Сначала был Ларри Салтэн

Когда фотограф и художник Ларри Салтэн умер в 2009 году, на его похоронах собралась огромная толпа молодых людей. Для многих это было странно, ведь Салтэн не пользовался большой популярностью. Его толком никто не знал: то, что он делал, тогда мало кому было понятно и интересно. Салтэн не был публичным человеком, его не заботила карьера; он был чистым творцом и первооткрывателем.

Оказалось, на похороны собрались его студенты: Ларри половину жизни преподавал. Студенты его любили бесконечно и страстно, Ларри был для них богом. «Он глыба, он из тех, кто построил здание современного искусства», — говорили одни. «Ларри Салтэн был одним из самых чувствительных и мыслящих преподавателей, он бросил всем вызов», — говорили другие. «Сколько сотен студентов он глубоко затронул? Как мы или я можем оценить его влияние? Какая замечательная и удачная группа людей получилась из нас!» — говорил художник Джон Рубин. Уход Салтэна оставил невозможную пустоту, и поначалу университеты, где он читал лекции, впали в оцепенение. Ларри Салтэн обладал потрясающей силой как человек, как художник и как педагог.

Делай как я говорю

Салтэн выучился на политолога и фотографа, и его мозг превратился в кипящий котел немыслимых идей. «Я американский художник, потому что я изображаю эту страну, но я чувствую себя очень далеко от ее художественной сцены. Я хочу рассказать правду об этом странном месте под названием Америка, где я живу. Чтобы забраться внутрь американской мечты, показать все ее противоречия, надо убрать смайлик. Я не хочу показывать трагическую часть, я не хочу делать грустные фотографии, но сложные. Я всегда хотел изобразить жизнь настолько сложной, насколько она есть на самом деле»,— объяснял свое кредо Ларри Салтэн.

Его толком никто не знал: то, что он делал, тогда мало кому было понятно и интересно.

Он с недоверием относился к прессе и рекламе, понимая, что их суть и цель — манипуляция сознанием людей, которая приводит к необратимым мутациям. Человек часто становится послушным потребителем и рабом медиа: увидел на плакате красивые трусы — и побежал покупать, увидел красивого ковбоя — и утонул в дыму модных сигарет, услышал сладкие речи политика — и отдал или продал ему душу. В 1974-м Ларри и его друг фотограф Майк Мендель сделали книжный проект How to Read Music in One Evening, где поиздевались над рекламными образами своим восприятием. Фотографии были подобраны и размещены так, чтобы вызвать у зрителя чувство иной реальности, всплеск эстетического беспокойства и растерянность.

Потом парочка взялась за крупные формы. Однажды жители нескольких калифорнийских городков проснулись утром и увидели милые билборды с совершенно дурацкими изображениями: апельсины в огне или атомный взрыв с воплем «О-ля-ля!». Многие впали в ступор: как это можно купить, куда бежать, что делать?

В 1977-м Ларри Салтэн и Майк Мендель представили миру книгу, которую слепили из фотографий, найденных в архивах исследовательских институтов. На снимках были зафиксированы моменты жутковатых экспериментов. Лишенные дома (контекста), картинки потеряли смысл, и от изображений веяло темным, макабрическим будущим. Уже после смерти Салтэна книгу назовут «водоразделом в искусстве фотографии», «самой влиятельной книгой за последние 50 лет», «второй по значению книгой после „Американцев“ Роберта Франка».

Однажды жители нескольких калифорнийских городков проснулись утром и увидели милые билборды с совершенно дурацкими изображениями: апельсины в огне или атомный взрыв с воплем «О-ля-ля!».

