В сундуке — заяц: История со дна аргентинского архива

В день выборов президента РФ в 2018 году я была наблюдателем в российском посольстве в Буэнос-Айресе. Члены комиссии хранили бюллетени в советском несгораемом шкафу. «Его, наверное, еще 70 лет назад привезли, сразу после восстановления дипломатических отношений», — с усталой улыбкой предположил посол Виктор Коронелли, известный тем, что обнаружил в школе при дипмиссии 12 чемоданов кокаина.

Первый советский посол, которого местная пресса называла «Мигель Григорьевич Сергеиефф», прибыл в Буэнос-Айрес 31 августа 1946 года. По словам Коронелли, в порту посланника Сталина встречала ликующая толпа с цветами и флагами. Я удивилась: ведь аргентинское правительство и элита во время Второй мировой войны симпатизировали Муссолини и Гитлеру. Официально страна сохраняла нейтралитет и объявила войну нацистской Германии и Японии лишь за месяц до победы союзников.

Viva la URSS!

Пожелтевшие страницы аргентинских газет за сентябрь 1946-го подтвердили слова Коронелли: улыбающегося советского посла Сергеева и его укутанную в меха супругу в порту Буэнос-Айреса действительно встречала толпа с растяжками «Добро пожаловать!», «Да здравствует Советский Союз!» и «Миру — да, войне — нет!».

За день до прибытия корабля «Академик Крылов» газета компартии Аргентины La Hora на первой полосе опубликовала портрет Сталина, анонс приезда посла и рекламу магазина, где можно купить советские флаги. 31 августа с утра у причала стали собираться представители просоветских организаций и союзов славянских народов, а также сотни простых аргентинцев. Толпа так разошлась, что в момент, когда машина с Сергеевыми выезжала из порта, ненадолго прорвала полицейское оцепление.

Двумя месяцами ранее президентом Аргентины стал генерал Хуан Доминго Перон. С одной стороны, он захотел восстановить разорванные 30 лет назад дипломатические отношения с Москвой: это было в духе времени и политически выгодно. С другой стороны, его доверенным лицом был секретарь Национальной службы разведки Родольфо Фройде. Руди, как его называли, являлся сыном немецкого предпринимателя Людвига Фройде, когда-то управлявшего нацистскими банками в Аргентине и, как говорили, бывшего неофициальным послом Гитлера в Буэнос-Айресе.

12 сентября под проливным дождем и градом советские дипломаты поехали вручать генералу Перону верительные грамоты. Несмотря на отвратительную погоду, около президентского дворца дипломатов снова встречала дружественная манифестация. Прием продлился полчаса; Руди Фройде на него, судя по фотографиям, не пригласили.

Однако в Буэнос-Айресе Сергеев пробыл меньше двух лет: в январе 1948 года только что восстановленные советско-аргентинские отношения оказались под угрозой разрыва. Всему виной были два сундука с испанскими беженцами, которые пытались навсегда уехать из СССР.

Заложники

Аргентинские дипломаты под предводительством посла Федерико Кантони прибыли в Советский Союз весной 1947 года. Среди них был Педро Конде Магдалено, генсек «Союза булочников и кондитеров» и посланник аргентинских рабочих в СССР. Много лет назад нищий Педро чуть ли не пешком пришел из провинции в Буэнос-Айрес, где начал трудиться пекарем и постепенно превратился в известного профсоюзного деятеля и преданного потребителя советской пропаганды. Конде шел 34-й год, когда его заветная мечта внезапно исполнилась: Перон отправил его дипломатом в рай рабочих на земле, на родину мирового пролетариата.

Реальность оказалась не похожа на картинки из пропагандистских газет: шайки беспризорников, нищие старики, затравленные лица, продуктовые карточки, женщины, работающие по ночам, крестьяне, не имеющие права покинуть колхозы. В московской гостинице аргентинцам выделяли комнату на семью. Двух кроватей едва хватало для жены и троих сыновей булочника, поэтому он 8 месяцев спал на полу. Само посольство разместили в 40 километрах от города, в деревянном доме, до которого от ближайшей железнодорожной станции нужно было идти 20 минут. «Главная работа дипломата в Москве — это достать хоть какие-нибудь продукты», — писал Конде. Обменный курс и цены в ресторане отеля были столь высокими, что аргентинцам приходилось покупать еду на черном рынке на Петровке. «Старушка показывает на ладони крошечный кусочек хлеба, такой же черный, как ее грязная рука. Рядом девушка предлагает хвост сушеной рыбы. Женщина продает головку чеснока и два дырявых носка. Мальчик — сигареты поштучно и презервативы», — вспоминал позже аргентинец.

