Эстетика неуспеха Маурицио Каттелана

В 1993 году Маурицио Каттелан, приглашенный в основную программу Венецианской биеннале, сдал отведенное ему пространство рекламной фирме, которая использовала помещение для продвижения флакона духов. Он назвал эту акцию Working Is a Bad Job («Работать — плохое занятие»). Каттелан умудрился даже получить деньги за аренду. Рекламодателей соседство с произведениями искусства совершенно не смущало, и наоборот — никто из художников не возмутился наличием билборда с парфюмом в венецианском Арсенале.

Подобные дюшановско-дадаистские эскапады для Маурицио Каттелана — дело привычное. В 1991 году он выставил «невидимую скульптуру», а затем убедил полицейских, что она была украдена. Стражам порядка пришлось выдать Каттелану документ, подтверждающий воровство скульптуры, которую никто никогда не видел. В 1996-м он украл целую выставку другого художника и показал ее экспонаты под названием Another Fucking Readymade — «Еще один чертов реди-мейд».

Можно ли все это воспринимать всерьез? Абсолютно. Каттелан — самый меланхоличный и самый глубокий из современных художников. Обманки, симулякры, ситуации, вгоняющие обывателя в ступор, сатира, карикатура, театр абсурда, перформансы, боди-арт — наследие искусства ХХ века стало почвой, на которой проросла мировая слава Маурицио Каттелана. И все же итальянец с трудом поддается классификации и стоит особняком среди грандов сегодняшнего арт-мира.

Папа и Гитлер

Каттелан родился в 1960 году в Падуе, в многодетной семье водителя грузовика и уборщицы. Дети из бедных семей рабочего класса редко становятся художниками, тем более серьезно больные дети. Каттелан почти все детство болел раком лимфатической системы. Он перепробовал множество низкооплачиваемых и зачастую тяжелых работ: садовник, повар, охранник. Художник не понаслышке знает, что такое голод и лишения. В искусство он пришел, занявшись изготовлением мебели. Самое удачное его творение — стол Cerberino из стекла и металла, созданный в 1989-м и популярный до сих пор.

Известные вещи авторства Каттелана можно объединить в триптих о природе и хронологии власти.

«Девятый час», 1999 год: на красном полу галереи распластан придавленный астероидом папа римский Иоанн Павел II. Понтифик возлежит среди разбитого стекла, упрямо сжимая папский жезл. Руки цепко держат символ духовной власти — даже в момент, когда власть эта уничтожена внеземным телом. По Бергсону, тело, если оно не совершенно, «вместо того чтобы проникнуться подвижностью одухотворяющего его начала, оказывается только тяжелой и стесняющей оболочкой, досадным балластом, притягивающим к земле душу, нетерпеливо рвущуюся вверх». Каттелан прекрасно знаком с этим принципом. Поэтому смешон (и страшен) сраженный астероидом папа римский, душа которого готова вознестись на небеса, а тело — «досадный балласт» — придавлено космической силой.

Смешон (и страшен) сраженный астероидом папа римский.

Оправдываясь (работа вызвала протесты в Польше), Каттелан вспомнил о своем детстве: «Это абсолютно не антикатолическая работа. Я вырос певчим в церкви между святыми и алтарными мальчиками. Папа римский — скорее напоминание о том, что власть, какой бы она ни была, имеет свой срок годности. Почти как молоко…»

«Он», 2001 год. Зритель, входящий в большой зал, видит фигуру коленопреклоненного мальчика за молитвой. И лишь обойдя скульптуру, посетитель обнаруживает на детском теле голову Гитлера, восстановленную с тщательностью музея восковых фигур мадам Тюссо. Эта работа Каттелана словно придает иной смысл словам Иисуса: «…и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное». Это самая трудная для разгадки работа Каттелана. Просил ли прощения Гитлер? Может ли он быть прощенным? Был ли он воплощенным злом (слова Каттелана) уже с детства? Верна ли католическая доктрина отпущения грехов, основанная на утверждении всеобщей любви Господа к своим детям, — любви, способной излечить души грешников, вернув их в состояние благодати?

«Сейчас», 2004 год. Если Гитлер — это воплощение зла, то американский президент Кеннеди — воплощение жертвенности. Убитый молодым, он все еще волнует воображение людей. До сих пор вокруг трагического выстрела в Далласе идут споры, об этом пишут книги, снимают документальные и художественные фильмы. Каттелан предлагает зрителю то, чего не видел практически ни один американец, — тело убитого президента (Кеннеди хоронили в закрытом гробу). В каттелановской версии Кеннеди — мученик: босоногий, красивый, молодой.