Ларри ненавидел прессу — за способность выкручивать мозги обывателя так, что тот превращался в послушное живое чучело. Проект Newsroom Салтэн и Мендель посвятили изуверской природе СМИ. Они утрировали манипулятивные возможности прессы: мешали тексты и фотографии, увеличивали снимки до необъятных размеров и акцентировали внимание на незаметных ранее деталях. Под портретами четырех никому неизвестных политиков поместили кричащий текст: «Призыв к прекращению производства и развертывания как приоритетной задачи имел бы практический эффект уменьшения перспектив достижения. Мы ждем радикальных сокращений». Художники ломали смыслы, доводили новости до абсурда, перекручивали актуальность. «Новости дня попали в секцию поэзии, фрагменты времени и реального мира сразу сплелись во что-то мифическое или аллегорическое», — писал Салтэн.

Ларри ненавидел прессу — за способность выкручивать мозги обывателя так, что тот превращался в послушное живое чучело.

Мифический дом

Фотограф не верил в американский миф о семейных ценностях — он считал Америку страной отчуждения. Свои ощущения он пытался проиллюстрировать с помощью родителей, которых снимал десять лет. При этом он не давал им вести себя перед камерой как обычно. Отец фотографа возмущался: «…я бы устроился, мне было бы удобно, а Ларри говорит мне „Не улыбайся“, что совершенно меня раздражало, потому что, когда он говорит „Не улыбайся“, я понятия не имею, что он хочет сфотографировать. Что он пытается из меня сделать? Я помню эту фотографию, так отчетливо зафиксировавшую меня, сидящего на кровати, одетого в рубашку и галстук. Я выглядел как полностью потерянная душа, и сейчас я смотрю на картинку и говорю: „Это не я!“» Салтэн же восклицал на это: «Более того, ты сказал: „Это не я на кровати, а ты на кровати. Это автопортрет“».

Фотограф не верил в американский миф о семейных ценностях — он считал Америку страной отчуждения.

Ларри пытался сказать, что все семейные фотографии, которые делают американцы, есть мифотворчество. За этими изображениями кроется совершенно иная реальность — ее-то и пытался сформулировать художник. С другой стороны, он просто создавал памятник своим родителям, которых очень любил: у него была благополучная семья. «Я понимаю, что помимо рулонов пленок, нескольких хороших снимков, а также идеи моего проекта есть и мое замешательство относительно его смысла — это желание буквально воспринимать фотографию. Чтобы остановить время. Я хочу, чтобы мои родители жили вечно».

Однажды Салтэну заказали снять какое-нибудь рабочее пространство. Недолго думая, Салтэн нашел студию порнофильмов возле школы, где учился в детстве. Она размещалась в жилом особняке, и фотографа удивило несоответствие буржуазности этого дома с его дорогой модной мебелью и того, что на этой мебели происходило. Ему казалось, будто какая-то пристойная семья исчезла отсюда, а вместо нее появились странные люди, которые то и дело совокуплялись в разных местах под крики режиссера. Фотограф чувствовал себя криминалистом: он находил абсурдные сочетания вещей, например фаллоимитаторы в детской комнате. Мужчины на его фотографиях напряжены так, будто вот-вот взорвутся. Из кустов торчат руки и ноги, сплетенные не то в сексуальном, не то в каннибальском экстазе, — зритель мысленно дорисовывает скрытое зеленью, даже если не хочет.

Салтэн сделал еще много значительных проектов. От его находок и открытий оттолкнулись десятки, если не сотни известных сейчас художников и фотографов: и Ричард Принс, и Адам Брумберг с Оливером Чанариным, и Джефф Уолл — всех не перечислишь. Ларри Салтэн удостоился большой аналитической персональной выставки лишь через четыре года после смерти. Парадокс: хотя о нем изданы книги, его выставки проходят в престижных залах, а фотографии хранятся в крупнейших музеях мира, он так и остался культовым художником для небольшой части интеллектуалов.

От его находок и открытий оттолкнулись десятки, если не сотни известных сейчас художников и фотографов: и Ричард Принс, и Адам Брумберг с Оливером Чанариным, и Джефф Уолл — всех не перечислишь.

Фото: Ларри Салтэн.
Работы Ларри Салтэна предоставлены Casemore Kirkeby в США и Galerie Thomas Zander в Европе.