10 любимых фотографий Амоса Чаппла

Это было мое первое путешествие в Иран. В Новой Зеландии у меня не все шло гладко, и я сбежал оттуда в большой мир. Я медленно двигался в сторону Санкт-Петербурга, где меня ждала работа преподавателя английского. Я не знал, насколько трудной будет жизнь в России, поэтому фотографировал и путешествовал так, как если бы мне нечего было терять. Совершал безрассудные поступки.

Эта и другие фотографии из путешествия по Ирану были напечатаны на развороте The Guardian. Так я утвердился в идее, что нужно ехать туда, куда другие не едут, и делать то, к чему другие не готовы. Очень странно, но, подвергая себя рискам, я ощущал себя в безопасности — решил, что смогу прожить, занимаясь лишь фотографией, когда все вокруг говорили, что это невозможно.

Для меня эта фотография передает дух Ирана — именно таким я его почувствовал. У этих ребят те же культурные инстинкты, что и у нас, но СМИ извратили наше представление об их стране. Я не сочувствующий либерал — меня волнует влияние исламского мира на западную культуру, и в арабских странах мне доводилось сталкиваться с разными нехорошими проявлениями. Но иранцы замкнуты внутри своей страны, и это нечестно. Большинство молодых людей, которых я встретил, умны, прогрессивны, но их притесняют правительство и его сторонники-исламисты.

Самый холодный город на земле! Сначала я прошел мимо этой девушки, однако потом набрался смелости, вернулся и попросил ее сфотографироваться. Сделал всего семь кадров, поблагодарил, но ушел, не спросив ее имени. Позже фото стало вирусным, его опубликовали по всему миру, но только в прошлом году девушка сама нашла меня в фейсбуке. Никогда ей не говорил, но я получил около дюжины писем от парней с вопросом, знаю ли я ее имя и взял ли ее контакты. Парни, теперь знаю, но для ее же спокойствия оставлю их у себя!

Это Руслан. Он дальнобойщик. Зарабатывает тем, что доставляет грузы по замерзшим сибирским рекам. Это было самое страшное задание в моей жизни — мы пробирались по рекам, объезжая дыры во льду, куда «нырнули» другие машины. Временами прокладывали путь в темноте по некрепкому, тающему льду. Часами — в стрессовом состоянии. Мы не мылись и не спали толком дни напролет, и вот настал момент, когда Руслан наконец-то добрался до дома, чтобы помыться и выспаться в родной постели — в безопасности и тепле.

Когда дроны только появились, мне снесло крышу от того потенциала, который открывался перед фотографами. Работая учителем, я умудрился взять отпуск на три месяца и поехал в Европу, чтобы снимать с дрона — еще до того, как придумали законы, регулирующие подобную фотосъемку. Этот кадр я сделал за пару минут до мощной грозы. Помню, как после дождя кутался в три одеяла в хостеле, рассматривая фотографию и понимая, что дроны изменят все. Я догадывался, что рано или поздно появятся нормы, регулирующие эту сферу, но даже не представлял, как быстро это произойдет.

Самым крутым в эпоху только что появившихся дронов было то, что я смотрел на объекты съемки, которые простояли на своих местах сотни лет, и был уверен, что раньше так на них не смотрел никто. Никогда. Это было потрясающее время в фотографии, которое, увы, закончилось. Сегодня технологии близки к совершенству, но законы закрыли почти все небеса над городами.

Фотография из экспедиции в сибирские дебри с командой нелегальных охотников за бивнями мамонтов. Это задание тоже было сложным — три недели мы прятались в лесах от полицейских патрулей и других (пьяных) искателей. Все путешествие я мечтал сделать фото бивня, но их находят редко. Еще сложнее их сфотографировать, ведь добыча нелегальна. Работа была стрессовой до тех пор, пока этот прекрасный бивень (стоящий $34 тысячи) не показался из земли передо мной. Уже через 20 минут его погрузили на лодку, и он исчез.

До этого я без устали ходил по лесам, спрашивая у разных команд, улыбнулась ли им удача. Команды были разбросаны на большом расстоянии друг от друга, и я часто совершал длинные переходы на участках, где медведей встречают каждую пару недель. Один из искателей бивней рассказал мне, что делать, если встретишь медведя: «Надень шапку на палку для ходьбы и подними ее. Затем сними куртку и брось перед медведем, а сам рычи, как тигр».

Комары — важный раздел в истории таежной жизни, но я все не мог придумать, как их сфотографировать, чтобы передать это. Однажды я переходил горный ручей и упал в него. Снял один из резиновых сапог, чтобы выжать промокший носок, и в этот момент туча черных комаров облепила мои белые мокрые ноги. Контраст был столь великолепным, что я обнажил вторую ногу, потерпел комаров еще около минуты, сделал фото, обулся и, ноя от боли, захромал обратно к реке. Помню, что готов был многое отдать за возможность погрузить ступни в ледяную воду.

Это самый красивый монумент, который я когда-либо видел. Фотографию использовала The Guardian в статье про архитектора башни Хоссейна Аманата, который после Исламской революции 1979 года эмигрировал в Канаду.

Лучшие снимки фотографа — это любовные письма тем местам, которые он фотографирует. Я сделал этот кадр ранним летним утром в Толедо. Это был мой первый визит в Испанию. Для 24-летнего киви, который почти не видел мир, Испания стала откровением. До сих пор помню вкус сыра и теплую гальку на пляже, которая не остывала даже после заката. Испанцы живут правильной жизнью — в хаосе из любви, веселья, семейности. Еще они старательные и культурные, и у них сильная религия.