Вот такой ширины: Африка в работах Дэвида Голдблатта

Самое удивительное в снимках Дэвида Голдблатта — как фотография может быть политическим высказыванием, не переставая быть произведением искусства. Две эти роли не конфликтуют, а мирно наслаиваются друг на друга. На протяжении долгой творческой карьеры (которая, к счастью, продолжается и по сей день) Дэвид Голдблатт снимал Южную Африку — в особенности контраст между белыми «африкано» и чернокожим населением.

Голдблатт родился в семье литовских евреев, бежавших от репрессий в 1930-х годах. Южная Африка казалась тогда воплощением независимости и толерантности. Все изменилось после Второй мировой войны, когда к власти пришло новое ультраправое правительство и евреи стали такими же изгоями, как и чернокожее население. Голдблатт по своему опыту знал, что такое притеснения со стороны националистов, — даром что он был белым выходцем из среднего класса.

Голдблатт десять лет проработал в отцовском магазине одежды, при этом учась в университете и в свободное время фотографируя. Он собирался эмигрировать с семьей в Израиль, но болезнь отца остановила его. Только когда отца не стало — Дэвиду тогда было 33 года, — Голдблатт решил продать магазин и всерьез заняться фотографией. Сам он признается, что ему не хватало профессионализма и ни один журнал вначале не хотел принимать его работы.

Лишь спустя много лет Голдблатту удалось снять проект про знакомую ему жизнь среднего класса белокожего населения — до этого, если он и снимал белых, то только рабочий класс. Дэвид объяснял это тем, что фотографировать средний класс ему неинтересно. Однако тема была неизбежной и логичной на его творческом пути: кто-то должен был критично запечатлеть его собственный мир.

Апофеозом этого проекта стала фотография юной балерины в пуантах: она знает, как нужно улыбаться, но она закрепощена внутри системы, где будущее для нее предопределено, прописано и куплено.

Казалось, у него была отличная перспектива стать новостным фотографом — кругом шли стачки, демонстрации, погромы, аресты, — однако Голдблатт делал слишком тонкие и непригодные для прессы снимки. «Меня интересовали не события, но что привело ним, — говорил он. — Я был до смерти напуган событиями, включающими насилие».

Как фотограф, он наотрез отказывался принять одну из сторон: «Фотография — это не пулемет». Он снимал белокожих и чернокожих жителей Южной Африки во время апартеида нейтрально — не реагируя на насилие.

Про свои личные взгляды Голдблатт говорил так: «Я не присоединился ни к одной политической партии, потому что я по природе — „неприсоединятель“». Но похоже, что он придерживался левых политических взглядов: Голдблатт участвовал в выставке, организованной левой фотографической группой «Афрапикс». Для этого он специально ездил снимать сюжет про ночные автобусы, на которых чернокожих рабочих развозили из «хоумлендов» — закрытых гетто для черных. Позже эти фотографии стали основой для одной из его первых книг The Transported of KwaNdebele: a South African Odyssey.

Хитрость в том, что Голдблатту вообще не нужно говорить или писать про политику — его работы сами по себе становятся заявлением. Если их не хватает, в ход идут подписи к фото. При этом автор не любит громкие фразы и восклицательные знаки — его язык гораздо более тонок и ироничен. «Она сказала ему: „Ты будешь водитель, а я буду мадам“. Они подняли бампер и принялись позировать», — гласит одна из подписей Голдблатта. Детскость, юмор, красота и одновременно принятие бедности и расизма как неоспоримого факта — все это спрятано в коротком тексте к фото.

Символично, что переход на цвет у Голдблатта окончательно состоялся одновременно с приходом к правлению Манделы — в 1994-м. По мнению фотографа, снимать в цвете апартеид было бы слишком легковесно и празднично — только ч/б могло передать брутальный контраст того периода.

Голдблатт стал экспериментировать с возможностями цифровой печати. Постепенно он научился использовать яркий южноафриканский свет. «Вначале я пытался повторять эти мягкие переходы и полутона, свойственные европейским фотографам. Естественно, у меня ничего не получалось. Только позже я понял, что нужно использовать свет. У нас его много, и он часто резкий. Так что вместо того, чтобы бороться со своим светом, я начал наслаждаться работой с ним. Я фотографировал изнутри, а не будто я приехал туристом».

Последняя фраза является ключом к работам Голдблатта, и она касается не только света. Сам фотограф говорит, что не смог бы снимать нигде, кроме Южной Африки, потому что только здесь он хорошо понимает, что происходит в обществе. И его снимки — прежде всего для самих южноафриканцев. Ведь только здесь он говорит с людьми на одном языке — даже если это язык фотографический.