20 худших современных зданий Харькова

При определенных обстоятельствах и в соответствующем пространстве это крупное здание могло бы даже нравиться людям. Но объект расположен слишком близко к центральному автовокзалу и производит впечатление причудливой ошибки. А попытка упаковать офисы в сферу — изначально спорное и не самое удобное решение.

Наверное, авторы хотели выделиться и создать впечатление, что одна фигура врезается в другую. Это похоже на работу для вступительного экзамена на архитектурный факультет, которую зачем-то реализовали в жизни. Есть много вопросов по эксплуатации. Как мыть стекла на шаре? Как внутри помещения повесить ролеты или иначе защититься от солнца? Как использовать площадь возле окон, где стена наклонена внутрь, и зачем ее отапливать? То есть мало того, что внешне это выглядит странно, архитектор не подумал об удобстве. Расчет, возможно, был на вау-эффект: люди приезжают из пригорода и других городов на автовокзал и видят такое здание. Но получился колхоз.

В 90-х и первой половине 2000-х в Харькове создали ряд утопических гигантоманских проектов из шаров и других геометрических фигур, но не реализовали их. В частности, речь о работах Чечельницкого и Поливановой. Это здание — один из немногих проектов с неоправданной формой, который все же построили. Вместе с тем не покидает ощущение, что это скорее скульптура, которая неизвестно как будет работать в пространстве. Рядом автовокзал — понятный человечный объект, которым все пользуются. Elysium же словно пятно в городской структуре, он разрушает масштаб и сам совсем не масштабен человеку. Такой БЦ бесполезен: пешеходам незачем туда заходить, а потенциальных арендаторов он тоже вряд ли заинтересует из-за своей спорности и непрактичности. Возле здания 8-полосная дорога, нет площади или тротуара, и в итоге на сооружение смотрят в основном из машины.

Чтобы понять, почему проект попал в список худших, стоит просто сравнить его с проектом крытого внутреннего двора в берлинском музее истории еврейского народа, которым харьковские архитекторы и вдохновлялись. В оригинальном варианте разветвленные кверху опоры — это несущая конструкция, демонстрирующая изящную работу архитекторов и инженеров. В харьковском варианте похожие опоры — чисто декоративный элемент, а несущей конструкцией служат примитивные колонны по периметру стеклянного фасада. Кроме эстетики в процессе копирования пострадало еще и понимание функции нового пространства. В Берлине крытый внутренний двор представляет собой площадь с книжным и сувенирным магазинами и кафе, где посетители могут посидеть после длительной прогулки по музею либо, наоборот, встретиться с друзьями перед посещением. В харьковском варианте стеклянная пристройка не имеет функционального назначения, но и не украшает здание. Проблема даже не в том, что идея была позаимствована, а скорее в том, как эту идею адаптировали к другому контексту, начиная от культурных особенностей и климата и заканчивая возможностями местных строительных компаний, которые архитектор обязан учитывать.

По словам автора музея, кирпичный фасад ломбарда покрасили в желтый цвет, чтобы сооружение уподобилось зданиям Алексея Бекетова (самого известного архитектора в истории Харькова), которые находятся рядом. Это нелепая и ненужная попытка вписать в исторический контекст и так историческое здание.

Меня больше всего возмущают пропорции — буквально плоский стеклянный параллелепипед с прилепленной арочкой и абсурдным карнизом, который не выглядит убедительно и нефункционален. В музее нет нормальных санузлов, инклюзивности, есть проблемы с хранилищами, эвакуацией, обогревом здания. Оно требовало качественной модернизации и реставрации как памятник архитектуры, однако все деньги вложили в стеклянную штуку. Краснокирпичная архитектура очень важна для облика Харькова, но здание зачем-то покрасили в желтый. «Теплица» могла бы не вызывать столько негатива, если бы не эта покраска, металлопластиковые окна и неотреставрированные интерьеры.

Здесь все вторично — и идея, и исполнение. Чтобы стекло работало, оно должно быть прозрачным, но оно синее, и не видно, что внутри. Белый пластиковый профиль здесь тоже смотрится неуместно.

Проект позиционировали как «витринный» — олицетворение современности и достижений власти. Вышел же пример генерации зданий по пинтерест-принципу, когда прототип или его фрагменты произвольно переносят в другие обстоятельства. В этом случае нельзя говорить даже об использовании техники коллажа, поскольку пропорции меняются как вздумается.

