Стать легендой и забыть об этом: История Ти Ла Рока

Мы публикуем сокращенный вариант материала. Оригинал можно прочитать на сайте GQ.

Он нервничает. После того, что случилось, он еще ни разу не выходил на сцену. Ему 34, он ветеран хип-хопа, а чувствует себя как испуганный подросток, который впервые в жизни взял в руки микрофон и боится забыть слова. Он выступал тысячи раз — сначала на нью-йоркских улицах, потом в клубах, потом — на сценах мировых столиц. Но он и вообразить не мог, что когда-нибудь будет выступать здесь — в комнате отдыха (а по совместительству синагоге) Центра реабилитации и ухода «Хайм Соломон», одного из бруклинских домов престарелых.

Над импровизированной сценой висит плакат «Шоу талантов „Хайм Соломона“». Одна из пациенток, Бетти, только что закончила читать стихи своих внуков, и теперь его выход. На фоне зала, полного старичков и старушек, он, почти двухметровый парень в спортивном костюме, выглядит странно. Довольно экзотичное место для выступлений, но он здесь чувствует себя как дома — потому что он, собственно, дома. «Встречайте, — объявляет ведущий, — наш маэстро, единственный и неповторимый Tи Ла Рок!» Зрители ждут. Некоторые из них, правда, дремлют в своих инвалидных креслах, а некоторые и имен-то своих не помнят. Зато остальные бодро притопывают в такт музыке и приветственно машут музыканту.

…На тот момент Tи жил в «Хайм Соломоне» уже довольно давно, проходя реабилитацию после тяжелой черепно-мозговой травмы. Двумя годами ранее, 1 апреля 1994-го, на музыканта напали неподалеку от его дома в Бронксе. К моменту, когда его доставили в больницу, он был уже в коме. Позже врачи обнаружили, что у Tи глобальная амнезия, и когда его перевели в «Хайм Соломон» (одно из немногих мест, где умели работать с такого рода расстройствами), ему сначала показалось, что он в эдаком комфортабельном чистилище. Доктора предупредили: реабилитация затянется надолго.

Остальные обитатели «Хайм Соломона» — в основном говорящие на идише пожилые евреи, чьи семьи эмигрировали из России во времена черты оседлости. Tи — уроженец Бронкса, один из пионеров хип-хопа. Многие пациенты знали о том, что он то ли рэпер, то ли певец, то ли что-то в этом роде («Этот милый мальчик с третьего этажа? Говорят, он был суперзвездой»), но никогда раньше не видели его на сцене.

Tи оглядел комнату и увидел, что все в сборе. Для этого выступления ему пришлось заново выучить свои хиты, и это далось непросто. Но когда начался бит, он почувствовал себя увереннее.

#LyricalKing #TLaRock #TMEStudios #Bronx #ItsYours #HipHop #Luze

Публикация от Sun Bronx (@sunbronx) Фев 15, 2018 в 8:29 PST

Публикация от Fly Lady Dii ??❤ (@flyladydii) Фев 8, 2018 в 2:53 PST

…Когда я услышал об этой истории, мне захотелось побольше узнать о жизни Tи в «Хайм Соломоне». Я долго общался с самим Tи, его семьей и бывшими сотрудниками дома престарелых, чтобы понять, каково это — заново открывать себя. Злая ирония этой ситуации была в том, что подавляющее большинство его треков были о нем самом, о его собственной личности. О ком же петь, если личность утеряна?

…Травма головы, которую он пережил, зачастую приводит к почти полной потере памяти. Когда его доставили в больницу, врачи даже не были уверены, что он вообще выживет, — настолько, что посоветовали его близким позвонить священнику. А когда спустя несколько недель Tи наконец пришел в себя, он не узнал никого из собравшихся вокруг членов семьи. «Тебя зовут Терренс Китон, — пришлось объяснять его матери, Сильвии. — Тебе 32 года. Я твоя мать». «А это кто?» — спросил он, указав на одного из братьев.

«Это я — Тони», — сказал брат, самый младший из шестерых детей в семье.

«А где Джун?» — поинтересовался Tи.

Мать и Тони переглянулись. Джун, старший брат Tи, был мертв уже много лет.

Некоторое время врачи опасались, что Tи останется в этом состоянии навсегда, и настаивали на помещении его в психиатрическую больницу. Но Сильвия, школьная учительница, была женщиной решительной и сдаваться не собиралась. Она определила его в «Хайм Соломон», место, где умели работать с потерей памяти.

