за свои жилищные условия. Я не позволяю детям навещать меня здесь. Иногда у меня нет еды. Я страдаю паническими атаками. Я принимаю лекарства от диабета и давления. Мой единственный страх — застрять в Греции. Я устала. Я живу только ради детей. Только ради них. Элахе, 61 год, родом из Ирана
Одним из первых решений, которое я приняла, начав работу над проектом, было изобразить всех участниц в одной обстановке. Я хотела избавить их от обычной среды и создать безопасное пространство, где они чувствовали бы себя комфортно (в частности, без проблем могли переодеваться и легко до него добираться, то есть здание должно было располагаться в центре Афин). И сама атмосфера там должна была вдохновлять. Когда я попала в синюю комнату старого неоклассического афинского здания, рекомендованного одним сирийским другом, тут же поняла, что это оно.
Все элементы на заднем плане имеют символическое значение. Комната представляет Грецию — ворота в Европу и страну, на мой взгляд, строгую и консервативную, но в то же время красивую. Синий цвет, кстати, там тоже неслучайно — он всегда напоминает мне родину. Потолочная лампа освещает женщин на специальном подиуме, который должен показывать их как достойных восхищения.
Свой проект я назвала «Кокон», потому что состояние накануне превращения в бабочку напомнило мне обстоятельства и ощущения моих героинь — пока еще заключенных в золотой кокон, но готовых раскрыть крылья. Момент превращения в бабочку у каждой куколки разный. Из бесед с участницами я поняла, что очень важно делать выбор, принимать правильные решения в критических ситуациях, а мигранты на таких вот перекрестках оказываются постоянно. Большое значение имеет поддержка и дружба, ведь в новом окружении беженцы часто чувствуют себя потерянными.
Люди должны иметь возможность пересекать границы, не тратя на это целое состояние и не подвергая себя серьезным рискам. С начала миграционного кризиса прошло семь лет, и сейчас трудно сказать, что ситуация улучшилась. Условия, вероятно, стали даже еще хуже, а официальные лица при этом не берут на себя никакой ответственности. Сегодня беженцы не могут рассчитывать на милосердие европейских политиков в отношении их настоящего или будущего. Они, безусловно, могут требовать соблюдения своих прав, но не надеяться на чудо.
Сегодня беженцы не могут рассчитывать на милосердие европейских политиков в отношении их настоящего или будущего.
Работа над «Коконом» преподнесла мне ценные уроки — как в образовательном, так и в эмоциональном плане. Я впервые использовала в проекте методологию, основанную на определенной концепции и соединяющую документальную съемку и постановку. Задачи у меня при этом было две: подготовить серию портретов и предоставить участницам возможность получить новый опыт. Беженки, которых я встретила в рамках проекта, оказались моим источником вдохновения и подарили очень много любви и тепла.
В городе Матади в Конго я была важной дамой. Более 10 лет я проработала секретаршей в церкви. Я была замужем и усыновила ребенка своей двоюродной сестры после ее смерти при родах. Однажды к нам на работу пришел человек с конвертом и попросил меня передать его боссу. А затем в офис ворвались двое мужчин в форме и похитили меня. Подозреваю, это было связано с конвертом. Мужчины посадили меня в машину с тонированными стеклами и завязали мне глаза. Они бросили меня в темную комнату с крошечным отверстием в стене, через которое проникал свет, — там я провела несколько месяцев. Каждую ночь несколько мужчин приходили и насиловали меня. Было слишком темно, я не видела их лиц, сейчас помню только голоса. Они бросали мне еду, но у меня не было аппетита. Целыми днями я плакала и пела, снова и снова. Петь я люблю с самого детства. Однажды мужчины взяли стальной прут и вставили его мне в анус. На следующий день пришел еще один мужчина. «Я слышал, как вы пели, и хочу вам помочь», — сказал он. «Вы ни в чем не виноваты. Я знаю, вы мне не доверяете, но я приду за вами завтра». И он на самом деле пришел, и мы сбежали. Мы путешествовали по ночам, через лес, вокруг были змеи и другие животные. Мы шли пешком, потом ехали на мотоцикле — на всем, что попадалось нам на пути. Этот человек спас мне жизнь, он и музыка. Я никогда раньше не думала о том, чтобы покинуть свою страну, но я не могла вернуться домой. Тот человек забронировал мне рейс в