Почему Михайлова считают гением в мире.
И не любят на родине

28 июня в PinchukArtCentre открылась выставка «Запрещенное изображение». Экспозицию разделили на две части: персональную выставку Бориса Михайлова и выставку Харьковской школы фотографии «Пересекая границу».

Борис Михайлов родился в Харькове, сейчас живет в Берлине. Его работы включены в постоянные экспозиции Метрополитен-музея (Нью-Йорк), современной галереи Тейт (Лондон), Русского музея (Санкт-Петербург), Национального японского художественного музея (Осака) и других музеев современного искусства по всему миру. Михайлов — единственный украинец, получивший премию Hasselblad Award, которую принято считать аналогом Нобелевской премии в фотографии. В 2008-м был избран членом Академии визуальных искусств в Берлине, а в 2015 году получил престижную Кайзеровскую арт-премию.

По случаю открытия выставки «Запрещенное изображение» редакция попросила фотографов Виктора Марущенко, Мишу Педана и Александра Ляпина объяснить феномен творчества Бориса Михайлова.

***

Борис создал новое визуальное направление, ставшее популярным через 50 лет.

— Говоря о творчестве Бориса Михайлова, я бы выделил четыре, на мой взгляд, главных пункта.

Во-первых, Михайлов лучше других снял страну. Он понимал общее и важное. Системно и методично, точно, десятилетиями фотограф создавал образ «маленького советского человека», инженера — в СССР все хотели быть инженерами, некоторые из них впоследствии станут бомжами — их не возьмут в «новый мир». Именно этот «маленький человек», потеряв работу, будет торговать на рынке или на привокзальной площади.

Михайлов снимал жизнь, которая его окружала, и его герои похожи на него самого. Это хорошо видно на проходящей выставке. Если Борис снимал реальную жизнь, то все остальные (или почти все остальные) снимали фотографию ради фотографии, игру в фотографию. Когда в конце 1980-х границы откроются, «стрельнет» именно михайловская фотография.

Во-вторых, Михайлов — долгожитель в фотографии, он не выпадает из времени, его снимки и сегодня актуальны, некоторые периоды творчества он иногда переосмысливает. Этот феномен я объяснить не могу, но работы Михайлова лично для меня со временем становятся более и более интересными.

В-третьих, Михайлов придумал треш. Еще в 1960-е, отменив все правила построения кадра, часто снимая «с пояса», Борис создал новое визуальное направление, ставшее популярным через 50 лет. Недаром Юрген Теллер считает Михайлова своим другом и с большим почтением всегда говорит о нем.

В-четвертых, Михайлову повезло с Витой, она — жена, друг, муза, медсестра, соавтор. Они могут разговаривать сутками, месяцами, годами…

Что касается непринятия Михайлова многими в Украине: в конце прошлого века с приходом цифры камера стала инструментом не только фотографов, но и художников. Как известно, художники более академически образованны, чем фотографы. Многие художники отталкиваются от собственных идей, а не от окружающего мира, то есть работают концептуально. При этом форма теряет смысл и отходит на задний план. Поэтому зритель воспринимает произведение не через изображение, а благодаря объяснению. У нас концептуальное — или, скажем так, смысловое — искусство не привилось. Причин, почему это произошло, много. В том числе и ментальные. Но наша проблема не в том, что мы не воспринимаем, а в том, что агрессивно отрицаем.

***

Он разглядел абсурд, красоту, дикость и любовь там, где остальные видели серые будни.

— На пресс-конференции перед выставкой Боб сравнил Харьковскую школу фотографии с тортом «Наполеон»: много слоев, каждый фотограф в своем, перескочить из слоя в слой трудно. Михайлов немного ошибся. Мы не «Наполеон» — мы «Делис». На этом торте часто лежал шоколадный заяц.

Борис с необычайной легкостью переходил из одного слоя в другой. Его эстетика (язык) менялись от проекта к проекту. В этом, на мой взгляд, его уникальность. Он не был нашим учителем. Он был мощным катализатором фотографических процессов. Вот и разогналась Харьковская школа так, что остановиться не может. А все благодаря шоколадному зайцу Михайлову, легко прыгающему между слоями.

Мышление Бориса заточено на фотографию 24 часа в сутки. О чем бы мы ни начали говорить, через пару минут разговор заходил о фото.

Важный компонент Харьковской школы — ирония. Способность взглянуть со стороны. Борис же смотрел из будущего. Он разглядел абсурд, красоту, дикость и любовь там, где остальные видели серые будни обычной жизни. Наверное, он инопланетянин. Это многое могло бы объяснить.

Нет только объяснения, почему всемирно известный фотограф не понят и не признан в Украине. Может, украинцам сегодня, после десятилетий мрака, нужны только добрые сказки? А мир, который показывает Борис, — не сказка и уж точно не добрая. Наверное, время понимания пришло не для всех. А может, «для всех» и не надо. Вот этот парень и та девушка задумались, что-то изменилось в их жизни — уже хорошо.

***

Он топтался по массовому агитпропу, обывательским китчеватым вкусам, по образу жизни, как по дерьму.

— В чем гений Бориса Михайлова? В том, что к таланту художника в его организме прибавилась ненасытная смелость и жадность творца. Свой внутренний страх — который он, возможно, испытывал, но никогда не показывал — Михайлов тут же превращал в инструмент для работы, для усиления образа.

Михайлову повезло: он родился в СССР и как всякий нормальный человек почувствовал, что здесь все не так и не то. И Борис, будучи фотографом, художником, мыслителем, начал действовать вопреки, наоборот, назло официозу. Все снимают красивых баб — а уродливых не снимают. Но ведь они тоже красивы и имеют право на презентацию своей особой красоты, рассуждал фотограф.

Михайлов использовал эстетику советского пространства в своих опусах, только вывернул ее наизнанку. Он топтался по массовому агитпропу, обывательским китчеватым вкусам, по образу жизни, как по дерьму. А выходили мощные, титанические образы. Недоступные советскому обывателю, но так жадно воспринимаемые на Западе, потому что это был свободный голос из преисподней.

Бог наделил Михайлова всеми нужными качествами. Он великолепный художник и фотограф, невероятно чувственен, тонок и груб. Может быть беспринципным и беспощадно принципиальным. Он страстен, эрудирован, его мысль свободна, потокообразна и сносит всякую мелочь на своем пути.

В Украине Михайлов остался инакомыслящим, диссидентом, порочащим устои. Его не будут здесь любить, уважать, понимать пока будет жить в головах населения совок. А он, судя по всему, будет давить еще долго. Может, всегда.