«Главная работа дипломата в Москве — это достать хоть какие-нибудь продукты».

Однажды в дверь посольства постучал изможденный молодой мужчина в изношенной одежде — Педро Сепеда Санчес. Последние несколько месяцев он спал на железнодорожных станциях и голодал — он уже весил меньше 40 килограммов.

Сепеда был одним из нескольких тысяч детей и подростков, которых родители-коммунисты во время гражданской войны в Испании (1936—1939) отправили в Советский Союз, чтобы они пожили в безопасности и вернулись на родину после наступления мира. Сначала испанскими детьми занимались, но вскоре несовершеннолетние беженцы стали для Москвы обузой. Их насильно посылали работать в колхозы, держали впроголодь, запретили переписываться с родителями и заставили получить советское гражданство. Большинство испанцев хотели уехать из «пролетарского рая». Но иностранцы уже видели слишком много советской реальности, поэтому Кремль решил их не отпускать.

Сначала испанскими детьми занимались, но вскоре несовершеннолетние беженцы стали для Москвы обузой.

14-летний Педро вместе с младшим братом приехал в СССР в 1937-м. Он очень хорошо пел, поэтому после войны жизнь испанца временно наладилась — его даже приняли в театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. Сепеда с успехом исполнял испанские песни — пока их не запретили, как и другие номера на иностранном языке.

Певец рассказал Конде и о своем соотечественнике — Хосе Туньоне Альбертосе. В разгар гражданской войны он приехал учиться в советскую школу летчиков, а обратно его уже не отпустили. Туньон не отчаялся — стал мультипликатором, был членом компартии и стахановцем. Но это ему не помогло: когда Хосе подал прошение на выезд в Мексику, где жил его брат, ему настоятельно порекомендовали ради собственной безопасности забрать бумагу и вести себя потише.

Операция «Сундук»

Аргентинскому дипломату стало так жаль заложников Сталина, что он решил рискнуть карьерой и жизнью, чтобы их спасти. В сообщники Конде взял своего коллегу по посольству Антонио Басана, который собирался увольняться и возвращаться домой — а значит, мог, не вызывая подозрений, везти с собой много вещей. Туньон и Сепеда согласились бежать с «родины социализма», спрятавшись в сундуках — благо большие вещи тогда можно было провозить с собой в салоне.

Ранним утром 2 января 1948 года аргентинские дипломаты прибыли в московский аэропорт. Басану не разрешили оплатить перевес долларами, и он остался в зале ожидания с одним из сундуков, а Конде вылетел со вторым в Прагу. Самолет уже был за пределами СССР, когда из сундука раздался стук. Пока булочник открывал его и доставал задыхающегося Хосе Туньона, стюардесса побежала к пилотам. Самолет развернулся и взял курс на Москву.

Самолет развернулся и взял курс на Москву.

Сразу после приземления испанца и аргентинца разделили. Дипломата два дня держали без воды и еды в ледяном бараке. Все это время Конде ждал расстрела, но его зачем-то свозили во Львов, а потом вернули в Москву и отпустили. Покинуть СССР Конде и Басану с семьями разрешили только после того, как аргентинские власти обещали судить их на родине.

«Какой честный мужик!» — так, по словам очевидцев, отреагировал генерал Перон на новость о сундуках. Судить своих дипломатов президент не собирался. Вернувшись на родину, Педро Конде дал пресс-конференцию: он публично рассказал о «самом антинародном режиме всех времен» и призвал международные организации бороться за освобождение испанских пленников Сталина. Коммунисты Латинской Америки начали травлю булочника: его называли агентом США и продажным слугой капиталистов, а его документальную книгу «Почему испанские беженцы бегут из СССР в сундуках?», вышедшую спустя три года, — выдумкой предателя.

Аргентинец до самой смерти в 1963-м был уверен, что Сепеду и Туньона расстреляли, и не мог себе этого простить. На деле испанцев приговорили к 25 годам лагерей по статье «шпионаж»; после смерти Сталина в 1953 году они вышли на свободу. В 1966-м Педро Сепеда вернулся на родину, а Хосе Туньон улетел в Мексику.

Автор благодарит посольство России в Аргентине за помощь в подготовке материала. Все фото предоставлены Генеральным архивом Аргентинской нации и публикуются впервые, если не указано иное.