Турцию и дал мне 200 долларов. Там я спала в парках, на улице. Я похудела на 40 килограмм и не имела никакой поддержки со стороны государства. Когда два года спустя я приехала в Грецию, я была очень больна. Из-за пережитого сексуального насилия мне пришлось пройти множество гинекологических обследований. Мой кишечник был инфицирован, мое колено также было сильно повреждено во время побега. Медицинское обслуживание было бесплатным, поэтому я прошла много курсов лечения — стало лучше. Сейчас у меня двойня, два мальчика. Отец детей признал их, но у нас нет контакта. Очень тяжело быть матерью-одиночкой. Очень. Государство дает мне всего 150 евро. Что я могу сделать с такими деньгами? Раньше я работала уборщицей, но вот уже два года работы нет. Опять же, все очень непросто. Я могу несколько дней не есть, чтобы купить детям как можно больше еды. Ночами напролет я плачу в одиночестве, не могу уснуть, все беспокоясь о том, как куплю молоко. Мои дети — лучший подарок в жизни. Когда я смотрю на них, забываю обо всех ужасах, с которыми пришлось столкнуться дома. Мой приемный сын умер от болезни после моего отъезда, мой брак распался. Я хочу иметь работу и дом. Я пытаюсь сохранить мужество. Я пытаюсь сохранить жизнь. Софи, 40 лет, родом из Демократической Республики Конго
Революция началась, когда мне было девять. Один из моих братьев погиб на войне. В тот момент я почувствовала, что у меня что-то отобрали. Я уехала из Дамаска с другим братом, который не хотел идти в армию; я же просто хотела выбраться из Сирии, чтобы все начать сначала. Когда я познакомилась с контрабандистами, они описали возможность переезда в лучших красках. Но в реальности дорога оказалась очень долгой и трудной, а страшнее всего было в море. Шестьдесят человек поместили в небольшую лодку, мы сидели в ней, тесно прижимаясь друг к другу. В какой-то момент она остановилась, мы застряли часов на восемь, а потом откуда-то пошла вода. А я не умею плавать. Дети и женщины плакали. Мы думали, что умрем, мы пытались позвонить кому-нибудь. Нам было все равно, кто придет — греки или турки. Наконец мы оказались в Греции. Мне было 16 лет. В Афинах я жила в лагере, затем три месяца в сквоте. Это было ужасно. Беременная беженка поселила меня у себя в комнате, которую она снимала. Я переехала в квартиру с другими девушками после того, как устроилась работать в ресторан. Я работала по 11 часов в сутки. Мне платили 10 евро. Сейчас я мечтаю о самых простых вещах: о работе, о доме, о школе. Год назад я потеряла мать. Я скучаю по ней. Я скучаю по братьям. Я скучаю по чувству семьи — его больше нет… Я хочу однажды вернуться в Сирию, чтобы помочь изменить положение женщин. Когда ты юная девушка, многие ведут себя так, словно ты недостаточно умная, или недостаточно хорошая, или недостаточно сильная, чтобы высказываться, делать что-то или думать свободно. Многие девушки начинают в это верить, потому что это часть их воспитания. Чтобы выбраться из этого круга, нужны сила и мотивация. Я горжусь собой, потому что я сильная и все еще пытаюсь. Хотя иногда мой разум говорит мне сдаться. Я хочу заниматься любимым делом. Любовь — как воздух; она должна быть как вокруг, так и внутри нас. Хинт, 19 лет, родом из Сирии
Это случилось шесть лет назад. Я была красавицей — и вдруг, в одну ночь, моей красоты не стало. Чудо, что я еще могу говорить и ходить. Я перенесла 52 операции по лечению ожогов. В Иране все — и дети, и взрослые — показывали на меня пальцем со словами: «Смотри, она похожа на дьявола». Я начала закрывать лицо маской, но моя жизнь была разрушена. Помню наш переход через лес в Турции к морю, это был кошмар. Чернота моря ужасала. Мои раны кровоточили. Как только я вышла из лодки, меня отвезли в клинику на Лесбосе. Я очень боялась снять маску, но доктор сказал: «Вы очень красивая. Нет нужды ее надевать». С тех пор я не закрываю лицо. В Греции на меня никто не показывает пальцем. Мои волосы — моя гордость. Я буду вечно горевать по своей стране. В Иране непокрытых женщин наказывают. Я никогда не принимала такого рода угнетение. Шесть лет спустя я снова стою на ногах и надеюсь прожить свою жизнь. С детства я мечтала стать моделью и певицей. Нам приходится бороться за лучшую жизнь с момента появления на свет. Я всегда представляю себе свободу как бабочку. И именно так я вижу себя — бабочкой. Раха, 27 лет, родом из Ирана
