Буэнос-Айрес, я люблю тебя: Как Орасио Коппола создал аргентинскую фотографию
«В детстве по вечерам я ходил с отцом закрывать входную дверь и наблюдал за кафе напротив. Это было моим первым приключением: видеть сквозь щели опущенных жалюзи геометрическую перспективу столиков, белых чашек, черные силуэты спин и шляп. А в глубине — окно. И в нем сама жизнь разыгрывала магический спектакль света и тени», — вспоминал много лет спустя Орасио Коппола, классик аргентинской фотографии.
В начале XX века он, тогда еще подросток, научился снимать на деревянный фотоаппарат прямого визирования. Потом чуть ли не первым в стране освоил Leica 35 mm. В 1930-х Коппола превратился в лучшего фотобиографа Буэнос-Айреса. Он снимал аргентинскую столицу в эпоху больших перемен, когда она сбрасывала с себя остатки колониального прошлого и принимала современный облик.
С камерой Leica III на шее Коппола часами кружил по Буэнос-Айресу. В его объективе рождался новый символ города — 68-метровый обелиск и самая широкая улица Аргентины, проспект 9 Июля. Европейцу было трудно это представить: в Старом Свете столицы строились веками. А здесь многомиллионная толпа иммигрантов за полвека превратила малоэтажный пыльный Буэнос-Айрес в фантастический мегаполис с европейской архитектурой и собственной идентичностью. Коппола стал чутким свидетелем завершающего этапа трансформации и золотой эпохи танго. Он снимал родной город, который любил и понимал.
«Это было моим первым приключением: видеть сквозь щели опущенных жалюзи геометрическую перспективу столиков, белых чашек, черные силуэты спин и шляп».
Больше всего Копполой гордился его брат, дантист Армандо Анхель. Он был на двадцать лет старше, и в 1914-м именно он показал восьмилетнему Орасио, как работает фотоаппарат с деревянным каркасом. Их совместные опыты длились несколько лет и превратились для младшего брата в настоящую страсть.
«У каждого есть свой мир. Его определяет возраст и окружение. Я, свободный и дерзкий, часами наблюдающий с балкона происходящее на улице Коррьентес. А еще созвездия Орион и Южный Крест через буйную листву платанов», — рассказывал про ту эпоху Коппола. Больше всего молодого человека увлекали фотография и кинематограф. Поступив по желанию отца-инженера на юридический факультет, он с трудом протянул там два года и бросил.
Коппола стал одним из основателей первого в Буэнос-Айресе интеллектуального киноклуба, где показывали не только американские и европейские, но и советские фильмы. А в декабре 1930-го впервые отправился в Старый Свет. Он посетил Италию, откуда была родом его семья, Германию, Францию. Как вспоминал позже Коппола, во время путешествия он искал и впитывал в себя все, что считалось «современным искусством».
Через год он вернулся в Берлин и успел поучиться в легендарной школе Баухаус незадолго до ее закрытия нацистами — там он познакомился со своей будущей женой, фотографом и дизайнером Гретой Штерн. Последние месяцы в Старом Свете Коппола вместе со Штерн провел в Лондоне, где самозабвенно снимал уличных торговцев, шарманщиков, нищих и других городских персонажей. Фотограф, не зная этого, будто оттачивал свой талант перед возвращением в Буэнос-Айрес. В Аргентине супруги с новорожденной дочерью Сильвией не собирались задерживаться надолго, но в итоге остались на всю жизнь.
Почти сразу после возвращения Орасио из Европы муниципалитет Буэнос-Айреса заказал ему большую серию снимков. Фотограф поднимался на только появившиеся небоскребы, ходил в порт встречать корабли, «шпионил» за посетителями кафе и наблюдал, как ночная жизнь вспыхивает сотнями неоновых вывесок на проспекте Коррьентес. Коппола снимал Буэнос-Айрес как никто до него: легко, репортажно, без постановочных кадров.
Коппола снимал Буэнос-Айрес как никто до него: легко, репортажно, без постановочных кадров.
Опубликованная к 400-летию столицы книга «Буэнос-Айрес 1936. Фотовзгляд» превратила тридцатилетнего Орасио Копполу из талантливого любителя в признанного мастера. Книгу несколько раз переиздавали, снимки растиражировали на открытках. Новый Буэнос-Айрес аргентинцы и иностранцы увидели глазами Копполы, таким он остался в их памяти. Пронзающие темноту потоки электрического света, водоворот шляп, короткое портовое затишье и хрупкий уют чудом уцелевших старых кварталов. «Вот это и есть Буэнос-Айрес!» — воскликнул как-то писатель Хорхе Луис Борхес, просматривая фотографии своего приятеля Орасио.
Орасио Коппола прожил 105 лет. Он экспериментировал с цветной фотографией, путешествовал, преподавал, содержал собственную студию, работал в издательском деле. Долгожитель успел застать славу первооткрывателя, провалиться на пару десятилетий в забвение и вернуться — сначала в 1980-е, потом в год столетнего юбилея. «Я фотограф. Мое произведение — это оптическое изображение реальности, пропущенное через камеру и запечатленное на снимке. Свидетельство моей авторской идентичности: фрагмент реальности, порождение моего мировоззрения, освобожденное и зажившее самостоятельно», — описывал Коппола свой творческий метод.
Он стал классиком: его выставляют, смотрят, на него ссылаются и ему подражают. Годом рождения современной аргентинской фотографии кураторы выставок называют 1927-й — им датирован один из снимков раннего Копполы, «Собственный мир». На этой карточке изображен комод с открытым нижним ящиком, в котором лежат линейки, лампочка и карнавальная маска. Все это снято сверху так, будто комод — это здание, а открытый ящик — внутренний двор.
Орасио Коппола перестал фотографировать в 2004 году, когда умерла его вторая любимая жена, пианистка Ракель Паломеке. В последнее время он нечасто выходил из квартиры на улице Эсмеральда, но никогда не отказывал журналистам в интервью. За несколько лет до смерти в одном из них Копполу спросили, как он видит фотографию будущего. «Примерно так же, как сейчас. Главным остается голова и глаз», — ответил маэстро.
«Главным остается голова и глаз».
Все фото: wikimedia.org, если не указано иное.