Абсурдность ТРЦ в самом центре города кажется очевидной, но, к сожалению, не украинским застройщикам. Для развитых стран это давно табу, ведь такой объект перетягивает на себя всю жизнь первых этажей улиц — кафе, ресторанов, магазинчиков, — которой мы так радуемся, приезжая в Европу.

Слишком большой Nikolsky затеняет соседние улицы и здания на них. Также он дисгармонирует с исторической застройкой, пытаясь ее имитировать.

Пушкинская — довольно узкая улица, тут здания в стиле модерн с вытянутыми по вертикали окнами. И в противовес этому, нарушая все правила взаимосвязи новых и старых построек, здесь поставили железобетонную глыбу, обшитую сайдинг-панелями. Угол здания немного западает полукругом внутрь, но остальное — просто куб, нависающий над улицей и городом.

На этом месте находились остатки валов и Харьковская крепость. Раскопки так и не провели, исторические ареалы города решили не устанавливать. Как результат — просто срезали склон со всем культурным слоем. Цинизм постройки ТРЦ в память о храме тоже возмутителен. Теперь из-за нагрузки на грунты стали трещать соседние здания, в частности библиотека авторства Бекетова рядом. Увеличилась транспортная нагрузка и пробки, а экраны на фасаде мешают людям в соседних домах спать ночью. Панорамный вид на синагогу полностью перекрыт. В самом торговом центре между двумя гигантскими башнями сделали тонюсенькие колонны на разном расстоянии и золотые буквы — верх китча.

Дом испортил вид со смотровой площадки «Каскада», да и сам «Каскад» — теперь от него осталось только название. Странная ритмика фасада, плохо подобранные цвета, ужасный масштаб.

В Харькове, к сожалению, очень мало точек, где можно посмотреть вдаль и полюбоваться видом. Один из таких видов с «Каскада» был недавно хамски перекрыт ЖК «Инфинити».

Очередной новодел, имитирующий историческую застройку. Выбивается из сложившегося контекста центральной улицы по высотности, композиции и цветам фасада.

Дом в центральной части города позиционируют как элитное жилье, но используют дешевые материалы низкого качества — силикатный кирпич, металлопластиковые окна и пенопласт, а у них плохо с энергоэффективностью и экологичностью. Выглядит все как китч из 2000-х: внизу гранит, как в зданиях СБУ, вверху — псевдоисторический микс из несуществующих стилей.

Объект крупный, его видно из центра, а видовые точки и завершение перспектив улиц очень важны, это как каркас города. Сумская — главная историческая магистраль, и вдруг на ее завершении строят плоское, невыразительное здание, похожее на шкаф. Оно стоит на углу, но никак этот угол не обыгрывает.

Один из худших примеров архитектуры на центральной улице города. Жилой комплекс иллюстрирует, насколько важна насмотренность архитектора, да и в принципе любого человека. Люди, у которых она есть, не хотели бы ни жить в этом доме, ни видеть его. Но от него не скрыться даже ночью: здесь использовали слишком много подсветки, которая превращает здание в рождественскую елку.

Сад Шевченко, где находится дельфинарий, является ценной рекреационной территорией. Раньше здесь не было развлекательных объектов, и тогда он действительно был городским садом. Позднее, в советский период, там появились зоопарк, киноконцертный зал «Украина», кафе «Кристалл» и некоторые другие сооружения. Благодаря адекватному планированию сад стал публичным парком, сохранив при этом свою атмосферу. Дельфинарий же олицетворяет состояние профессии архитектора 2000-х, когда советская архитектурная школа уже утратила актуальность, а новая школа еще не сформировалась. Находясь по соседству с достойным модернистским объектом — киноконцертным залом «Украина», он выделяется своей неэстетичностью и дешевыми материалами. Конструкции синего цвета (наверное, это намек на морскую тематику) делают здание похожим на супермаркет.

Храм построили в жилом дворе, выходящем в сквер напротив ХАТОБа. В городе и так немного зелени, сквер активно использовали люди, но вдруг здесь появляется забор, начинают вырубать деревья и возводить церковь. Строительство не обсуждали с горожанами, отчего и начались протесты. Ко всему прочему это еще и Московский патриархат. Расстояние от колокольни до жилых зданий недопустимо короткое, как вообще выбирали место — непонятно. А ко входу ведет более 30 ступеней, которые трудно преодолеть пожилым. Есть подозрение, что цель была построить как можно выше. В 1930 году проходил международный конкурс на здание музыкального театра на этом месте — участвовали в том числе Ле Корбюзье, Вальтер Гропиус и еще более сотни архитекторов. То есть данная площадка всегда была важной для города, здесь нужно было делать проработанный сложный проект.

