10 любимых фотографий Дениса Синякова
Фотограф и видеограф. Родился в Обнинске Калужской области, живёт в Москве. Окончил Московский государственный технический университет им. Баумана. Более 10 лет работал штатным фотографом агентств AFP и Reuters, с 2012 года — фрилансер. Последнее время занят по большей части собственными фотопроектами и документальным кино. Публиковался в Der Spiegel magazine, Helsingin Sanomat, на сайтах «Медуза», CNN, Al Jazeera, GEO, «Вокруг света» и других. Репортаж о путешествии по рекам севера России вышел на телеканале «Дождь». Сотрудничает с агентствами Redux, Cosmos и N-OST и организациями Greenpeace и Sea Shepherd.
5 апреля 2011 года. Афганистан, провинция Гильменд
Тогда я ещё работал в Reuters. Меня прикомандировали к Medevac (подразделение ВВС США, занимающееся медицинской эвакуацией. — Прим. ред.). В нашей части было четыре медицинских «Апача» и четыре вертолёта прикрытия «Блекхок». Мне выдали рацию, и как только я слышал позывные диспетчера: «Medevac!», то должен был за 30 секунд успеть собраться и запрыгнуть к медикам. Через три минуты вертолеты уже были в небе.
Поначалу, как пытливый фотограф, я не пропускал ни одного вылета, включая ночные, несмотря на то, что в кромешной тьме снять что-то приличное шансов немного. Но мне повезло в первую же ночь. Наш вертолёт доставил раненого в полевой госпиталь, и медик возвращался обратно, надев прибор ночного видения. Обычно вертолёт прикрытия не садится, а кружит над местом, но в этот раз он сел позади нашего, а луч его носового прожектора вырисовал прекрасную тень на стене госпиталя. Я летал ночами потом ещё несколько раз, но ничего подобного больше не случалось.
19 сентября 2013 года. Международные воды Баренцева моря
Спецназ ФСБ штурмует корабль «Гринписа» «Арктик санрайз» после акции протеста у платформы Приразломная, в то время как активист «Гринписа» Фрэнк, подняв руки, пытается помешать вертолёту сесть на палубу. Через несколько секунд почти вся команда выбежит на палубу ему помогать. А ещё через пять дней Следственный комитет обвинит всех нас в пиратстве, карманный суд отправит в СИЗО Мурманска, а затем в «Кресты» (следственный изолятор в Санкт-Петербурге. — Прим. ред.).
Штурм длился четыре минуты, и я успел сделать 99 фотографий, прежде чем меня уложили на холодную палубу и отобрали камеру.
Фотографии писались на две карты памяти, и только через 20 месяцев Следственный комитет, закрыв дело, вернул то, что было незаконно изъято. Точнее, вернули вторую карту, а первая ушла одному жёлтому прокремлёвскому сайту, на котором спустя месяц после ареста появились найденные на борту личные фотографии членов команды и фотографии, снятые мной во время штурма, но этой там не было. Я тогда очень расстроился, думая, что она не получилась, да и вообще не надеялся когда-нибудь увидеть эту съёмку.
23 апреля 2013 года. В деревне Холуй случилось очередное половодье
Село затапливает практически ежегодно, и местные относятся к этому как к своего рода достопримечательности. Организовывают лодочные переправы и зазывают туристов.
Вода подошла вплотную к единственному высокому месту в селе — к церковной ограде, и люди без сапог пытались пробраться по ней не замочив ног. Обычные люди шли и шли. И вдруг появился участковый в лакированных туфлях. Он прибыл на лодке из другого места и явно не подготовился.
Это фотография про терпение. Я вообще люблю ждать и втайне завидую тем, кто может навскидку снять шедевр.
6 июня 2014 года. Спугнутая мной ласточка пытается вернуться в гнездо, свитое в заброшенном деревенском доме у реки Вычегда
Два последних года я снимаю историю про ушедшую речную цивилизацию в России. Вдоль рек стояли живые, богатые деревни, а сейчас всё исчезло и реки мелеют.
Заходишь иногда в избу, а люди как будто за водой вышли. Старые фотографии на стенах, открытки с поздравлениями к праздникам в трюмо, посуда на столе. Как будто это всё декорации к какому-то важному фильму, а это просто ушедшая культура оставила наследие, которое и само исчезнет в ближайшие годы.
4 апреля 2010 года. Боровск, Калужская область. Ночная пасхальная служба в церкви XVI века постройки
Когда я был маленьким, бабушка брала меня иногда на пасхальную службу, и всегда мне хотелось там спать — ночная же. Но все стояли. В этом храме детям разрешали прикорнуть, даже стелили им на полу, а те просили их непременно разбудить к освящению куличей и яиц. Там собрались очень набожные и искренне верующие. Всё было по-честному, и нашёл я это место достаточно случайно.
До этого я много лет подряд снимал большие церковные праздники в Черноостровском монастыре в Малоярославце, общался с сёстрами, которые воспитывали там девочек-сирот. Место стало мне родным. Затем монастырь отстроился, разбогател. Дважды прилетал Путин, трапезничал с девочками. С каждым годом попасть туда становилось всё сложнее, несмотря на знакомство с игуменьей.
В конце концов однажды оказалось, что вход на пасхальную службу только по пригласительным.
У ворот выстроилась очередь из меценатов, парковка была занята дорогими машинами. Я развернулся и поехал в Боровск, в другой мой любимый город, и как раз к полуночи оказался в этой церкви. Я агностик, но если Бог и есть, то быть он должен непременно там.