Таких пациентов «Хайм Соломон» — «кошерный» дом престарелых со штатным раввином — не видел еще никогда, вспоминает санитар Маршалл. На пяти этажах жили исключительно очень пожилые ашкеназы, и персонал недоумевал, что среди них забыл этот темнокожий парень из Бронкса ростом под два метра и весом больше центнера.

Членам семьи Tи приходилось снова и снова рассказывать ему о его жизни: одни и те же истории раз за разом. Они пытались вызвать в его памяти хотя бы самые яркие эпизоды. «Tи не понимал, в каком он году, — вспоминал Тони, — он думал, что сейчас семидесятые и мы все еще дети».

…В начале семидесятых Бронкс представлял собой лоскутное одеяло из разных этнических общин. Родители Tи имели там собственный двухэтажный дом, где у каждого из детей была своя комната. Подростком Tи каждое утро брал свой бумбокс — 11-килограммовый ящик на восьми батарейках — и шел к дому своего лучшего друга Крейга.

Эти бумбоксы сводили отца семейства с ума, но тут уж ничего не попишешь: вся семья была музыкальной, каждый из шести детей пел или играл на каком-нибудь музыкальном инструменте. Музыка окружала Tи буквально везде: в школе он играл на ударных и саксофоне, после школы танцевал брейк-данс на улицах, а дома вместе с братьями и сестрами устроил импровизированную студию звукозаписи.

Tи, позаимствовавший хореографию из фильмов о кунг-фу, был одним из лучших танцоров района, но этого ему казалось мало: он хотел стать MC (тогда этот жанр только зарождался). Он практиковался, сам писал тексты и записывал биты. Вскоре последовали первые выступления: в парках, общинных центрах, а то и прямо на улицах Бронкса. Тогда он еще не мог предположить, что многих из его тогдашнего окружения (как и его самого) станут считать основателями хип-хопа.

…Первые соседи Tи по «Хайм Соломону» оказались не слишком разговорчивыми: Леон был парализован после инсульта, а бывший военный Гэри просто не любил пустой болтовни. Tи и сам едва мог говорить, хоть и работал с логопедом. Но, по крайней мере, он не бредил, как тот же Гэри, который иногда кричал, что «враг наступает», и звал всех, кто находился в зоне слышимости, в ответное наступление. В первое время после травмы Tи и двигаться не мог без посторонней помощи; ему пришлось заново учиться ходить, как в детстве. Но к моменту переезда в «Хайм Соломон» он уже мог вставать и гулять по комнатам без инвалидного кресла.

Многие посетители (да и пациенты) принимали его за сотрудника дома престарелых. Тем более что он, как только окреп, действительно начал охотно помогать персоналу: терпеливо сопровождал едва переставляющих ноги жильцов по этажам, не раздражаясь оттого, что они движутся со скоростью улитки, или катал их инвалидные кресла. Он называл себя министром транспорта.

Терпения ему было не занимать. Если он обнаруживал, что 87-летняя Фейга снова заблудилась в коридорах (что с ней случалось по десять раз на дню), он брал ее за руку и не спеша вел назад в ее комнату, кивая, будто понимает ее тирады на смеси идиша и русского. Spasibo, говорила она (единственное слово из ее лексикона, которое Tи действительно понимал). «Пожалуйста», — отвечал он. Ночью, лежа в темноте и слушая крики Гэри, которого снова атаковали воображаемые враги, Tи размышлял, что хуже: когда тебя преследуют призраки прошлого или когда ты вообще ничего не помнишь.

Сильвия принесла в палату бумбокс: теперь Tи мог слушать музыку, в том числе свою собственную. Впервые после травмы услышав свои песни, он подумал: «А ведь неплохо!» Но ощущение, когда ты слышишь себя, а песня при этом тебе незнакома, было довольно странным — как будто твой голос позаимствовал кто-то другой. Принесла мать и старые фотографии: его самого, братьев и сестер, школьных подружек, коллег-музыкантов. А вот и его первый альбом, Lyrical King: на обложке запечатлен Tи на вершине своей карьеры. На эту обложку он смотрел часами, почти медитировал, пытаясь узнать в этом парне себя. Визуальные подсказки работали, хотя и не сразу. Иногда снимки совершенно ни о чем ему не напоминали. Иногда в памяти всплывали целые куски прошлой жизни: разговоры, друзья, ситуации. Иногда — смутные мысли или отголоски эмоций.

