Последнее «Искушение» Верховена: Скандалы вокруг и внутри фильма о любви монахинь

Что бы теперь ни придумал Верховен, его кино заранее обречено если не на успех, то точно на повышенное внимание. «Основной инстинкт» закрепил за ним репутацию подрывателя устоев, и в какой-то мере приходится соответствовать. При этом сугубо кинематографически режиссер позволяет себе лишь небольшие вольности в рамках, установленных жанром; из ряда вон выходящими его картины делают темы.

Именно сейчас, когда консерватизм набирает силу, воскрешая старые табу и формируя «культуру отмены», Верховен со своим соблазнением в монастыре и насилием на экране оказывается в эпицентре внимания. Чувствуется, что автор «Искушения» — представитель 60-х, периода сексуальной революции и борьбы за политические свободы. Режиссеру удается уловить дух времени, даже если его кино выглядит вызывающе старомодным, опоздавшим на полвека. Вот только следить за информационным шлейфом порой оказывается даже интереснее, чем за действием на экране.

Чувствуется, что автор «Искушения» — представитель 60-х, периода сексуальной революции и борьбы за политические свободы.

Протесты моралистов и отказ фильму в выдаче прокатного удостоверения в России только подогрели к нему интерес, еще больше завысив ожидания. Но все заставшие эпоху упоительного антиклерикального кино («Житие Брайана по Монти Пайтон» Терри Джонса, «Нескромное обаяние порока» Педро Альмодовара) могут почувствовать себя обделенными. «Искушение» после многочисленных историй с разоблачением священников-педофилов — сама невинность. И на скандал тут работает скорее биография автора.

Действие ленты разворачивается в Тоскане времен Ренессанса — инквизиция охотится на ведьм, а эпидемия чумы набирает силу. На этом фоне в монастыре и вспыхивает страсть между монахиней Бенедеттой (Виржини Эфира) и юной послушницей Бартоломеей (Дафна Патакия).

Бенедетта исключительно темпераментна: ее ночи посвящены эротическим снам, дни — производству стигматов. Послушница же не лишена остроумия и даже некоторого художественного дарования, она искусно вырезает фаллоимитатор из деревянной статуэтки Девы Марии. Но для Бенедетты есть вещи еще более сексуальные, чем собственно секс, — это религия. А в авторской интерпретации она становится синонимом власти.

Для Бенедетты есть вещи еще более сексуальные, чем собственно секс, — это религия.

Основой для сюжета послужило реальное расследование, датированное началом XVII века, однако на экране вовсе не исторический, а костюмный фильм с совсем уж театральной мерой условности. Монастырь здесь будто современная корпорация, где продвижение по службе важнее любви. Оттого и беседы персонажей о выгодах религиозной общины больше напоминают совещание бренд-менеджеров. Да и сами невесты Христовы скорее целеустремленные карьеристки.

Картину можно считать маскулинной и в то же время феминистической. С одной стороны, взгляд Верховена является взглядом вуайериста. С другой — женщина, на которую устремлен этот взгляд, не только объект, но и субъект.

«Искушение» успешно проходит феминистический тест Бекдел: «в фильме есть хотя бы две женщины, которые говорят друг с другом о чем-либо, кроме мужчин». Более того, мужчины — это то, о чем женщины вообще не говорят, зато по части конкурентной борьбы они сами дадут фору любому альфа-самцу. Так что в «Искушении» фраза Фрейда «анатомия — это судьба», указывающая на конституциональную неполноту женского тела, приобретает иное, противоположное значение.

Фото: SBS Productions / Album