Просто и со вкусом: Американский классик Уильям Эгглстон
«Совершить ошибку в порядке вещей. Совершить одну и ту же ошибку дважды — это беспечность. Трижды — граничит с непростительностью. Но, совершая одну и ту же ошибку раз за разом, снова и снова, можно приблизиться к гениальности». Эта фраза голландского художника и дизайнера Эрика Кесселса практически описывает творческий метод знаменитого фотографа Уильяма Эгглстона. Долгое время его снимки казались ошибками, бракованными кадрами или работами неумейки.
История
Первая серьезная выставка фотографа в нью-йоркском Музее современного искусства в 1976 году вызвала шквал критики. Джон Зарковский, директор отдела фотографии, на свой страх и риск выставил в залах музея 75 снимков малоизвестного фотографа из провинции. Впервые цветные фотоработы были представлены в стенах самого престижного музея. Зарковский, которому принадлежит фраза «Удача — лучший учитель внимательного фотографа», был очень удачливым куратором, но тогда выставка казалась полным фиаско.
Сегодня никто не сомневается в гениальности Эгглстона. В том числе — он сам. Писатель Огюстен Берроуз во время интервью задал фотографу вопрос: «Вы гений?» Берроуз рассказал о реакции Эгглстона: «Поворачивается ко мне с недоверием на лице и приглушенно отвечает: „Ну да“». Негласное послание фотографа понятно: мол, ты провел со мной весь день и все равно тебе нужно об этом спрашивать?
Эгглстон родился в богатой южной семье, владевшей огромными плантациями в окрестностях города Мемфис, штат Теннесси. Он вспоминает свое детство как безмятежное: «Мы принадлежали к привилегированному классу. Мои родители любили искусство, и первыми двумя вещами, которые я получил в подарок от матери — она была замечательной женщиной, — стали альбомы с работами Руо и де Кирико. Когда я рос, казалось, что я буду пианистом, так как я мог играть что угодно, подбирая мелодии на слух. Но музыкант должен принести в жертву всю свою жизнь… Я не был к этому готов. Когда мне исполнилось десять лет, мне подарили первую камеру — „Брауни“. Я сфотографировал свою собаку, но был разочарован результатом… И уже лишь в колледже, в конце 50-х, мой друг заставил меня купить фотоаппарат. Затем я увидел книгу Картье-Брессона „Решающий момент“, и все стало ясно».
Берроуз с изумлением делится с читателями «Нью-Йорк таймс» тем, что Эгглстона не интересует практически ни один фотограф. «Единственные фотографии, которые мне нравятся, — это те, которые я снял сам», — говорит маэстро.
Впрочем, Эгглстон восхищается Анри Картье-Брессоном. Одну фразу француза он вспоминает с любовью: «Знаешь, Уильям, цвет — дерьмо». Но эта фраза не пошатнула уверенность Эгглстона в своих силах: «Я просто сказал „Пожалуйста, извините меня“ и вышел из-за стола».
Композиция и цвет
Сегодня кажется странным, что фотоискусству понадобилось несколько десятилетий для того, чтобы цветная фотография обрела свое место в коллекциях и музеях. Цветная пленка «Кодак» появилась уже в 1920-е, полное производство улучшенного «Кодахрома» началось в 1935-м. Однако цветные снимки долго имели приглушенные тона: толпа, одетая более чем скромно, бордовые машины, коричневые дома.
Только в 1960-х мир сепии со вспышками красного уступил место пестрому. Машины, дома, реклама, одежда, интерьеры стали розовыми, оранжевыми, голубыми и лимонно-желтыми — все эти краски, еще сорок лет назад не существовавшие и появившиеся благодаря химической промышленности, стали обыденным явлением. И Эгглстон был первым, кто эти изменения заметил и превратил в объекты искусства.
В документальном фильме «Эгглстон: в реальном мире» показан процесс съемки. Мучительно и долго фотограф выбирает ракурсы. Огромная камера Mamiya Press Super 23, словно щит, отделяет его от мира вокруг. «Я воюю с очевидным», — говорит фотограф и снимает самое очевидное: закоулки провинциальных городов, припаркованные автомобили, магазины со всяким хламом, людей на обочине жизни. Привычное, будучи оторванным от контекста, обрезанным и скомпонованным, теряет свой первичный смысл и превращается в загадочное, странное.
Эта трансформация возможна благодаря врожденному чувству композиции. То, что в фотографиях Эгглстона кажется случайным, на самом деле продумано и тщательно отобрано: открытая дверь автомобиля, обрезанный стол, не помещающийся в кадр дом или человек.
Все это создает невероятное напряжение и заставляет включать воображение. Например, я смотрю на «Гринвуд, Миссисипи, 1973. Красный потолок» — самую знаменитую фотографию Эгглстона. На снимке — белая лампочка на красном, почти бордовом фоне. Белые провода безжалостно делят потолок на части. Я гадаю, что это за помещение: бар, притон, ресторан, магазин? Я представляю то, что находится за пределами снимка, — стены с плакатами, барную стойку, бутылки с водкой и виски. Это бордель, в нем пусто. Я вижу кирпичное здание, в котором он расположен. Вижу улицу в американской провинции, на улице ни души. Вечер. Мимо неспешно катится машина. Я вижу городок с высоты птичьего полета. Хлопковые поля. Вижу весь штат, всю страну, всю планету. Отражает ли моя фантазия истину? Нет, конечно. Но каждый вариант, пришедший зрителю в голову, — правдив. В этом величие снимка.
Америка
Каждое настоящее произведение искусства — политично, так как показывает нравы своего времени. В случае с «Гринвуд, Миссисипи, 1973. Красный потолок» Эгглстон не просто так упоминает бедный городишко с преобладающим черным населением: в конце 60-х — начале 70-х здесь развернулась борьба за права чернокожих. В восьми милях отсюда в 1955-м был убит Эмметт Тилл — четырнадцатилетний чернокожий мальчик из Чикаго, и это одно из самых нашумевших убийств на расовой почве.
Этот же снимок украшает обложку одного из моих самых любимых альбомов — Radio City мемфисской рок-группы Big Star. Связи Эгглстона и американской поп-культуры бесконечны.
…Желтая спортивная машина с красной волной вдоль корпуса припаркована у псевдогреческого амфитеатра. Коринфские колонны, словно воткнутые по кругу в землю гвозди, создают автомобилю необычный, почти театральный фон. Сухая земля. Синее небо. Сопоставление двух миров — иллюзорного, которым имперская Америка хочет казаться, и реального, приземленного, где машина — главная ценность.
Это сопоставление — тоже очень американское. Если представить себе работу фотографа как скрытый текст, где год за годом проявляется смысл нашего существования, то Эгглстон — лучший мастер для изучения и анализа Америки как феномена. В каждом его снимке, словно океан в капле, отражается Америка — вернее, ее внутренняя часть. Вместо небоскребов — одноэтажные магазинчики и деревянные дома пригородов. Вместо индустрии — люди, застрявшие в патриархальном мире. Вместо полетов в космос — разбитое крыло старой машины.
Эгглстон необходим для полной картины Америки. Пожалуй, он самый важный американский фотограф.