…Даже когда остальные воспоминания вернулись, он не мог вспомнить само нападение. Об этом он знал только со слов других людей: он вышел от матери, направляясь в студию (или к друзьям, или к брату, или к девушке — в этом у его окружения не было уверенности). Как бы то ни было, инцидент произошел в трех кварталах от его дома. В тот период уровень преступности в Бронксе возрос как никогда: годом ранее было зафиксировано 39 убийств. Но сам Tи никогда не участвовал в драках, никогда не принадлежал ни к одной из многочисленных банд Бронкса. Он предполагает, что в тот раз просто вступился за друга или девушку. Он не помнит точно, сколько было нападавших, но у одного из них в руках было что-то тяжелое. Никто не знает, сколько Ти пролежал на мостовой, пока его не обнаружил брат Кевин.

…Tи стал всюду носить блокнот и ручку, чтобы записывать детали своей жизни в «Хайм Соломоне» (боялся, что иначе он их забудет). Его записная книжка — целая галерея характеров: Леон, Гэри, Берни — острый на язык бывший профессор, Норма, которая часто просила Tи поцеловать ее в щечку, Софи (трое детей, обожает Хамфри Богарта), Бетти Форд («Но не бывшая первая леди», — с удовольствием уточняла она).

Tи быстро стал в «Хайм Соломоне» всеобщим любимцем. Он участвовал во всех мероприятиях дома престарелых от викторин до пасхальных трапез, помогал персоналу, раздавал еду в кафетерии или разносил ее по комнатам лежачих пациентов, выполнял любые поручения.

Он с любопытством обнаружил, что пожилые пациенты с кучей свободного времени незаметно для себя возвращаются к порядкам средней школы. В «Хайм Соломоне» была своя социальная иерархия, свои группировки, свои сплетники. Tи с удовольствием включился в эту жизнь. Он флиртовал с пациентками, делал игривые комплименты каждой обитательнице «Хайм Соломона» вне зависимости от ее возраста. Дамы это обожали.

Но его любимицей была Шейла — девушка, сидевшая за стойкой администратора. Она частенько оставалась в доме престарелых после окончания своих смен, чтобы поболтать с ним. Однажды Tи даже отпросился у врачей и отвез Шейлу пообедать в город. Обед длился всего час, но стал для Tи настоящим потрясением — так давно он не бывал за пределами реабилитационного центра и уж тем более не ужинал в обществе красивой женщины.

Шейла в подростковом возрасте была фанаткой Tи, хотя поначалу стеснялась в этом признаться. Постепенно и пациенты «Хайм Соломона» узнали о том, кем он был в прошлом. Некоторые не верили — пока все больше незнакомых людей не стали приезжать в реабилитационный центр, чтобы просто увидеть Tи или взять у него автограф.

…Tи часто сидел во дворике с записной книжкой, документируя попытки заново собрать свою личность. Это был разрозненный сборник историй о парне, которым, как все утверждали, он когда-то был. Иногда он делился этими историями с Маршаллом и Шейлой — и это был огромный прогресс, несмотря на то, что Tи иногда повторялся, забывая, что эту историю он уже рассказывал.

Маршалл часто работал в ночную смену, когда большинство сотрудников уходили домой, а пациенты спали, и они с Tи часами просиживали во дворике, болтая о жизни, любви и хип-хопе. Маршалл хорошо знал музыку Tи (в отличие от самого Tи в этот период). Мать приносила ему диски новых рэп-исполнителей, и Tи часами ходил по комнатам в наушниках. Среди этих пластинок был альбом Тупака Me Against the World с треком-посвящением всем рэперам, которые были до него: «Меня бы не было здесь сегодня, если бы старая школа не проложила дорогу». В этом треке Тупак вспомнил всех коллег Tи по цеху — в том числе самого Ти Ла Рока.

…Tи и Шейла все чаще выходили вместе пообедать. Оба очень ждали этих встреч. Иногда они забывали о времени, и потом Tи приходилось тайком проскальзывать в здание реабилитационного центра, чтобы никто не заметил, что он опоздал. Во время одного из таких обедов в городе кто-то из прохожих узнал Tи и попросил у него автограф. Взяв ручку, рэпер вздрогнул — он внезапно вспомнил сотни похожих моментов из тех времен, когда он был звездой и у него были поклонники по всему миру (и среди них — Шейла, которая в 14 лет копила карманные деньги на его пластинки).

