Шрамы, с которыми я живу

Крупный план лица, почти целиком скрытого длинными волосами, на обложке книги вступает в откровенное противоречие с ее названием. Разгадок в «Разгаданных», проекте шведского фотографа Кайсы Гуллберг, нет и в помине. Вместо них — вопрос, как обнаженные женщины, демонстрирующие зрителю свои шрамы, приобрели спокойствие и силу.

Стиль съемки напоминает бунтарский японский Provoke, шершавость то ли Фолкнера, то ли Кафки — становясь в один символический ряд с проектами, способными вернуть зрителям ощущение тревожной красоты настоящего.

— Меня окружает культура поклонения совершенству, счастью и достижениям. По крайней мере, так я думала во время работы над проектом «Разгаданные» (съемки начались в 2009 году, а книгу опубликовали в 2014-м). Я понимаю, книга получилась суровой и мрачной, но для меня она стала освобождением: как процесс съемок, так и получившийся результат. Освобождением было подходить к людям на некомфортно близкое расстояние, задавать им интимные вопросы о сути человеческого, находить место для хрупкого и заявлять, что это на самом деле — сила.

В 2009 году мой друг покончил с собой, и я пересмотрела собственное отношение к жизни. Я бросила работу графического дизайнера, рассталась с мужчиной и взялась за фотоаппарат, чтобы обрести новый взгляд на мир. Изображениями я хотела передать сложность бытия.

Центральным образом «Разгаданных» оказались шрамы. Они передают течение времени и небрежность обладания живым, сильным и одновременно хрупким телом. Так часто от нас хотят, чтобы мы их прятали. Но разве шрамы — не символы личной истории каждого? Они могут означать следы жутких трагедий или доблестных достижений. Что бы за ними ни скрывалось, шрамы — медали за победы в жизненных битвах, следы, оставленные на телах ходом времени.

В проекте много фотографий женщин, потому что я работала над ним во время расставания с отцом моей дочери. Я искала почву под ногами, пыталась разобраться, кто я — как женщина, как художница, как мать.

В целом я чаще фотографирую женщин, они центральная тема моего творчества. Но я не считаю, что один из полов сильнее, а другой слабее. Меня гораздо больше интересует культурный нарратив, завязанный на гендере, и возникающее из-за этого чувство клаустрофобии. Оно стимулирует снимать сильных женщин, не идущих на компромисс и использующих хрупкость как инструмент — даже как оружие. Мне хочется создать «контризображения», которые можно было бы противопоставить визуальной культуре приятных, сладких, мягких и податливых жертв, готовых ублажать мужчин.

Мне хочется создать «контризображения», которые можно было бы противопоставить визуальной культуре приятных, сладких, мягких и податливых жертв, готовых ублажать мужчин.

Боюсь ли я? Мне часто говорят, что я храбрая, даже до безрассудства. Так что да, наверное, я боюсь — иначе не смогла бы быть храброй, не так ли? Но хрупкость меня не пугает — я ее праздную! Мне нравится цикл из слома и последующего перерождения в кого-то более сильного и опытного. Как птица феникс.

Разгадки на самом деле меня не интересуют. Гораздо важнее вопросы, которые я задаю о том, что меня окружает. Создавать изображения, глядя на которые зритель абсолютно четко будет понимать, «что хотел сказать автор», — совершенно не мое. Я буду счастлива и довольна, если работы вызовут удивление, любопытство или вопросы, заставят вздрогнуть или даже расстроят.

Для меня фотография — всего лишь средство, и фотографом я себя не считаю. Скорее, может быть, философом — ведь мои проекты рождаются в результате исследования определенной темы. Или, может, я фермерша, не умеющая разделить работу и свободное время. Или просто художница.