Я иду тебя искать: Детские игры в разных странах

Игры существуют примерно столько же, сколько и само человечество, но с развитием капитализма они обрели новые формы. Механические машины Чарльза Фея, выдававшие в конце XIX века игроку 50 центов при совпадении на табло трех колокольчиков, сегодня приносят 70% дохода любому казино. А парк с каруселями от изобретателя «американской мечты» Уолта Диснея за 100 долларов гарантирует ее исполнение.

Значит ли это, что знакомые любому ребенку и совершенно бесплатные догонялки, куличики и «казаки-разбойники» уже в прошлом? Исследуя этот вопрос, фотограф Нэнси Ричардс Фарезе собрала около 90 снимков вовлеченных в игры детей из разных стран мира в проект «Потенциальное пространство».

— В какой бы точке мира вы ни оказались, игру вы распознаете сразу же. Вот воздушный змей, сделанный своими руками, вот игра в мяч, автомобильные шины, которые можно гонять по земле, и, конечно же, видеоигры — сейчас они есть даже в регионах, далеких от цивилизации. В каждом случае речь об инклюзивности: это всегда большие компании детей, где кто-то выбывает, а кто-то присоединяется. Как ни парадоксально, такие игры одновременно и серьезные, и беззаботные, ведь дети сами устанавливают правила и следят за их соблюдением, но главная цель любой игры — радость и смех, соревнование и новые знания.

Оказавшись в 2017 году в лагере беженцев рохинджа в Бангладеш, я обратила внимание на играющих детей. Общение, смех и игра были способом адаптации беженцев к ситуации неоднозначности и хаоса, в которой они оказались. И я спросила себя: чему мы можем научиться, наблюдая за детьми в процессе игры?

Игры одновременно и серьезные, и беззаботные, ведь дети сами устанавливают правила и следят за их соблюдением.

Снимая играющих детей в разных странах мира, я поняла, что у меня не очень хорошо получается гонять тонкой проволокой покрышку по грунтовой дороге. Также у меня не лучший в мире глазомер, и я часто промазываю, запуская старый ботинок в мишень на песчаном поле. Еще я страшно медленная, когда играю в бабки или пытаюсь собрать камешки за то время, пока на землю не упадет подброшенный за мгновение до этого голыш.

Я всегда стараюсь включаться в игры, которые фотографирую, — как из любопытства, так и для установления с детьми контакта, чтобы немного отвлечь их от камеры и вернуть в занятие. И чем бы мы ни занимались, это всегда очень весело.

Видя камеру, дети тянутся к ней, как мотыльки к свету, они очарованы ею, и, чтобы хоть как-то их отвлечь, я набираюсь терпения и… стараюсь показаться им скучной. На это уходит много времени, но, к счастью, дети в любом уголке планеты больше всего любят именно игры, поэтому рано или поздно они возвращаются к своим делам, а я приступаю к работе.

Видя камеру, дети тянутся к ней, и, чтобы хоть как-то их отвлечь, я стараюсь показаться им скучной.

Игра определяется как все, что человек делает просто ради самого занятия. Она помогает забыть о ходе времени и сместить фокус с нашего «эго» — и вот мы уже не смотрим на часы, растворяемся в действии, желая только одного: чтобы игра длилась как можно дольше. Такой же эффект могут иметь и беседы с другом, прогулки на природе, погружение в музыку. Игра очень важна, ведь все наши физические, эмоциональные и социальные навыки закладываются в детстве именно в играх.

Исследования показывают, что дети, которым не хватает возможности играть, растут с недостаточно развитым умением достигать стабильности в хаосе и неопределенности, а во взрослой жизни часто склонны к жестокости.

Большая часть населения Земли все еще ведет сельский образ жизни, и игры при этом очень сильно определяет гендер: девочки играют в куклы, а мальчики — с камешками. В более развитом мире дети реже проявляют спонтанность и фантазию, правила чаще устанавливают взрослые. И везде, от деревень Гондураса до лагерей сирийских беженцев в Иордании, игра стала не столько чистой деятельностью, сколько занятием, предполагающим использование определенных товаров.

Я исследовала роль технологий и коммерциализацию игрового процесса, а также конкретный и все менее поддающийся регуляции (в частности, в США) фокус на детей как на потребителей. Кстати, в этой связи я узнала о новом термине — «эффекте нытья», когда дети бесконечно ноют, выпрашивая у родителей новую игрушку, которую они увидели по телевизору.

«Эффект нытья» — когда дети бесконечно ноют, выпрашивая у родителей новую игрушку, которую они увидели по телевизору.

Сегодня сложно не учитывать то, как игру фактически переизобрели с позиций консьюмеризма, индустрии игрушек и видеоигр. В своем проекте я выстроила целую визуальную классификацию — от воздушного змея, сделанного вручную, до онлайн-видеоигр, — чтобы лучше понять, что наш выбор предметов говорит о гендере, образовании, ресурсах и социальных ожиданиях.

Существуют ли и сегодня примеры простых игр, не требующих материальных затрат, или «свободной игры», как некоторые ее называют? Дети, конечно, могут направить нас, но мы должны быть готовы им не мешать и позволить скуке сделать свое дело. Очень трудно бороться с привлекательностью технологий. Однако готовы ли даже взрослые оторваться от экрана и погрузиться в игру?

Джош Голин из Центра детства, свободного от коммерции, сказал: «Специалисты в области детского развития считают, что лучшие игрушки — на 90% сами дети и на 10% — игрушки, поэтому дело вовсе не в качестве игрушки как предмета. Самое главное здесь все же творчество детей, их фантазия, способная превратить объект в нечто новое. Многофункциональные игрушки мало помогают развитию воображения. Творчество стимулируют самые простые вещи».

«Потенциальное пространство» — концепция, разработанная Дональдом Вудсом Винникоттом, британским психоаналитиком и ведущим экспертом в области развития детей, который утверждал, что вся человеческая культура происходит от игры. С момента рождения мы начинаем отделять себя от матери, раздвигая границы психического «потенциального пространства» между нашим внутренним миром и внешней реальностью. Здесь и возникает игра — когда крепость из подушек становится королевством. Винникотт считал, что эти ощущения отнюдь не легкомысленны и не бессмысленны, как может показаться: на самом деле они связаны с серьезной работой по развитию личности и лежат в основе многих наших физических, эмоциональных и социальных навыков. Игра — это то, как мы расширяем и тестируем наш человеческий потенциал.

Игра — это то, как мы расширяем и тестируем наш человеческий потенциал.

Сейчас взрослым самое время задуматься, как и где мы все еще можем продолжать играть. У каждого есть сокровищница визуальных и эмоциональных воспоминаний о детских играх — том периоде, когда у нас была роскошь не волноваться о времени и позволять нашему воображению парить в воздухе. Мы не знали, что такое запреты и стеснение, а просто были самими собой. И эти приятные воспоминания об игре все еще способны нас многому научить. Что случилось бы, если бы мы, взрослые, позволили себе играть и сейчас?

Фотографии игр напоминают, что самое важное и нужное — связь друг с другом и осознанность, «социальный клей», объединяющий людей в мире и радости. В этом и заключается суть игры, и хорошая новость — мы все уже прекрасно знаем, как это делать!

Фото автора: Крис Мишель