Здравствуйте, я ваш художник

Каттелан никогда не упускает шанса показать себя публике. Художник использует похожие на него куклы, маски, манекены. Каттелан всегда присутствует отсутствуя — в музеях, галереях, книгах и журналах.

Сам Каттелан — как имидж, как образ, как симулякр — появился в первой работе художника, Lessico Familiare («Семейный синтакс»). В этой инсталляции Каттелан использует и переносит в галерею фрагмент мещанского быта: резной стол, два канделябра, фотография художника в серебряной рамке. На снимке он складывает руки в форме сердца — сентиментальность среднего класса, нивелированная до ироничного автопортрета.

В работе 1997 года Spermini Каттелан использует 500 масок из латекса. Карикатурные маски, напоминающие о лице художника, не имеют никакого послания, смысла, глубины. Каттелан как бы говорит зрителю: «Я такой. Прими меня. Я мужчина. Spermini».

Каттелан как бы говорит зрителю: «Я такой. Прими меня. Я мужчина. Spermini».

Еще один Каттелан врывается через пол в роттердамский музей Бойманса — ван Бёнингена в работе «Без названия» (2001). Непрошеный, слегка удивленный, доведенный до простоты куклы прототип художника выглядывает из дыры в полу и рассматривает пейзажи старых мастеров. Кто он? Художник, сбежавший из тюрьмы повседневности? Доволен ли он? Куда он бежит? Это тайный ход? Любит ли он голландскую пейзажную живопись? Мы никогда не узнаем.

Таланты Каттелана неисчерпаемы. В 2012 году он берет интервью, приуроченное к выставке итальянского живописца Доменико Ньоли. Оно стало разговором двух художников о самом важном и интимном в занятиях искусством: о мастерстве, о жизни. Каттелан интересуется у итальянского мастера, почему Ньоли при всей любви к вещам (Ньоли знаменит картинами с увеличенными деталями платьев, чемоданов, туфель) рисует их, а не использует сами объекты. Ньоли отвечает, что он знает, насколько живопись неадекватна современности, но, увы, не умеет делать ничего другого. В конце интервью Каттелан спрашивает: «На какой еще вопрос тебе хотелось бы ответить?», и Ньоли говорит, что все интересные ему вопросы были заданы. Из этого интервью читатель может узнать, что Ньоли родился в Риме, рисовал с детства, был поощряем родителями, любит де Кирико и поп-арт. Но чего не знает неискушенный читатель — это того, что Ньоли умер в 1970-м, за сорок два года до «интервью» с Каттеланом.

Маурицио Каттелан знаменит своими «беседами» с мертвыми художниками. Эта шутка растянулась на годы — ведь список потенциальных интервьюируемых неисчерпаем. Самый известный из подобного рода трюков — «интервью» с Феликсом Гонзалес-Торресом, напечатанное в итальянском журнале Mousse. Каттелан «задает» Гонзалесу-Торресу самые банальные вопросы: «Какова была твоя первая реакция на приглашение представлять Соединенные Штаты на Венецианской биеннале?», «Ты часто анализируешь себя?», «Как насчет твоих школьных дней?»», «Какие игрушки были твоими любимыми?».

Унитаз для Трампа

Вот как Каттелан объясняет свое художественное кредо: «Контекст произведения является частью его значения, так же как и точка зрения наблюдателя — культурная, психологическая, социальная. Искусство — это территория, на которой у каждого есть возможности для исследования и изучения. Искусство — это господство субъективной интерпретации».

Каттелан устроил «господство субъективной интерпретации» в большой ретроспективе своих работ в нью-йоркском музее Соломона Гуггенхайма, подвесив все свои хиты на веревках к потолку. Тут же художник заявил, что уходит на пенсию и перестает заниматься искусством.

Он продержался «на пенсии» пять лет — в мае 2016-го он выставил в туалете музея Соломона Гуггенхайма золотой унитаз. Работа эта названа художником «Америка».

Отношения Каттелана с властью продолжаются в почти гротескном формате. Когда Дональд Трамп хочет одолжить у музея Гуггенхайма картину Ван Гога «Пейзаж со снегом» (обычная практика для Белого дома), музей отвечает отказом. Взамен куратор музея Нэнси Спектор предлагает золотой унитаз Каттелана. «Музей поможет Белому дому в установке этой работы, если президент и первая леди согласятся на наше предложение».