Любовь в транзитной зоне: Иранские гомосексуалы в ожидании свободы

В Иране нет официального ЛГБТ-сообщества, потому что однополые связи караются смертной казнью. С начала Исламской революции в Иране в 1979 году в стране повесили более 4 тысяч мужчин, которые были обвинены в гомосексуальных связях. Самой громкой стала казнь подростков Махмуда Асгари и Аяза Мархони в 2005-м. По официальной версии, они были приговорены к смертной казни за другие преступления, но комментарии Тегерана многим показались неубедительными. После этого случая Швеция, Нидерланды и другие страны отказались от экстрадиции геев и лесбиянок в Иран.

Люди с гомосексуальной ориентацией скрывают свои отношения от властей, а часто и от семей; иногда они пытаются эмигрировать в США, Канаду или европейские страны.

— «В Иране нет гомосексуалов» — дипломный проект, который я защищала по окончании курса в Школе прикладных искусств в Женеве. Он посвящен иранцам-гомосексуалам, вынужденным покинуть страну и просить убежища у Америки, Канады и других стран.

Эта тема заинтересовала меня по вполне понятным причинам: между Швейцарией, где я живу, и Ираном, откуда родом мои родители, пропасть в отношении к ЛГБТ-сообществу. В своей стране я никогда не сталкивалась с гомофобией. Возможно, гомосексуальные пары не согласятся со мной и скажут, что я многого здесь не замечаю, но я не помню случая, когда в моей семье или школе кто-то осуждал однополые пары или считал это аномалией. Мне — восточному человеку, выросшему в Европе, — сложно было понять жестокость иранских законов, по которым для гомосексуалов предусмотрена смертная казнь. Государство старается не прибегать к крайним мерам, но все равно некоторые участники моего проекта провели несколько лет в тюрьме только за то, что объявили о своей ориентации.

Одна из странностей иранской жизни заключается в том, что люди не могут встречаться с партнером того же пола, но если один из них сменит пол, то это уже считается приемлемым. В свою книгу я включила интервью с молодым человеком, которого семья заставила сменить пол, чтобы он смог жить со своим другом легально. Он согласился на гормональную терапию, но его организм отказывался принимать лекарства, и врачи стали опасаться за его жизнь. Однако родители настаивали на продолжении терапии: репутация и верность законам для них были важнее жизни сына.

Те, кто решил уехать из Ирана, чтобы получить гражданство или вид на жительство в другом государстве, ждут ответа на свой запрос в транзитной зоне — турецком городе Денизли. В Турции они чаще всего находятся нелегально; зарабатывают на жизнь, трудясь на швейных фабриках. Если вы покупаете дешевую вещь, сделанную в Турции, скорее всего, она пошита нелегалами.

Выйти на этих людей оказалось довольно просто: я отправила письмо в канадскую некоммерческую организацию, поддерживающую ЛГБТ-сообщество в Иране (Iranian Railroad for Queer Refugees — «Иранская дорога для беженцев гомосексуальной ориентации»), а ее работник переслал мое письмо их волонтеру в Турции, который оказался членом иранского ЛГБТ-сообщества. Он-то и рассказал мне о жизни в транзитной зоне, а когда я приехала в Турцию, познакомил меня со своим партнером и их приятелями. Те представляли меня своим приятелям, и так я постепенно входила в их круг, встречала героев для своей истории. Впрочем, получить согласие на съемку было не так просто — ведь у моих героев и так проблемы с законом.

Получить согласие на съемку было непросто — у моих героев и так проблемы с законом.

Сложнее всего было найти контакт с женщинами, поэтому лесбиянок в серии гораздо меньше, чем геев. Но это не значит, что их меньше в самом Иране. Их скрытность и желание отгородиться от любопытных понятна: они самые уязвимые члены общества в восточной стране и, естественно, боятся, что их родственники и знакомые могут их узнать по фотографиям. Семьи гомосексуалов часто не знают реальных причин, по которым молодежь уехала из страны. Снимки близких родственников в серии про нетрадиционные отношения будут для них неприятным открытием; еще хуже, если семья столкнется с правительством. При этом ни одна женщина в Денизли не покрывает голову платком (хиджаб для женщин обязателен в Иране в последние сорок-пятьдесят лет). Они отказались от него так же, как и от религиозных запретов.

Как ни странно, в моей истории покрытыми платком оказываются мужчины — платок в этом случае символизировал женскую чувственность и тоже был связан с религиозной темой. Религия часто служит прикрытием крайне жестокого отношения к гомосексуалам. Для снимка, где двое молодых людей покрыты платком, мы использовали хиджаб матери одного из любовников. Он в детстве часто брал его у матери поносить, за что его регулярно наказывали.

Многие мужчины в моем проекте также скрывают свои лица: анонимность — их главное средство защиты. Эти люди пока не знают наверняка, что их ждет в будущем, — возможно, им придется вернуться в Иран.

Все фото из серии Лоранс Расти «В Иране нет гомосексуалов», 2014—2016. Интервью было записано во время Фотобукфеста 2018.