Пациенты «Хайм Соломона» тоже стали ему близкими людьми — возможно, более близкими, чем прежние друзья и окружение. Он проводил с ними целые дни, разговаривал с ними об их семьях, об их внуках (несомненно, гениальных) и, конечно, о прошлом. Tи сблизился даже с Леоном, своим первым соседом по палате, который не мог говорить после инсульта и которого почти никто не навещал. Часами слушая его бормотание и наблюдая за выражением его лица, Ти научился понимать его. Они выработали что-то вроде собственного языка жестов, и когда персонал не мог понять Леона, Tи выступал переводчиком: он вслушивался и объяснял медсестрам, что Леону нужны, к примеру, дополнительные подушки или обезболивающее. Он был единственным, кто умел успокоить Леона, приободрить его, отвлечь от депрессии и суицидальных мыслей.

…За два года, прошедшие с тех пор как Tи очнулся в палате интенсивной терапии, он проделал огромный путь к выздоровлению. Да, он все еще иногда повторялся, в его кратковременной памяти все еще случались пробелы, а в городе он, бывало, ощущал растерянность (как в тот раз, когда впервые после травмы спустился в метро и почувствовал себя в каком-то чужом футуристическом мире, будто на космическом корабле).

И все же он стал задумываться о возвращении к жизни за пределами «Хайм Соломона». Но в качестве кого? Обе его личности — и Терренса, и Ти Ла Рока — были стерты, и он воссоздавал их по частям, как пазл. Именно так он и описывал этот процесс другим людям: представьте, что вы собираете пазл, гигантский пазл вашей собственной личности, но частички не всегда подходят друг к другу. Вы приложили огромные усилия и кое-как собрали этот пазл, но получившаяся картинка не совсем совпадает с той, что на коробке.

Смущало его и еще кое-что. Отчаянно пытаясь восстановить подробности своей жизни, Ти иногда натыкался на эпизоды, которые предпочел бы не вспоминать. Например, о том, что одновременно встречался с таким количеством женщин, что разработал целую систему условных знаков, с помощью которых друзья его предупреждали, если возникала опасность разоблачения. Сейчас ему очень не хотелось в это верить.

«Это что, действительно было?» — допытывался он у матери. «Да, это чистая правда», — отвечала она.

«Но я никогда не стал бы делать ничего подобного», — протестовал он.

«Но делал».

«В каком-то смысле тебе повезло, — говорил Маршалл. — Мы все совершаем ошибки, но многим ли из нас дается шанс все это стереть и начать другую, лучшую жизнь?» Tи много думал об этих словах. Он понял, что действительно может сам решить, кем ему теперь быть.

Вскоре после конкурса талантов он начал подыскивать себе квартиру. Не в Бронксе, попросил он риелторов. Дело было не в безопасности: он просто чувствовал, что тот период его жизни закончился. Может быть, он сможет начать новую жизнь на Манхэттене?

Провожать Tи вышли все обитатели дома престарелых. Музыкант въехал в квартиру на Вашингтон-Хайтс и обустроил студию в собственной спальне. Сначала жизнь в «большом мире» его немного пугала. Так, когда его пригласили на день рождения старого приятеля, где должна была собраться вся хип-хоп-тусовка, он опасался, что не узнает присутствующих. Или, еще хуже, они не узнают его. Но ему все были рады, а когда виновник торжества увидел Tи, то сказал, что лучшего подарка и представить не мог.

Когда я впервые встретился с Tи, он все еще жил на Вашингтон-Хайтс. Он стал любимцем всей округи: куда бы он ни шел, его постоянно останавливают друзья, соседи или их дети. Он довольно часто выступает, иногда перед большой аудиторией: у олдскульного хип-хопа до сих пор много поклонников.

Я присутствовал на его выступлении на большом фестивале «Золотая эра» прошлым летом. В программе — ветераны хип-хопа первой волны. На сцене Tи ведет себя совершенно естественно, хотя давно не выступал перед такой многочисленной аудиторией, и толпа бурно его приветствует. Он помнит все слова — и его слушатели тоже. Он смотрит на них и улыбается. Среди прочего из того, что он забыл, — и тот факт, что его все еще помнят.