Я уехала из Сирии 7 лет назад из-за войны и моей сексуальной ориентации. Законы и религия в Сирии не признают ЛГБТ. Понимание, что я отличаюсь от других, пришло в 5 лет. С 12 лет люди начали критиковать меня за то, что я веду себя как девочка. Я никогда не чувствовала себя мужчиной. Но женственной я себя тоже не ощущаю. Я понимаю, что «мужчина» и «женщина» — это просто слова. Какой в них смысл? Все мы люди. В Сирии на протяжении 18 месяцев я была свидетельницей войны: я видела страх, волнение и храбрость. Я изучала бизнес-менеджмент, но мой колледж взорвали. Пятерых родственников арестовали и пытали. До переезда в Турцию семья поддерживала меня, в Турции же я оказалась в одиночестве. Дважды я пыталась перебраться в Грецию. Было страшно. Когда я впервые приехала 5 лет назад, меня поселили в палатке на пляже. Я была смущена. Я плакала. У меня есть все документы, но мне потребовался год, чтобы открыть счет в банке. С работой пока не везет. Но я горжусь тем, что занимаюсь разными творческими делами в составе ЛГБТ-комьюнити в Афинах. Мне нравится искусство макияжа, одежда и танцы. Одна организация предоставила мне квартиру, но теперь они заставляют меня съехать оттуда. Мне некуда идти. Вот уж отстой. Я стараюсь игнорировать людей на улице, потому что если я буду относиться к ним серьезно, то вообще никогда не смогу выйти из дома. Четыре года назад пять человек напали на меня перед гей-баром. Я вернусь в Сирию, когда режим будет уважать желания людей. Свобода в Сирии дается очень тяжело. Я хочу быть лучшей, более зрелой версией себя, а также продолжить учебу. Я часто хожу на пляж в шесть утра с другом, чтобы полюбоваться восходом солнца и самым большим, что есть на земле, — морем. Моя сила в том, чтобы быть собой. Я живу на этой земле и имею право жить, никого не раздражая и никому не причиняя вреда. Рири, 26 лет, родом из Сирии
Моя мать иранка, а отец — афганец. Они полюбили друг друга и поженились несмотря на то, что их родители были против. Однажды двоюродный брат моей мамы попытался убить отца, напав на него с ножом. Мамина семья очень богатая и влиятельная. Они заставили отца пообещать, что я и мои сестры выйдем замуж за наших двоюродных братьев. Но мы угрожали убить себя, если нас заставят вступить с брак с этими стариками. Отец испугался, и мы сбежали. При переходе через реку, на пути из Турции в Грецию, нам пришлось четыре часа идти по воде. Одна из сестер упала. Ей было очень холодно. Я вела ее, и вся семья плакала. Люди должны помогать беженцам, они попадают в безумные ситуации. Сейчас я живу в Афинах с родителями и двумя младшими сестрами. Я чувствую себя в безопасности. Мне нужно немного подрасти, и тогда я смогу нести всю ответственность за себя. Я хочу стать политиком или бизнес-леди, чтобы поддерживать людей. Надеюсь, я что-то смогу изменить в этом мире. Марьям, 16 лет, афганка из Ирана
Я родилась беженкой. Афганские беженцы в Иране не имеют доступа к высшему образованию. Поэтому я работала уборщицей в ресторане и нянечкой. В Иране женщин заставляют закрывать тело, но мне было сложно делать это. Меня несколько раз арестовывали и пытали. Я сбежала от фашизма. У меня не было возможности достичь своих целей, делать то, что мне на самом деле хочется. Отец моей дочери афганец, а отец моего сына — иранец. Каждая женщина хочет сама выбирать себе мужа. Но когда мне было семнадцать, меня насильно выдали замуж. Когда дочери был год, муж ушел из семьи к моей подруге. Шесть лет я жила одна с дочерью, семья нам никак не помогала. Они думали, что муж ушел, потому что я не была ему хорошей женой, не была хорошей матерью. Потом я полюбила другого мужчину и забеременела от него. Но пожениться мы не могли, потому что формально я была все еще в браке. Незамужние беременные женщины сталкиваются с массой рисков, поэтому, взяв дочь, я бежала из страны. Перед тем как попытаться добраться до Италии, 4 месяца мы провели в Турции. Но деревянная лодка загорелась, и нас подобрала береговая охрана Греции. Два года назад Греция предоставила нам убежище. Я беженка, поэтому моя жизнь разрушена. Я верю, что, когда мы появляемся на свет, у нас все есть. То, что нам приходится бороться за свои права, неправильно. Но я вынуждена сражаться за свою свободу. Я должна бороться за всех женщин. Мариам, 27 лет, афганка из Ирана
Похожие материалы
Новое и лучшее