7 января 2009 года. Рождественская служба в храме в карпатской деревне
Мне очень захотелось включить в десятку что-то из Украины и тем самым передать украинцам свой низкий поклон.
Я обожаю Украину, а Карпаты в особенности. Несколько лет подряд я приезжал туда снимать рождественские колядки и каждый раз поражался тому, что традиции там крепки и существуют не на потеху многочисленным туристам. Просто так жили и живут до сих пор. Мужчины-гуцулы ходят с песнями от дома к дому, собирают пожертвования, а на двери церкви висит отчётность, на что потратили предыдущие.
Будь это в моих силах, я бы вырезал последние два года болезни и безумия моей страны и оказался бы опять в 2009-м в избе большой украинской семьи, которая не садилась за праздничный рождественский стол тебя не дождавшись.
23 февраля 2013 года. Узбекское кафе на севере Москвы
Таких много на окраине. Мигранты из Средней Азии собрались отметить День защитника отечества. В кафе набилась масса народа, от обычных работяг с Мытищинской ярмарки до их боссов. Выступала народная артистка Узбекистана Фаришта и две девушки-танцовщицы. Артисты достаточно много заработали — гости, пьянея, оставляли девушкам всё более крупные купюры.
До этого момента, а я долго снимал мигрантов в России, я был уверен, что почти все деньги они стараются отправить на родину.
Но тут я стоял с открытым ртом и думал, в какой момент меня вышибут из заведения. Боссы и крепкие парни рядом были явно недовольны моим присутствием, но Фаришта всем дала понять, что я с ней — изначально мне нужно было снять для «Огонька» семейный портрет Фаришты и её клавишника Хуршеда.
Девушку привезла её мать. В перерывах она забирала все деньги и наливала ей стопку, пряча бутылку под столом — в кафе водка стоила дороже. Я снимал, пытался прочесть мысли девушек и был почти уверен, что они думали о том, кем бы они могли быть и на каких сценах выступать, сложись их жизнь чуть удачнее.
Эта фотография напоминает фильмы Альмадовара. Точнее, женщина, что постарше, — одну из его героинь. «Всё о моей матери», кажется.
3 марта 2012 года. Москва. Оксана, Анна и Ирина из украинской группы Femen готовятся к акции на избирательном участке
Не было сомнений, что голоса на президентских выборах посчитают так, как нужно, и Femen решили устроить перформанс: украсть урну с бюллетенями и передать её Путину. Мол, чего мелочиться и заниматься организацией каруселей и вбросами, берите сразу урны себе.
Бекстейдж всегда даёт больше в понимании сути вещей, и, как правило, он всегда интереснее самого действия. Я помню, как обсуждали, что за Femen стоят украинские политтехнологи и депутаты, какой-то бизнес. А оказалось, что еду они покупают в обычном ларьке, сняли комнату в самом дешёвом хостеле, где в фойе мужики в трениках тыкают в пульт, переключая каналы с ОРТ на НТВ и обратно. Не имеют ни адвоката, ни группы поддержки, которая носила бы им передачки.
За эту акцию, проведённую на избирательном участке, на котором только что проголосовал Путин, девушки получили от 5 до 12 суток ареста.
17 августа 2015 года. Чернобыльская зона
Розалия Ивановна, в прошлом учитель русского, украинского и немецкого языков — единственная жительница в отселённой деревне. Она боится электричества, после того как её подруга сгорела при пожаре после короткого замыкания, поэтому в доме нет света. Стены её избы покрыты сажей от дымящей печи, но на них невероятно красивые картины, впрочем, тоже все в саже. На самой печи сушатся подгнившие груши-паданцы. Она не получает пенсии. Стесняется своих зубов, прикрывая рот при разговоре. На столе лежит биография Горбачёва, фотография Ласточкиного гнезда и её стихи, которые она пишет на клочках бумаги. Стихи про любовь, а мужа у неё никогда не было.
Здравствуй!
Ты пришёл,
И за окном
Дождь пошёл.
Я посмотрела
В твои глаза.
Блеснула молния,
И расцвела весна.
Наивно? Ещё как. Но именно после знакомства с ней я точно решил, что начну снимать документальное кино.
11 ноября 2014 года. Москва, кабинет Михаила Горбачёва
Журнал Der Spiegel попросил меня снять портрет Михаила Сергеевича Горбачёва, предупредив, что после приёма медикаментов лицо Горбачёва несколько изменилось, и он больше не позволяет себя фотографировать. Добавили, что они хотели бы тем не менее видеть его в журнале, и при этом не больным пожилым человеком. В общем, придумай что-нибудь.
Я считаю Горбачёва великим человеком и всегда пасую перед такого масштаба личностями, а тут ещё это «придумай что-нибудь». И интервью назначили в скучном белом кабинете, совершенно невыразительном. Я притащил с собой кучу света, надеясь всё это установить, но
Михаил Сергеевич сказал: «Теперь я получаюсь на фотографиях похожим на бульдога, так что нечего меня снимать».
Это была одна из самых сложных моих съёмок. Мне хотелось показать его одновременно Горбачёвым-политиком и в то же время Горбачёвым-мужем. Он сам всегда говорит, что у него было две настоящие любви: Раиса Максимовна и большая политика.
Всё интервью я прослушал, не сняв ничего интересного, и практически отчаялся, но уже на выходе уговорил его на секунду показать мне свой кабинет, ведь я знаю, что большой портрет его жены висит именно там. Я забежал, Михаил Сергеевич на секунду сел. Какой уж там свет!
Похожие материалы
Новое и лучшее