Это яркий представитель массовой архитектуры: без запроса на публичное пространство, общественный транспорт — просто квадратные метры ради квадратных метров. С начала войны активно строят временные объекты, будто мы не знаем, что будет через пару лет, но временные здания станут для нас постоянными. Это как новые 1960—1970-е: максимальное удешевление работ, быстрое расселение. Не все понимают, что покупают самое низкое качество среды, строительства и архитектуры, из людей просто выжимают деньги, давая иллюзию возможности купить квартиру.

Это фавелы уже на момент постройки. Сначала «Воробьевы горы» были по 5 этажей, сейчас уже 12, и будут все выше. Здесь невозможно жить — звукоизоляции совсем нет и слышно каждый шорох у соседей. Здания стоят очень плотно, во дворах только парковка, без деревьев и благоустройства.

Строительство книгохранилища библиотеки Короленко в 1980 году завершило силуэт центра, он выглядел поэтично — с башнями и колокольнями. При этом хранилище было фоновым и не бросалось в глаза. С домом на Квитки-Основьяненко другая история: такое ощущение, что сделать здание фоновым было бы унизительно для архитектора-творца. Даже если не обращать внимания на произвольный набор из архитектурных форм, использованных в этом объекте, непонятна даже его высота. Все часто сетуют на засоренность городского пространства рекламой, но ее хотя бы можно снять. А что делать с эксгибиционизмом в камне?

Этот дом-вставка между горсоветом и «Детским миром» в нижней части даже нормально выглядит. Но если поднять глаза выше — увидишь архитектурный винегрет: странный угол с колоннами, который заступает внутрь фасада, разного размера и формы окна, не похожие на окна в соседних домах. Возможно, главный архитектор в этом здании и сидит, чтоб его не видеть.

Яркий пример самовыражения владельца и неработающих регулятивных механизмов. Здание даже нельзя назвать вернакулярной архитектурой, потому что оно не выглядит типичным или традиционным, — это просто представления одного человека о красоте и неуважение к общественному пространству.

Бывает разное качество реконструкции исторической застройки. Но когда во дворе здания XIX века возникают разноцветные купола, это максимальное проявление эгоизма. Если такое может появиться в историческом центре, то, значит, вообще что угодно может? Это иллюстрирует огромные проблемы в системе.

Ревитализация бывших промышленных территорий — положительная мировая практика, но Manufactura не лучший пример. В проекте все выглядело неплохо: историческая мельница была доминантой композиции, не ниже новых домов. Однако потом высотность окружающих корпусов увеличили на 4-5 этажей, и в результате старое здание просто «утонуло» на фоне новых строений. Фабрику утеплили и обложили новым кирпичом, из-за чего она утратила аутентичный фасад и теперь выглядит новоделом. В комплексе нет зелени, здания расположены слишком близко друг к другу, а внутри и вовсе ощущаешь себя как в бетонном лабиринте.

Пример того, как рекламные обещания полностью расходятся с реальностью. Проект невольно запустил процессы неконтролируемого роста соседней застройки, и теперь, кажется, мы теряем пространство набережной.

Проблема проектов вроде ЖК «Заречный» не только в эстетике. Куда более серьезные вопросы возникают в плоскости городского планирования: нет комплексного подхода к развитию территорий и зонинга, который регулировал бы застройку. Отсутствие правил уже сформировало образ Киева, где многоэтажки непредсказуемо возникают в панораме города, создавая конфликты, напряжение и пустыри на стыке отдельных зон, не объединенных общей стратегией развития. ЖК «Заречный» в Харькове — это последствия тех же процессов.

Дом испортил городскую панораму, он торчит среди малоэтажной застройки, и это видно с реки, набережной, из сада Шевченко — да со всего района. Неясно, чем обусловлена форма здания и шпиля, а фасады — голые и плоские.

ЖК нависает над городом и находится в лесопарке, где запрещено даже убирать упавшие деревья, а не то что строить пятнадцатиэтажки.

У этого дома даже название издевательское — от Баухауса тут, к сожалению, ничего не взяли: ни этику, ни горизонтальные членения, ни социалистический базис. А захват территории лесопарка назвали «экологичным и престижным расположением».

Bauhaus состоит из двух свечек, соединенных двумя мостиками, которые не служат публичным пространством комплекса. Они могли бы стать зоной для общения соседей и прогулок, но нет — это просто часть квартир. И такие переходы не совсем верно сделаны конструктивно: они зачем-то дополнительно зафиксированы треугольными выступами колонн, которые закрывают свет и солнце квартирам ниже. Пытались создать вау-эффект и увеличить площадь, а ухудшили ситуацию другим жильцам. Название, конечно же, возмутительное. Баухаус — это библия современного архитектора, мы учимся на принципах Вальтера Гропиуса и Людвига Миса ван дер Роэ. Но их идеи испортили, сделав огромные безликие фасады с яркими пятнами, да еще и вырубив часть лесопарка.

Пример, когда архитектор готов использовать любые приемы, лишь бы выделиться. Складывается впечатление, будто торговый центр возводили постепенно, по мере получения прибыли от уже построенных частей. Если бы существовали четкие правила использования наружных вывесок, подсветки фасадов, замены остекления, здание не выглядело бы винегретом.

Смешно, что в списке есть здание и с шаром, и с конусом. Кажется, что использование геометрической фигуры, по мнению авторов, является залогом успешной архитектуры. На самом деле это яркий пример того, как не нужно выпендриваться. У архитектора должно быть понимание тектоники: нижняя часть здания — самая массивная, середина облегченная, а верхняя часть — еще легче. Тогда объект выглядит гармонично. Умело нарушать правила можно, но в данном случае это не очень хорошая попытка найти современную форму и имплементировать ее в историческую застройку. Задача входного портала — приглашать посетителя в дом, а не нависать над ним гильотиной. Кроме того, маленькие окошки-бойницы никак не соотносятся с окнами близлежащих зданий.

Обычно стекло позволяет создать изящную легкую конструкцию, но тут получилось наоборот — агрессивная форма, лишенная изящества.

Хотели сделать европейское здание с криволинейным фасадом, а получилась помятая коробка. Такой надуманный сложный фасад — как некрасивая одежда, за которой не видно сути.

Это не архитектура будущего, а украшательство, и сдержанное решение подошло бы больше. Подобные центры должны быть прозрачными и выглядеть дружелюбными. Здесь же — кубик с жестяными украшениями, вокруг которого неприятная среда: много плитки, негде спрятаться от солнца.

На участке театра есть два деловых центра, зажавших его словно в тиски. Также странная стратегия — собрать все атрибуты театра на небольшом участке: здесь и фронтон (1) с колоннадой, и статуи, и контрфорсы (2) в придачу. Из-за такой избыточности перед входом не осталось свободного пространства.

Сгоревший театр долго не восстанавливали, только обсуждали, каким он должен быть. Кончилось странным проектом, в котором чувствуется рука архитектора Рабиновича. Он любит в исторической среде делать здания желтого цвета в псевдоклассике со скульптурами. Из фасада выступают контрфорсы, на их вершинах какие-то псевдоантичные статуи. Это все отголосок 90-х и китч. У Рабиновича есть объекты еще хуже, когда он был главным архитектором области, в его ведении находилась охрана памятников — тогда многие из них пострадали при реконструкции. Самые проблемные вопросы для того поколения архитекторов — отношение к наследию, им словно нужно делать памятники себе. Не помогло даже то, что в команде были Александр Яковенко и Александр Другак, у которых в портфолио, например, музей Макаренко, — это тонкая постмодернистская архитектура.

Интересный пример того, как не самое плохое по внешнему виду здание может оказаться неуместным в результате развития определенного района. Хотя стиль объекта выглядел не очень удачным еще во время возведения: дом находится возле блестящего, по нашему мнению, примера послевоенного модернизма — отеля «Мир». Псевдоисторическую стилистику фасадов часто выбирают, чтобы вписаться в окружающую историческую застройку. В этом хотя бы можно увидеть логику. Здесь же вокруг здания ХХ и XXI века, псевдоклассика кажется неуместной. Даже если абстрагироваться от фасадов, недостаточная этажность на фоне более поздней застройки делает этот дом чужим в общей структуре района.